This also may be

There's a firefly loose tonight Better catch it before it burns this place down And I lie if I don't feel so right But the world looks better through your eyes.*

      Если бы все было так просто, жизнь можно было бы менять одним щелчком пальцев. Прошел месяц - снег все не сходил, апрель наступал неимоверно быстро, время было одним из тех прохожих, которые вечно куда-то торопятся. Сейчас все по-другому, хотя ничего не изменилось. Это странное ощущение - знать, что ничего не меняется, но продолжать верить, что каждый день чем-то отличается от предыдущего. Пару раз мне звонил Эрик. Не знаю, к чему это, но он ничего не требовал, лишь спрашивал, как я себя чувствую и все ли хорошо. Мне оставалось лишь говорить, что все в порядке и я иду на поправку. Больше вести беседу с ним не было смысла, но я всегда ждала, пока он первым положит трубку - сердце учащенно билось из-за чувства вины, юноша, видимо, о чем-то переживал. Возможно, я чем-то навредила ему или обидела, но я ведь не хотела сделать ему больно, верно? Гарри действительно выкарабкался из пут журналистов, верно следуя тому собственному плану, о котором я дико хочу узнать, но мои же слова "мне неинтересно" этого не позволяют. За это я себя ненавижу. Но не только за это. Мне всегда было интересно - так ли это, что я сильно изменилась после того, как потеряла память. Кто-то пожимал плечами, кто-то опускал глаза, а мама говорила мне, что все это последствия амнезии. Но никто, ни единый, не ответил на мой вопрос четко, без угрызений совести. А Стайлсу, кажется, было все равно, с кем проводить время. Я не вернулась в больницу, папа был категорически против. Кажется, он единственный, кто действительно верил в мое полное выздоровление. Но даже он не знал, что пробелы в моей памяти никогда не заполнятся. Врача, все-таки, вызвать пришлось. Всего один раз, но и этого мне хватило, чтобы решить, что все это выдуманное лечение - лишь отговорки. Приходил мужчина: на вид - лет пятидесяти, с проседью в волосах. Он сказал мне, что я стала одним из тех немногих счастливчиков, к которым вернулась часть памяти благодаря таблеткам. Даже врачи все еще ссылаются на то, что на меня подействовали их "профессиональные" препараты. Моей версией никто не интересовался, хотя я пыталась вставить хоть слово. Не вышло. Глупые. Если человек был дорог мне, я бы узнала его. Обязательно бы узнала. Может, со временем. Может, с посторонней помощью. Но не таблетки. Нет. И вообще, меня сильно задевает один чертов факт: мама думает, что я настолько изменилась, что даже перестала носить, якобы, неизменную розовую резинку для волос, сменив ее на фиолетовую. Если ей настолько важны детали, к чему тогда я? Я все еще остаюсь в себе и я все еще та самая Тара Уинстли, заключенная между выдумкой и явью, добром и злом. Стайлс не выбирал между белым и черным, а оставался в зоне серого. Это делало из меня куклу, марионетку, подвластную воле случая. Кейтлин присоединилась к мнению врачей о таблетках, чего я от нее не ожидала. Несмотря на это, она не падала в моих глазах даже после того, как не поверила мне. Возможно, она считала, что на мне сказалось долгое отсутствие. К тому же, я все-таки показала им коробку, которую мне дал Гарри. Таблетки. Таблетки для прикрытия. В какой-то момент я желала повернуть время назад, чтобы эта вроде бы невинная коробка оставалась лежать под тумбочкой. Зря я это сделала. Лондон совсем продрог, его холодное дыхание отнюдь не согревало меня: напротив, строило внутри меня свой собственный ледяной замок, и это заставляло меня попробовать тоску на вкус. Гарри стал одним из тех немногих, которые понимали меня, несмотря на эти чертовы выдумки-фантазии. Несмотря на то, что его верность можно променять на деньги. Стайлс неизменен, разве можно сердиться на такого? По крайней мере, я не могу. Он говорил, что любит меня. Воспоминания об этом все еще бросают мое тело то в жар, то в холод, вращаясь в пределах того несуществующего круга, который принято называть френд-зоной. Всего лишь тонкая грань. Он почти перешагнул ее. Почти. И меня не устраивает это "почти". Но я ведь не должна добиваться этого парня, верно? Верно. Я девушка, и у меня должна быть гордость. Несмотря на все еще не сложившиеся толком отношения, мы часами отлеживаемся у Стайлса дома. У него все еще не закончился чай: он купил его столько, что и за месяц не успеешь выпить. Когда я смотрю в чашку, в ней колеблются тени, а среди них мелькают едва заметные чаинки. Тепло и так уютно, как еще никогда не было. Что-то изменилось в этом чертовом мире, и я это чувствовала. Всем своим человеческим существом и телом. Интересно, Стайлс чувствовал то же самое? Черные снежинки в кружке продолжают мелькать, стоит только чуть подвинуть ее в сторону. День за днем, час за часом - я любила их. Любила их лишь потому, что, если легонько поднять глаза, я увижу Гарри. В этом и заключается моя нечеловеческая любовь к этому миру. Но только не к себе. Я буду любить кого угодно, но не себя. И в глубине души я понимаю, что это неправильно. В течение последних недель я появляюсь дома только утром и поздно ночью, когда возвращаюсь с прогулок со