Сага о Блэках

Так уж повелось испокон веков, что почту в Хогвартсе можно было получить только утром, за завтраком. По мнению и директора, и попечителей Хогвартса, и всех преподавателей, это совершенно неправильно и способствует беспорядку, если совы бесконтрольно летают по всему замку. Чары, наложенные на совятню, притягивали туда всех почтовых сов, не позволяя им стучаться в окна гостиных, коридоров и — не приведи Мерлин! — учебных классов во время занятий. И только утром стая почтовых птиц врывалась в Большой зал, неся студентам письма и посылки от родителей, а также газеты: для студентов старших курсов хорошим тоном считалось просматривать за завтраком «Дейли профет». В тот декабрьский день, как обычно, совы принесли почту. Дети младших курсов, прочитав письма от родных, наперебой делились новостями: магический мир немногочислен, здесь почти все приходятся друг другу родственниками и свойственниками. Старшекурсники степенно листали газеты, негромко обсуждая прочитанное и обращая внимание друг друга на какие-то статьи и заметки. Интересы, впрочем, у всех были разными, и это хорошо было заметно по тому, что читалось в первую очередь. Кто-то уделял больше внимания информации от Министерства магии, кто-то предпочитал экономические новости всем прочим, а были и такие, кто начинал (а зачастую и заканчивал) чтение газеты с раздела спортивных новостей. Девушки-старшекурсницы мало интересовались газетами, разве что колонками светских новостей и иногда спортом. Таково было то время, когда считалось, что женщина не может и не должна интересоваться такими сложными вещами, как, например, политика; если же речь заходила о, скажем, Артемизии Лафкин, Жозефине Флинт, Отталин Гэмбол или Эванжелин Орпингтон, то обыкновенно говорили: «Они же были Министрами!», — словно это в корне меняло их женскую природу и будто бы они родились сразу Министрами. Особо ярые противники женщин во власти не забывали напомнить про Гортензию Миллифут, чья деятельность на посту Министра была, конечно, небесполезной для магической Британии, но согласитесь, что регламентировать законом остроконечность шляп — это уже слишком. А Присцилла Дюпон? Ну что за женская блажь — ненавидеть маггловского премьер-министра Палмерстона настолько, что постоянно нарушать Статут о секретности, превращая монеты в карманах его пальто в лягушачью икру! И ненависть-то её была абсолютно иррациональной, но из-за неё Дюпон лишилась поста. Одно слово: женщина. (Правда, своей цели Дюпон достигла: через два дня после её ухода с поста Палмерстон подал в отставку. Женщина…) Словом, пока их сокурсники листали газеты и приобщались к тому миру, что ждал их за стенами Хогвартса, девушки обсуждали какие-то свои новости, временами давали друг другу почитать свои письма. Правила Хогвартса запрещали читать за завтраком книги, а потому те, кто по каким-то причинам не участвовал в беседах, старались побыстрее поесть и покинуть шумный и оживлённый Большой зал. И среди этой утренней суеты мертвенно-бледная белокурая семикурсница-слизеринка невидящим взглядом уставилась в письмо, доставленное незнакомой совой, судорожно стиснув его в руке. Девушка даже не услышала, как обеспокоенная её видом Урсула Флинт окликнула её. — Блэк! — чуть громче повторила Флинт, протянув руку к письму в руке Элли. — Что тебе такого написали? Скорее намерение Урсулы взять письмо, чем её слова, вырвало Элли из оцепенения. Она проворно сложила письмо Айлы и, забрав нераспечатанное ещё письмо матери, покинула Большой зал, бросив подруге: — Увидимся на чарах. Зайдя в пустой заброшенный класс, коих много в Хогвартсе, Элли ещё раз перечитала письмо сестры и, достав волшебную палочку, подожгла его. Бросив горящий листок на каменный пол, она дождалась, пока он не догорел, и тщательно растёрла пепел ногой. И только теперь вскрыла письмо от матери. И как-то совсем не удивилась тому, что мать, не объяснив ничего, просто поставила свою младшую дочь перед фактом: отныне у неё нет сестры, и переписываться с ней или — тем более! — встречаться категорически запрещено. И это письмо Элли сожгла, зная, что любопытная и временами ужасно бесцеремонная