Там, где не видно.

Энергичной походкой я шел по грязному от вечных дождей асфальту, зажимая в губах сигарету, ощупывая кончиком языка ее горький, размякший от слюны фильтр. Подкурить сейчас не представлялось никакой возможности, но я собирался сделать это при первом укромном местечке, который попадется мне. Безлюдном, тихом, защищенном от сильных порывов ветра, что гасили огонек, беснующийся на конце спички. Хотелось присесть на корточки,приподняв черное пальто, дабы случайно конец того не макнуть в одну из грязных луж, и посматривать на прохожих. Воздух пропитался влагой и песком. Совершенное сочетание, лучше любого парфюма. Теплее укутываясь, поднимая и так высокие ворота свитеров, смельчаки, не боящиеся простудиться – водолазок, люди приходили мимо меня, словно мимо черного кота за углом. Кота, слившимся с темнотой. Лишь зеленые, огромные глазища посматривают исподтишка. Крепко затянувшись, струями я выпускаю сизый дым, едва приоткрывая губы. -Опять дымишь, как паровоз? – где-то из-за угла слышится низкий мужской голос с хрипотцой толи от табака, толи от старости... Странно, пожалуй. Впервые я не могу разобрать. Лишь в голове засела мысль, что где-то этот голос я уже слышал... Явно слышал. До боли знакомый баритон приближался ко мне по мере тяжелых шагов мужчины. Но его не было. Нигде. Резко встав с корточек, я дернулся в сторону скорее от неожиданности, нежели от страха. Передо мной стоял дед. Мой дед. Тот, что погиб шестнадцать лет назад. Когда я пошел в первый класс, когда хотел разделить с ним свои чувства так, как не желал никогда. А ведь он так боялся не дожить... Не увидеть своего внука, гордо шествующего к открытым дверям школы. И он не дожил. Потому что он хотел, потому что жизнь сурова... И сейчас, находясь в двух шагах от него, волосы дыбом встали на голове. -Ну, чего рот разинул? – усмехается он, пока я стою в полном оцепенение. Вдоль позвоночника пробегается холодок. Его глаза с присущей желтизной и высветившей радужкой хмурятся, все еще испепеляя меня взглядом. Губы дрогнули, уголки медленно, едва заметно поползли вверх. -Я так скучал по тебе, - стоит. Как вкопанный, не решается подойти, спугнуть. И я бы не подошел. -Я... тоже, - неуверенно выдавливая слова, я понимаю, на сколько сильно люблю его. И пускай с годами эта любовь стиралась, как маркер стирается с глянца. Главное, что я помню. Сейчас. Все еще помню... – Я тоже! – резко повторяю, искренне надеясь показать ему свою отдачу. Настоящую. И слезы незаметно брызнули из глаз. Ты кажешься мне? Чудишься? Как параноику чудятся мосты? Плевать! Ты и представить не можешь, как я хочу обнять тебя. Своего единственного родителя, своего единственного друга... Крепко прижаться к твоему телу, обхватив его руками, почувствовать тепло от вязанные жилетки из шерсти ламы, в коей ты разгуливал со мной, когда я, будучи совсем мальчишкой, просил отвести меня в детский уголок. И плевать, что будет сейчас! Я хочу обнять тебя. Показать, что не забыл... Не забыл единственного дорогого мне человека! Но стоило податься вперед, мужчина отошел. Резко дернулся в сторону, сжимая руки в кулаки. Глаза его покраснели, по густой седой бороде, обрамляющей шею и подбородок поструились алые капли, падая на землю и разбиваясь на тысячи незримых осколков. В безмолвном ужасе я стоял, наблюдая за чудовищной картиной. Сердце сжималось от боли, хотелось проснуться. Понять, что это всего навсего сон. Такой гадкий, мерзкий сон. Кто-то бьет тебя по больным точкам. По тем местам, где давно покрываются коркой шрамы. -Дедушка, - протягивая руку, я чувствую, как ее орошают горячие брызги бурой крови, выплескивающиеся изо рта самого дорого мне человека. Боже... что творишь ты со мной? Уйди! Прошу, уйди, оставь меня в покое! Крепко зажмурив глаза, до боли стискивая зубы, я прячу лицо в ладонях. Лишь бы не видеть всего этого ужаса! -Дедушка? – тихий, дрогнувший голос вколачивается колом в гробовую тишину. По прошествию минуты, когда в черноте заплясали яркие огни, а скулы свело, я приоткрываю веки. И не вижу перед собой. Никого. Лишь бурая лужа растекается на темном асфальте, напоминая мне о том, что теперь я вряд ли забуду. Напоминая мне о единственном родном человеке, образ которого навсегда отпечатался в душе...