Стайлсом. Как-то раз приезжала Джемма. Я была настолько рада, что не удержалась и провела с ней несколько дней подряд, пока она не уехала. Она оставалась все той же Джеммой Эмерсон и не менялась. Это заставляло меня думать, что я тоже никогда не изменюсь. Когда я рассказала об этом маме, она лишь пожала плечами и продолжила мыть посуду. Все должно было вернуться на круги своя. Однако, если это знак, что все идет к лучшему, - я ставлю пять долларов на то, что это неправда. Никогда бы не поверила. В этот раз меня просто так не проведешь. Наверное, я представляла свое будущее слишком туманно. Настолько, что все мое время уходило на Стайлса, а он даже не спрашивал, почему я всегда нахожусь с ним. Время уходило, как песок сквозь пальцы, и в итоге я не нашла его даже для того, чтобы перекрасится в свой настоящий русый цвет. Хотя, разве этим определяются перемены? В конце концов, я решила, что эти перемены стоит начать со своего внешнего вида. Однако пришлось отложить поход к парикмахеру на несколько недель вперед. Эта жизнь катилась к чертовой матери, все шло по тому обороту, который я должна была принять за судьбу. Стайлс оставался Стайлсом, Эмерсон оставалась Эмерсон, Кейтлин оставалась моей сестрой, и я - единственная, кто все еще не может определить, что происходит. Хотя бы внутри. Хотя бы в себе. На этот раз глупыми я ощущала не всех вокруг, а только себя. Мотылек в банке почти выбрался из под крышки, как только его снова заточили на вечное проживание в этом замкнутом стекле. Пусть и хрупком, но тонкими крылышками его не пробить. Мне остается ценить то, что у меня есть. Да, это правильно - что-то подсказывает мне об этом. Но разве мечтать - плохо? Совсем нет. Сегодня Стайлс обещал, что мы прокатимся до пристани, увидим закат. Я верю, что это красиво, и только поэтому согласилась. Думаю, он не обманет меня, ведь сейчас я ближе к нему, чем к кому-либо другому. Изучив его внутренний мир и слабости, все встало на свои места. Возвращайся, Уинстли, восвояси, не твое это дело - лезть в чужие души. Перед тем, как выйти из дома, я окидываю взглядом свою комнату. Просто так, напоследок, лишь бы знать, что я еще вернусь. Каждый момент настолько дорог для меня, что я перестала замечать счет минут или дней, полагаясь на свои внутренний часы. А все-таки, никогда не знаешь, когда придется проститься с жизнью. Тот раз никто не предсказывал. Поэтому мне волей-неволей приходится понимать, что все, что я сейчас делаю, может стать последним за мою чертову жалкую жизнь. Мама коротко целует меня в лоб и говорит что-то об осторожности. И я буду осторожной. Даже не потому, что так сказала мама. Стайлс уже ждет меня в машине на подъездной дорожке. Он здоровается, а я сажусь на переднее сиденье, сжимая в обоих ладонях сотовый. Совсем недавно Джемс обещала перезвонить. Стайлс улыбается, я пытаюсь на него не смотреть, но он излишне притягивает мой взгляд. Погода оставляет желать лучшего, отчего я ежусь, продолжая смотреть в окно. - Говорят, снег в Реддиче понемногу начинает таять, - весело говорит Гарри, выезжая на трассу. Он коротко взглянул на меня и подмигнул. В глазах мелькал хитрый огонек. - Может, съездим на пару дней? Я вспоминаю вечера в отеле и невольно краснею. Стайлс замечает это и, будто бы специально, громко смеется. Я низко опускаю голову, чтобы он не видел, что я начинаю улыбаться. - Думаю, это не самая хорошая идея, - говорю я после недолгого молчания, хотя сама понимаю, что на самом деле думаю иначе. Там Джемма и Холли, там - вечера в отеле и передозировка нежности. Мне остается только вздохнуть. К пристани мы приезжаем через сорок минут, но вместо прогулки по берегу поднимаемся на крышу какого-то невысокого здания по пожарной лестнице. Я слабо протестую, говоря что-то о полиции, но Стайлс настаивает на своем. Стемнеет через полчаса или час, но я не боюсь ожидания. Даже напротив. Гарри садится на край крыши и жестом приглашает меня присесть рядом. Я боязливо морщусь и тихо стону, но, как только мои ноги свободно болтаются в воздухе, Стайлс обхватывает меня за плечи, тем самым прижимая к себе. - Здесь не так уж и высоко, но я все равно чувствую себя неуютно, - бормочу я, неуверенно ерзая. Гарри продолжает улыбаться, смотря, как внизу снуют люди. Они нас не видят? Ерунда. Мы должны сейчас же уйти, если не хотим, чтобы нас заметили. Но на самом деле я хочу остаться. Мало ли, когда еще я смогу вот так вот сидеть с человеком, который мне дорог? Стайлс, будто чувствуя, о чем я думаю, крепче обнимает меня. - Возможно, уже через пару недель моя персона тебе надоест, - вдруг говорю я и часто моргаю, понимая, что не должна была этого произносить. К моему удивлению, собеседник пожимает плечами. В глубоком синем мелькнул оранжевый. Я хмурюсь, смотря, как солнце невероятно быстро сменяет свои краски. - Но ведь я еще не надоел тебе, Уинстли, - Гарри усмехается, и я подозреваю, что в этой усмешке таилось что-то еще, помимо веселья. Сегодня у Гарри Стайлса невероятно хорошее настроение. Сегодня я действительно ощущаю, что живу. Это странное ощущение - знать, что ничего не меняется, но продолжать верить, что каждый день чем-то отличается от предыдущего.