Урсула не преминет сунуть нос в её вещи и прочитает то, что ей знать не следует. Задумчиво водя пальцем по губам, Элли решала, как ей быть. Мать явно не собиралась ничего объяснять, скорее всего, потому, как полагала девушка, что сама не знала. Отец же подобные вопросы расценивал не иначе, как посягательство на свой авторитет, а это обычно ничем хорошим не заканчивалось. Однако же нельзя было утверждать, что Элли совсем-совсем нечего было ответить сестре. Кое-что она всё-таки знала, но не была уверена, что это имело прямое отношение к произошедшему. А если и имело, то неизвестно, как бы отреагировали родители, узнай они то, что знала их младшая дочь. Так и не придя к какому-то конкретному решению, Элли поспешила на занятия. *** Произошедшее событие оказало на тихую и размеренную жизнь Блэков такое же воздействие, каковое оказывает камень, с силой брошенный в сонную гладь старого пруда. Презрев все условности и откровенно узурпировав права Сигнуса, ибо только ему подобало сообщать остальным родственникам об изменениях в своей семье, Старая гадюка отправила прямо-таки дышащие злорадством письма своим племянникам, извещая их о том, что нашёлся один истинный Блэк, ставящий честное имя семьи превыше всего. Нет, разумеется, и она ничего не знала, но ей это было и не надо, ей вполне хватило гневной фразы внучатого племянника: «Она опозорила моё имя, она мне больше не дочь». Финеас, как и Элли, узнал всё от матери. Первым побуждением молодого человека было пойти к отцу и узнать причины такого сурового решения, однако отцовский Круциатус — это явно не то, чем можно пренебречь. К тому же он не хотел, чтобы хоть что-то поставило под угрозу его собственный брак с Урсулой Флинт, и в этой ситуации исчезновение Айлы было намного предпочтительнее светских пересудов о её недостойном поведении. Она сбежала, и разгневанный отец отрёкся от неё — прекрасно, такое положение вещей позорит не семью Блэк, а только её саму. Но это уже её дело. Ликорус с некоторым удивлением ознакомился с письмом тётки и попросил Маженту написать Элле с тем, чтобы узнать, что же всё-таки произошло. Элла добросовестно описала ту позорную, на её взгляд, сцену, закончившуюся побегом Айлы из дома, и прибавила, что вскоре после этого Сигнус куда-то отлучился, а вернувшись, сказался больным и с тех пор с ней не разговаривает. И только от свекрови Элла узнала, что Сигнус отрёкся от своей старшей дочери, лишив её права именоваться Блэк, и что на знаменитом гобелене чернеет ещё одно пятно. Ликорус понимал, что ему необходимо поговорить с сыном, однако тот вежливо, но с плохо скрытым раздражением отказался разговаривать на эту тему с отцом или с кем-нибудь ещё. Глубокоуважаемый член Визенгамота, один из умнейших людей своего времени, примерный муж и семьянин, к своему же изумлению, воспринял этот отказ с некоторой долей облегчения, ибо совершенно не представлял себе, зная упрямство Сигнуса, как вести этот разговор и, главное, что должно стать итогом. Возвращение Айлы домой? Но это решительно невозможно, и к тому же глупая девчонка наверняка уже натворила что-то, что может бросить тень на гордое имя Блэков. Вскрыв за завтраком письмо от Старой гадюки, Рэгулус Блэк шутливо-вежливо обратился к своей супруге: — Моя дорогая миссис Блэк, знаете, что учудил наш с вами близкий и, к сожалению, недалёкий родственник, сиречь Сигнус? — Он изволил скончаться? — ровным тоном поинтересовалась Адара, наливая кофе себе и мужу. От унылого, предсказуемого ипохондрика Сигнуса она иного не ожидала и, предположив такое, в мыслях уже прикидывала, сколько времени они с мужем должны носить траур по усопшему племяннику. — Пока нет, но не удивлюсь, если это его доконает, — хмыкнул Рэгулус. — Он выгнал Айлу из дома и выжег её с гобелена! Старая гадюка просто счастлива. В отличие от мужа, Адара занималась своей почтой после завтрака, но сейчас она перебрала письма на подносе и вытащила одно, от Маженты. Вскрыв его и пробежав глазами текст, женщина протянула лист мужу: — Мажента написала Элле, но та уверяет, что ничего не знает. Прочитав письмо, Рэгулус заметил: — Сигнус всегда был самодуром. Странно, что