Доза

Это было проблемой — оставаться сконцентированным. Не отвлекаться на воспоминания о былых грехах, на воображаемые наслаждения, на горькое послевкусие старых ошибок и унижений, на все страхи, ненависть и желания, которые обычно затмевают Свет. Такой вот парадокс: мы совершаем подвиги для тех, кому до нас уже нет никакого дела, а любят нас те, кому мы нужны и без всяких подвигов... Джон возвращался с работы поздно, в девять часов, а значит можно было спокойно дышать, без ещё больших угнетений при виде этого несчастного мужчины, потерявшего целый мир, вот так, сразу. Сам Ватсон понимал, что сам собой создаёт ироничную тишину, гнетущее молчание, даже без любых утешений или смеха. Да, смех спасал его. Первое время. Но вот она – стадия глубокого отрицания, глубокой печали с отторжением известных фактов и даже самый звонкий смех его малышки, его Рози не помогал. Однако скоро мужчина осознал — его дочь, его маленькая девочка слишком громко напоминает ему о своей потере, о Розамунд Мэри Ватсон… Он не мог оставить её у себя. Единственный человек, который ему мог помочь – Молли Хупер. Эта девушка не раз была тем самым живительным глотком воздуха для утопленника, мягким, мимолетным ветерком в его Аду. Почему не Хадсон? Потому что она с ним, с Шерлоком. С чёртовым убийцей, спровоцировавшим Норбери. Молодец, доказал всем, что самый умный? Ему всегда важнее всех было собственное эго, чувство собственной важности. Что-ж, теперь у него много времени потешить себя и свою самооценку. Страдает ли он? Джон не думал и думать не хотел. Вряд-ли, очень вряд-ли. Сегодня Джон вернулся раньше, в семь часов. На работе его понимали и поддерживали, ещё больше раздражая горе и подписывая печаль. Сейчас он был над пропастью, стоял и молчал. Он мог бы спрыгнуть, но кому останется Рози? Этому убийце? Молли сидела в большом мягком кресле с вниманием следя за малышкой, перебирающей пластиковые кубики. Игрушки бились друг о друга, создавая приятный звук. Хупер выглядела паршиво – мешки под глазами, усталый вид, лёгкий тремор правой руки. Ватсон не знал, что сказать. — Молли, как ты? Прости, слишком много на тебя возложил. Ты устала… — Что?.. А, нет, нисколько, — слабая улыбка исказила лицо девушки, следящий как Джон присаживается рядом и следит за дочерью, — ты всё ещё скучаешь?.. — Если человек умер, его нельзя перестать любить, черт возьми. Особенно если он был лучше всех живых, понимаешь? Если бы я знал, когда видел её в последний раз, что это последний раз, я бы постарался запомнить её лицо, её походку, все, связанное с ней. И, если бы я знал, когда в последний раз её целовал, что это — последний раз, я бы никогда не остановился… — Джон сморщился. — Ты не вспоминаешь о Шерлоке? Ты… — Нет. У меня столько возможностей выразить свою ненависть, просто глаза разбегаются. — Почему ты ненавидишь его?.. Раз мы ненавидим что-либо, значит, принимаем это близко к сердцу. — Нет, между любовью и ненавистью не один шаг. На самом деле, между любовью и ненавистью Великая Китайская Стена, и каждые двадцать шагов стоят охранники с оружием в руках. Лишь ненависть меня и спасет. Любовь – гнустная машина для убийства. Как казнь через повешение – тебе постепенно ломает все кости вместе с ощущением нехватки воздуха. — Любовь действительно может убивать людей. Однако, не забывай… Ненависть никогда не сможет спасти людей. Никогда! — Молли отдышалась и встала с кресла, поднимая Рози, — подумай над этим, Джон.