Долгожданная встреча

— Ну, фотография и фотография... Какого черта я это сказала? Что я сейчас буду говорить?! Зачем? Так, Джуди, успокойся, приди в себя, глубоко вдохни и скажи вслух то, что первым придет в голову. — Вот я дура! — Эм... Прости, что? — Я... Ну, это... Ничего, в общем... — Прости, — поднялся Эрл. — Что. Ты. Сказала? На миг мне стало страшно. И именно в этот миг я пискнула: — Что я дура. — Пожалуйста, не говори так больше, — насупился Эрл. — Хочу и обзываюсь! — сказала я и показала ему язык. И наступило молчание. Такое... странное скажем так молчание. Я смотрела на него, он — на меня. И при этом всем — абсолютная тишина. Просто абсолютнейшая. Я... я не могу сказать, что это была тягостная тишина. Скорее, это была тишина спокойная, умиротворенная... и... счастливая. Я не знаю, как это объяснить. Ты сидишь и молча смотришь прямо в глаза тому человеку, которого... Любишь? Возможно. В которого влюблена? Вероятнее. Но в этот момент мне не хотелось думать ни о чем серьезном, а просто глядеть в его карие глаза... Брр! Долго лучше не смотреть — затягивает, прямо как в гипнозе... А он даже бровью не повел! Или... Или он всегда так на меня смотрит? Но эта тишина... Прекрасная тишина, которая, как "музыка ветра", весело звенит при одном твоем дыхании. Которая прекрасна настолько, что ты боишься нарушить ее лишь кротким движением пальцев. Которая обволакивает тебя, успокаивает и шепчет на ушко: "Мол, все хорошо. И было, и есть и будет хорошо!" Будем надеяться, господа и дамы. Будем надеяться... Ощущение было такое, будто мы то ли в гигантском аквариуме — казалось, проведи рукой, и по воздуху, как по воде, пройдет рябь. Казалось, что мы как мошки в янтаре, и что эта тишина будет длиться вечность. Что, конечно, прекрасно, но... пугает. — Эрл? — А? — Мы живы? — Не знаю, не знаю... И снова — молчанье. Не то чтоб оно мне было невмоготу, но... Скажем так: с ним мне хотелось молчать и разговаривать одновременно. Не знаю, возможно ли это... А так хотелось бы сказать ему столь многое, но при этом не нарушать эту звенящую, как весенняя капель, тишину! Хотелось многого: Прикоснуться к его руке, не двигаясь, — не нарушая момента; Хотелось сказать ему "Люблю", не раскрывая рта, — не нарушая момента; Хотелось перенестись с ним к тому обрыву с зеленой травой и старой-старой, но такой удобной с скамейкой! И тоже, не шелохнувшись. Но вдруг я очнулась, когда в меня ударила мысль: "Все это иллюзия..." — Э-эрл? — Ась? — Я разгадала парадокс.

***

— Хочу и обзываюсь! — сказала Джуди и показала мне язык. И наступило молчание... Я не хочу сказать, что оно было тягостное... Хотя, черт тебя дери, я это и хочу сказать! Черт, это похоже на начало спирали молчания*... Это когда у тебя страх высказаться перед кем-то, если ты в меньшинстве, который со временем лишь нарастает. И да, я в меньшинстве. Она для меня — все. А я для нее? Господи, как даже простое показывание языка может сбить уверенность влюбленного в том, что ты также любим. Черт! Мне надоело! Я в истерике искал в ее глазах ответа на все вопросы. Вернее, пытался. Пытался, черт подери! Я бы смог бы и не пытаться, а найти все ответы в глазах, если бы... Если бы это была бы не Джуди. У меня словно раздвоение личности произошло. Один говорил: "Посмотри, как прекрасны ее глаза!" Другой говорил: "Найди, найди же ответы на вопросы!" Но Первый, как обычно, отмахивался от второго. И хотя вокруг была тишина, я не мог ее услышать из-за шума в висках. Господи... Вы спросите меня, почему я оставил слово "тишина" без эпитетов? Потому что в моей жизни очень мало тишины, и само это слово для меня априори включает в себя тысячу и один эпитет. Что? Почему в моей жизни так мало тишины? Потому что и тишина у меня особая. Это даже не тишина звуков, а... Хотел сказать тишина мыслей, но они незаглушаемы. (Уж, извините, слишком я рационален) Скорее, я имел в виду их вялое течение, будто ты во сне. Это так приятно... Убаюкивает... И да, я знаю, что пять минут назад (а может и полчаса) я успокоился, лишь поглубже нырнув в голубой омут ее глаз. (И, да-да, знаю, это так... заезжено, но я микробиолог, а не литератор, в конце-концов!) Я... я даже не знаю, как начать разговор, или что я вообще могу сделать для развития событии. Я не люблю долго бездействия, что поделаешь. Но так же, как я не люблю бездействие, так я не люблю что-то резко менять, делать какие-то резкие движения... Если подумать, то моим животным символом наверняка будет черепаха. Пхах, надеюсь, что долголетие мне так же присуще. Хотя, какой от меня толк? Ну, так... Микробиологией... занимаемся... потихоньку... но это так, по мелочи... Всего лишь, призвание всей жизни... Если честно, последнее время я очень многого боюсь. И сумбур в мыслях тоже признак этого, к сожаленью. Господи, так хочется заорать: "Джуди, я тебя люблю!", но, когда я только готовлюсь хотя бы сказать это, я чувствую, как кадык в нервозе вжимается в глотку, не давая мне произнести ни звука. Эта борьба с собственным телом продолжалась и продолжалась, а я в то же время вспоминал положения "спирали молчания", так как я забыл какое-то важное положение: Первое. Люди боятся быть отвергнутыми людьми из их социального окружения, что называется «страхом изоляции», — не то, что я искал... Второе. Люди постоянно наблюдают за поведением окружающих, отмечая для себя, что получает одобрение, а что — неодобрение от общества, — в принципе то, но это у меня постоянно... Третье. Люди неосознанно издают собственные угрозы изоляции, показывая сигналы одобрения или неодобрения... Вот черт! Вот оно! Я ж последние полчаса так на нее смотрю!!! "Ай-яй-яй-яй! Ахтунг!" — метался я, пока... — Э-эрл?