жена от него до сих пор не ушла. Дочь вот уже сбежала. Не удивлюсь, если ради того, чтобы не выходить за Лонгботтома. У неё с кем-то роман? Адара отрицательно качнула головой, невольно размышляя о том, где теперь Айла и чем занимается. Она не сомневалась, что Рэгулус охотно поддержал бы девушку, по крайней мере финансово или ещё как-то помог — просто чтобы досадить и брату, и Старой гадюке, и Сигнусу. Но сделает он это не раньше, чем Айла сама обратится за помощью; вероятность же такого развития событий была исчезающе мала. И поневоле Адара, мать двух дочерей, задумалась о том, что бы она сделала, если бы в подобной ситуации оказались Кассиопея или Андромеда. Но как она ни пыталась, осознание того, что её Рэгулус не выгнал бы свою дочь из дома, что бы та ни натворила, мешало ей проникнуться глубиной трагедии. Если бы члены семьи узнали, что сделал Арктурус Блэк, едва прослышав о случившемся, они были бы до крайности удивлены и, пожалуй, даже возмущены, хотя сам Арктурус не видел в своём поступке ничего странного. Вечером того же дня он посетил один неприметный особняк чуть в стороне от Диагон-аллеи, прекрасно известный многим благородным джентльменам (и даже некоторым благородным леди, встречавшимся там со своими любовниками), но, в отличие от обычных гостей, он, не называя имён, просто задал несколько вопросов. Полученные ответы удовлетворили его любопытство и успокоили даму, по просьбе которой он туда и отправился. И только Фиби Блэк, отправляясь спать вечером того дня, когда Сигнус отрёкся от Айлы, неожиданно почувствовала зависть к своей бывшей воспитаннице. Да, она теперь не Блэк, она лишена той защиты, что даёт семья, многие двери отныне закрыты для неё, но зато она свободна. Свобода — вот о чём мечтала бедная и никому не нужная Фиби и на что ей не хватало смелости. *** Разумеется, всего этого Айла не знала, и ей даже в голову не пришло написать ещё кому-то из родственников, кроме сестры. Утром следующего дня она, прекрасно знакомая с правилами Хогвартса, и не ждала ответ; её занимали абсолютно другие вещи. Например, такая банальная вещь, как комнатные туфли. Конечно, можно трансфигурировать свои зимние полусапожки, но беда в том, что, как уверяет миссис Битон, частые превращения плохо сказываются на прочности вещей. Вот носовой платок можно каждое утро превращать в расчёску, в конце концов, он стоит намного дешевле, чем обувь. Или финансовые вопросы. Накануне вечером девушка, пользуясь советом миссис Битон, этой королевы всех домохозяек, и маггловских, и волшебных, аккуратно расчертила лист пергамента в таблицу доходов и расходов и внесла в неё всё-всё: и ту сумму, что была в её кошельке изначально, и те деньги, что она получила за серьги и кольцо. В графе расходов значились покупка Эрмины (тут Айла посмотрела на котёнка, который, сидя на окне, разглядывал улицу), комната, еда и книга. Тщательно пересчитав деньги, Айла отложила 14 галлеонов — стоимость её пребывания в этой комнатушке ещё две недели. Пообщавшись с эльфом, девушка узнала, что такое «блюдо дня», встречавшееся в меню и стоившее всего 1 сикль. Это оказалось очень удобной придумкой, и Айла вручила домовому эльфу не 14, а 15 галлеонов, сразу включив в оплату за две недели свои ужины и питание Эрмины. И уж безусловно, самым полезным оказалось заклинание, от которого на дровах в камине плясали голубые язычки пламени, почти не сжигавшие древесину и поддерживавшие тепло в комнате. Однако у этого заклинания были и свои недостатки: огонь горел, только если маг, который зажёг его, находился в комнате неотлучно, а дрова перед этим горели в обычном пламени. Да и, как выяснилось утром, комната всё же остывала, хотя и не так сильно, как при погасшем камине. Позавтракав, Айла засела за дальнейшее изучение книги. Пролистав разделы, посвящённые упаковке и хранению одежды (краем глаза отметив совет накладывать на дорожные и прочие сумки заклинание незримого расширения), уборке дома, девушка нашла заклинание, позволяющее создать обувь. Она прекрасно знала, что созданные с помощью магии предметы недолговечны (это только магглы считают историю о Золушке сказкой; волшебники прекрасно знают, что это самая что ни на есть быль), но в её случае это было намного лучше, чем ничего. Ощущая себя прилежной школьницей, девушка несколько раз повторила словесную формулу заклинания, потом изобразила нужное движение палочкой и, решив, что всё нормально, попробовала наколдовать себе комнатные туфли. К её удивлению, всё получилось с первого раза. Конечно, неидеально; было заметно, что левая туфля чуть больше правой, но обувь явно не собиралась сразу же расползаться и исчезать, и в ней можно было ходить. Правда, полчаса спустя туфли всё-таки исчезли. Айла создала их ещё раз и продолжила изучать советы миссис Битон. С некоторой опаской она открыла раздел кулинарных рецептов. Никогда в своей жизни мисс Айла Блэк ничего не готовила и даже не представляла себе, как это делается. Она никогда не задумывалась над тем, как растения, которые она видела на картинках и в теплицах, превращаются в напитки и еду, но осторожно предполагала, что процесс приготовления пищи чем-то схож с зельеварением. И девушка с радостью убедилась, что была права в своих предположениях. В зависимости от рецепта ингредиенты следовало нарезать, варить то на сильном огне, а то на медленном, добавлять в определённой последовательности, помешивать, процеживать, протирать, остужать… Айла порой плохо представляла себе, как выглядят те или иные продукты, но, увидев, что действия при приготовлении пищи ей хорошо знакомы, несколько успокоилась. Ей даже захотелось попробовать приготовить что-нибудь несложное, но это было совершенно невозможно. Вот разве что чай… «Не может не вызывать удивление привычка некоторых волшебниц поручать приготовление чая прислуге, хотя каждой разумной жене должно быть понятно, что её мужу будет намного приятней получить чашку ароматного чая, приготовленного любящей супругой, нежели пусть и умелыми, но бездушными руками домовиков, тем более что магия отрицательно сказывается на вкусе напитка, — писала миссис Битон. — Можно пить чай из наколдованных чашек, однако ни в коем случае не следует для его приготовления применять наколдованную посуду или воду. Конечно, если иного не остаётся, например, в путешествии, то это вполне допустимо, однако необходимо помнить, что вкус будет несколько отличаться от нужного, и не в лучшую сторону». Прочитанное несколько озадачило Айлу, и она даже перечитала последние строки. Потом вернулась в начало раздела, где миссис Битон недвусмысленно предостерегала против применения магии при приготовлении пищи: «Можете заколдовать ножи, чтобы они чистили или резали овощи, мясо или хлеб; можете заколдовать ложку, чтобы она помешивала, или толкушку, чтобы она размяла картофель в пюре, можете перемещать горячие кастрюли заклинанием левитации, но ни в коем случае, если вы хотите приготовить вкусное блюдо, не используйте режущие заклинания, не превращайте одни продукты в другие, не пытайтесь с помощью волшебства ускорить процесс приготовления пищи и даже не изменяйте колдовством размеры посуды. Чем меньше магия касается пищи, тем лучше». Девушка вспомнила свои уроки по зельеварению. Сколько бы ни надо было нарезать ингредиентов для зелий, профессор Бёрк говорила делать это вручную и только вручную. И если сказано было, что зелье должно закипеть на медленном огне, ни в коем случае нельзя было доводить его до кипения нагревающим заклинанием. Ведь в результате получалось совсем другое зелье. — Да, это очень похоже на зельеварение, — вполголоса произнесла Айла и продолжила читать про чай. «Нет ничего сложного в том, чтобы приготовить хороший чай, — писала далее миссис Битон. — Если у вас есть кипяток и качественные чайные листья, вне всяких сомнений, напиток будет хорошим. Налейте в заварочный чайник немного кипятка, оставьте на 2—3 минуты, чтобы чайник прогрелся, и вылейте воду. Старинное правило, что нужно класть чайные листья из расчёта одна чайная ложка на чашку и ещё одна на чайник, всё ещё в силе. Положите чай в заварочный чайник и налейте кипяток примерно до половины объёма. Закройте крышку и оставьте настаиваться 5—10 минут, по истечении которых долейте кипяток доверху. Чай будет испорчен, если при его приготовлении использовать некипящую воду, ибо листья не раскроются, и их вкус будет бесцветным — фактически получится тёпленькая водичка». — Значит, нужны чайные листья, кипяток и чайник, — сообщила Айла Эрмине. Котёнок изумлённо-восхищённо посмотрел на свою хозяйку, а затем, коротко мявкнув, подошёл и потёрся мордочкой о руку девушки. Почёсывая Эрмину за ушком, Айла продолжила: — Это, конечно, лишние траты, но чашка чая у миссис Квигли стоит целых два кната. А сколько стоит чай? И чайник? Здесь написано, что дешевле готовить самой, чем питаться где-то ещё. К сожалению, миссис Битон не написала ничего о ценах, ограничившись лишь ремаркой, что «нет никакого смысла указывать стоимость товаров и продуктов, ведь всё имеет тенденцию дорожать». Не написала она также и где можно купить чай. — Представляешь, Эрмина, — сказала Айла, — мне уже 18, я закончила Хогвартс в статусе лучшей выпускницы, собиралась выходить замуж — и я даже не знаю ни где покупают продукты, ни сколько они стоят! Хорошо ещё, что я знаю, что такое кипяток, а то было бы совсем стыдно! Так что я сейчас оденусь и схожу за покупками. Вчера я видела магазин, где продаётся посуда. Думаю, если я куплю у них чайник, они подскажут мне, где продаётся чай. А ты оставайся дома и не скучай, я скоро вернусь! Диагон-аллея встретила девушку искрящимся на солнце снегом, который прохожие уже покрыли причудливым кружевом своих следов. Временами эти дорожки следов прерывались, заканчиваясь округлым пятном: кто-то отсюда аппарировал. Бывало и наоборот, когда цепочка отпечатков ног на снегу начиналась от такого пятна: кто-то аппарировал на Диагон-аллею и отправился по своим делам. Айла обернулась и попыталась найти окно своей комнатушки. Ей это удалось, и почему-то на душе стало тепло и хорошо. Поправив шляпку, девушка отправилась в посудную лавку. Она долго выбирала себе заварочный чайник, обращая внимание в первую очередь на цену. Девушка сочла неразумным покупать большой чайник, ведь ей не с кем пить чай. Наконец она выбрала прехорошенький фарфоровый чайничек, наверное, самый маленький из тех, что мог предложить хозяин магазина, и небольшой медный на ножках, для кипятка. «Прекрасный выбор, мисс», — сказал продавец, получая от девушки три сикля и вручая ей её покупки. Он был настолько любезен, что подсказал, как пройти в бакалейную лавку. Убирая покупки в сумочку, Айла с радостью убедилась, что на ту было кем-то наложено заклинание незримого расширения — странно, что она не подумала об этом заранее! За полфунта чая бакалейщик запросил девять кнатов — это оказалось намного дешевле того, что ожидала Айла. Помня, что в «Дырявом котле» чашка стоит два кната, зная, что на чашку следует тратить одну чайную ложку чая, и видя, сколько это — полфунта, — Айла поняла, что этого количества ей хватит намного больше, чем на четыре чашки. — Когда нальёте чай в чашку, — доброжелательно сообщил бакалейщик, — добавьте в чайник ещё кипяток: чай полнее раскроет свой вкус. И рекомендую пользоваться грелкой для чайника. — Грелкой? — удивилась Айла. — Совершенно верно, мисс. Грелкой, — бакалейщик показал что-то похожее на шапочку, но с дырками для, как догадалась девушка, носика и ручки чайника. — Самая необходимая вещь для правильного неторопливого чаепития, ведь чай любит тепло. «А у миссис Битон об этом ни слова», — с некоторой обидой подумала девушка, убирая свою покупку в сумочку. Грелки для чайника у неё не было, но ведь можно накрыть чайник муфтой, не правда ли? Попрощавшись с бакалейщиком и пожелав ему хорошего дня, довольная собой Айла покинула бакалейную лавку. Возможно, это было глупо и смешно, но Айла действительно была очень довольна собой: ей удалось уменьшить предстоящие расходы, ведь теперь между завтраками и ужинами она сможет пить горячий чай, который будет готовить сама. А это всё-таки 4, а то и 6 кнатов в день, в неделю, стало быть… Расчёты Айлы были прерваны пренеприятнейшим образом: из ювелирной лавки наперерез ей выскочил встрёпанный ювелир, схватил её за руку и потащил за собой, восклицая: — Вот она, сэр! Воровка! Арестуйте её! Айла попыталась было вырваться, но услышав обвинение в воровстве, растерялась и позволила увести себя в лавку. — Вот! — торжествующе провозгласил ювелир, обращаясь к пожилому аврору с уставшими глазами и подталкивая к нему девушку. — Это она украла кольцо! — Здесь какая-то ошибка, — робко возразила Айла. — Я ничего не крала… Ювелир хотел что-то сказать, но осёкся под тяжёлым взглядом аврора. — Аврор Трелони. Как вас зовут? — хмуро спросил он, внимательно глядя на хорошо одетую испуганную девушку. Казалось, его взгляд проникал ей в душу. Проститутки, мошенницы, воровки и даже убийцы — этих женщин за всю свою долгую карьеру Трелони повидал предостаточно; стоявшая перед ним девушка не подходила ни под одну из этих категорий. Он мысленно произнёс простенькое заклятие, которое разучивают в самом начале курса подготовки авроров и которое позволяет определить, лжёт ли стоящий перед служителем закона человек. — Мисс Айла Блэк, сэр, — ответила девушка, ощущая лёгкую дурноту. — Вот как? — кустистые брови аврора чуть приподнялись. — И вы имеете отношение к дому Блэк? — Да, сэр, — тихо, но твёрдо ответила Айла. — Мой отец Сигнус Блэк, а моя мать Элла Блэк, урождённая Макс. Ощущение дурноты усиливалось, к горлу подкатывала тошнота, но девушка собрала все силы, чтобы не упасть. Аврор кивнул, словно соглашаясь с тем, что Айла действительно принадлежит к семье Блэк. — Позвольте вашу палочку, мисс Блэк, — произнёс аврор, протягивая руку. Взяв палочку, Трелони жестом подозвал своего напарника, стоявшего поодаль, и передал её ему: — Проверь у Олливандера. Второй аврор вышел из лавки и с порога аппарировал, а Трелони обратился к девушке. — Почему этот человек обвиняет вас в краже? — Я не знаю, сэр. Я была здесь вчера, продала своё помолвочное кольцо… — Помолвочное! — простонал ювелир. — Вы не сказали, что оно помолвочное! — А вы не спрашивали, — возразила Айла. Дурнота немного отступила, дышать девушке стало легче, и, хотя она чувствовала себя неловко и неуверенно без своей палочки, она старалась держаться с достоинством. — Вы взяли кольцо, поводили над ним палочкой и предложили мне за него пятьдесят галлеонов… — Пятьдесят? — внимательно слушавший аврор чуть нахмурился. — А мне вы сказали о краже кольца за двести галлеонов. Как это понимать, мистер Роул? — Ну и что с того, что я купил кольцо за пятьдесят галлеонов и решил продать его за двести? Это бизнес! Её устроила моя цена! Теперь я понимаю, почему… Это мошенничество! Она продала мне кольцо, зная, что оно скоро исчезнет! Пусть вернёт деньги сейчас, и я соглашусь не доводить дело до суда. — Что? — вырвалось у Айлы. — В тот момент, когда разрывается помолвка, кольцо исчезает, и бывшие жених и невеста освобождаются от каких-либо обязательств друг перед другом, — бесстрастно пояснил аврор. — Очевидно, это и произошло сегодня утром. Вы этого не знали? Или вы не предполагали, что помолвка будет разорвана? — Я… Нет, сэр… Я думала, это произошло позавчера… Айле было стыдно, бесконечно стыдно признаваться в том, что два дня назад отец выгнал её из дома, что вчера, сочтя свою помолвку разорванной (ведь Лонгботтомы не захотят взять в невестки опозорившую себя девушку) и отчаянно нуждаясь в деньгах, она продала единственную оставшуюся у неё ценную вещь. Она молчала, не зная, что сказать. Перспектива предстать перед судом её страшила, но и вернуть деньги она не могла. В наступившей тишине все присутствующие услышали негромкий хлопок аппарации, и с улицы в лавку шагнул тот самый аврор, который носил палочку Айлы Олливандеру. — Всё в порядке, — коротко бросил он, отдавая волшебную палочку Трелони. Тот взял палочку и протянул её девушке: — Что ж, мисс Блэк. Вот ваша палочка и извините за беспокойство. У нас нет причин вас задерживать… — Что вы такое говорите? — вскричал ювелир. — Как это «нет»?! — Мистер Роул, — с угрозой в голосе произнёс аврор. — Мисс Блэк принесла вам кольцо. Вы осмотрели его, убедились, как я понимаю, в его подлинности и в том, что мисс Блэк является его владелицей, и согласились выплатить за него определённую сумму, так? — Не дожидаясь подтверждения, аврор продолжил: — Не буду интересоваться, почему вы предложили ей всего лишь четверть той суммы, в которую вы оценили кольцо. В конце концов, это ваше дело. Сделка состоялась и была совершена по всем правилам. То, что вы не распознали, что кольцо помолвочное, — это ваш собственный недосмотр, не имеющий к мисс Блэк ни малейшего отношения. Она не заставляла вас покупать кольцо. Так что если кто и может обратиться в суд, так это мисс Блэк. За то, что вы попытались опорочить её. Вы не согласны? Имеете что возразить? — Нет, сэр… На ювелира было жалко смотреть. Было видно, что он не ожидал подобной отповеди и, будучи человеком самоуверенным, привык во всех своих проблемах винить кого угодно, но только не себя. Мысль, что он по собственному недосмотру потерял пятьдесят галлеонов, была для него невыносима. Но и возразить ему было нечего, и он неловко переминался с ноги на ногу. — Простите, сэр, значит, я могу идти? — робко осведомилась Айла, всем сердцем желая оказаться подальше отсюда. Получив разрешение и попрощавшись, девушка вышла на улицу. Ей хотелось побежать со всех ног, а ещё лучше аппарировать, побыстрей оказаться в своей комнатушке, где она ощущала себя в безопасности, но она заставила себя идти медленно и спокойно, с достоинством, как и положено благовоспитанной девушке. Она закрыла за собой дверь комнаты и прижалась к ней спиной. Её трясло от ужаса, от осознания, что она была так близка к тому, чтобы её объявили преступницей. Она негодовала, что кто-то осмелился заподозрить её в столь низком поступке, и в то же время страшилась того, что осталась одна, и никто на свете не пришёл бы ей на помощь, если бы… Айлу охватывал жуткий холод при мысли о том, что было бы, если бы аврор Трелони не поверил ей. Она слышала об Азкабане и дементорах, ужасных настолько, что в человеческих языках не было даже слов для описания этого кошмара, но никогда не думала, что тюрьма может грозить ей самой. К этим чувствам примешивались горечь и обида на себя саму: может, её родители были не так уж и неправы, называя её глупой? Она продала кольцо всего за четверть его стоимости — это ли не глупость, не свидетельство её беспомощности и неприспособленности? Взобравшаяся на комод Эрмина, видя, что хозяйка никак на неё не реагирует, а, может, и почувствовав состояние девушки, — кто их знает, этих кошек, что они могут на самом деле, — робко пискнула. — Эрмина, — выдохнула Айла. Она схватила котёнка и прижала к себе, на её глазах показались слёзы. — Мерлин, а если бы… Она осеклась, теперь с ужасом представляя, что её пушистая Эрмина, её кошечка с доверчивыми голубыми глазами осталась бы совсем одна, и неизвестно, что бы с ней стало, ведь маловероятно, чтобы миссис Квигли приютила чужое животное… Котёнок ткнул носиком в подбородок девушки, понюхал воротник плаща, пощекотав шею Айлы пока ещё короткими, но густыми усами, и предпринял решительную попытку вырваться на свободу. Когда это не удалось, Эрмина старательно и очень выразительно зашипела. Казалось, ей это доставило особое удовольствие. Айла слегка улыбнулась и поставила котёнка обратно на комод. Сама же сняла и повесила на крючок плащ, положила шляпу и сумочку на комод, сполоснула руки и разожгла камин. Вспомнив, как сегодня у неё забирали волшебную палочку, девушка непроизвольно крепко сжала её в руке. Но небольшие хлопоты, которые в её положении можно назвать домашними, помогли ей успокоиться и взять себя в руки. — А теперь, — сказала она, обращаясь к Эрмине, — мы попробуем приготовить чай. Судя по тому, что написала миссис Битон, это не должно быть сложно. Она извлекла из сумочки свои покупки, но котёнка это уже не заинтересовало. Эрмина была занята тем, что отважно нападала на ленту шляпки. — Да, я помню, что применять Агуаменти — это не самое лучшее решение, — говорила Айла, обращаясь к Эрмине и наполняя медный чайник водой, — но другой воды у меня нет. Не платить же эльфу! И подогреть придётся заклинанием, не в камин же ставить чайник… Резкий стук в дверь прервал девушку. Обернувшись на дверь, Айла судорожно сглотнула. Ей подумалось, что это, должно быть, аврор Трелони, который всё-таки решил её арестовать. Преодолевая слабость в ногах, девушка подошла к двери и распахнула её.