Доверие

О том, что Иргетт вернулась, Карлос узнаёт от Альберто. Удивляется, конечно, и взволнованно вскакивает из-за стола – его силлинка всегда, в каком бы состоянии не была: уставшая до обморока, раненая, вымотанная долгим плаваньем или переходом, всегда первым делом шла к нему, если могла хоть немного держаться на ногах. Значит, сегодня не может. Значит, случилось что-то действительно серьёзное, и Карлосу мгновенно становится наплевать и на гору непроверенных накладных, и на недописанный отчёт, который Его Величество ждёт уже через три дня. - Что с ней?! – хватает со спинки кресла камзол, собираясь бежать домой так быстро, как только сможет, и плевать, что не по статусу губернатору носиться по городу подстреленным в задницу пиратом. - Не знаю, господин Альваро. С виду цела, выглядит нормально, на одежде никаких следов крови или боя. Просто зашла в дом, со всеми поздоровалась, попросила горячую ванну и ужин. Всё. Я попробовал расспросить, конечно, но вы же знаете – если не захочет, слова из неё не вытянешь, - Карлос знал, разумеется. И иногда эта черта жены бесила его до зубовного скрежета. Всё тащит на своих плечах, не нагружая его лишний раз, потому что «У тебя и своих дел и проблем по горло, а со своими я справлюсь сама. Не переживай. Лучше иди сюда и обними». И улыбается беспечно, как будто не её вчера буквально на руках притащили друзья, потому что всей сумасбродной компанией опять влезли в какую-то передрягу, и непонятно, как выкарабкались вообще в очередной раз. И это бесило тоже. Что кто-то дрался с ней плечом к плечу. Что кто-то, не он, прикрывал её, не давая лезть в самое пекло. Что с кем-то, не с ним, она разделяла радость победы или неудачные вылазки, пила в трактирах, спала вповалку у походного костра, потому что так теплее, и жила какую-то совсем другую, отдельную от него, жизнь. Карлос не ревновал её ни к стрелкам, ни к шувьёрдцу, знал, сколько всего они прошли вместе. И что эти мужчины и двое соплеменниц для Иргетт – семья. И что скорее это они пустили его в свой тесный мирок, где понимают друг друга без слов и без колебаний отдадут за другого жизнь, если потребуется, чем он решал, позволять ли своей уже законной супруге продолжать шляться демон знает где и искать неприятностей на пятую точку (весьма приятную на ощупь, надо сказать, но знать об этом никому, кроме самого Карлоса, точно не нужно). Как и Иргетт не ревновала ни к всё так же продолжающим вешаться на него при любом появлении во дворце девицам, ни к Изабелле, с которой у них был прохладный нейтралитет. В конце концов, Карлос знал, с кем связывается, и уверен, что если бы поставил Иргетт перед выбором – выбрали бы, скорее всего, не его, несмотря на все чувства и признания. В своё время, уже осознав, что влюбился в эту конопатую остроухую девочку (и неважно, что девочка как минимум раза в три его старше) с удивительными разноцветными глазами, он именно поэтому долго колебался. Даже, наверное, слишком долго. Взвешивал все за и против, прикидывал, а сможет ли жить вот так – в вечном ожидании, каждый день гадая, а вернётся ли она вообще. С огромной вероятностью того, что однажды в его дом внесут бездыханное тело. Или придёт траурное письмо, содержание которого будет сводиться к «пропали без вести». Или явится кто-то из её неизменного отряда с посеревшим от горя лицом, и сообщит, что даже хоронить ему нечего, только если одну из оставшихся без хозяйки арф, под которые в её особняке была отведена отдельная комната. И в результате чуть действительно её не потерял. На каком-то очередном званом вечере во дворце увидел, как к его Иргетт подбивают клинья сразу несколько каких-то столичных хлыщей (про силлинские наряды её и её подруг, которые на фоне чопорных лютерийских дам смотрелись очень…непривычно, и говорить нечего), а она вроде как и не возражает, только посматривает изредко на него, Карлоса, пряча еле уловимую грусть в глазах за приветливыми улыбками, и не выдержал. Естественно, он знал, что хватать девушку, с которой не обручён (да даже если и обручён) за руку и уволакивать её прочь из бального зала на глазах её друзей, всей собравшейся аристократии и самого короля, немножко не то, что допускает этикет. Хорошо, что Карлос - потомок пирата, совсем недавно посвящённый в рыцари, а Иргетт так вообще пришелица с другого континента и вовсе не человек, так что на этот самый пресловутый этикет им обоим плевать с высокой колокольни. Тем более, что он точно слышал одобрительный свист от одного из ардетайнцев, Кая или Жана - не разобрал, и краем глаза заметил понимающую усмешку Его Величества, которую тот тут же спрятал за бокалом с вином. И как будто не было месяцев раздумий и сомнений. Да, будет тяжело. Но так ведь и у него не самая безопасная жизнь, и Иргетт тоже однажды может вернуться к его могиле или получить весть о потерявшемся в шторме корабле. И понимала это не хуже, чем сам Карлос, но не колебалась и не мучила неуверенностью и метаниями их обоих. В отличие от него. Напрямую тоже не признавалась, конечно, но и не закрывалась, не пряталась от него, не скрывала чувств, которые читались в каждом взгляде и будто бы случайных прикосновениях. Только слепой бы не заметил. Карлос слепым не был. А вот нерешительным глупцом, боящимся из-за возможной боли потери сделать последний шаг навстречу - ещё как. И, конечно, она устала ждать. Карлос бы тоже устал, и винил в том, что Иргетт решила попытаться переболеть им и идти дальше, только себя. Хорошо, что вовремя спохватился, видимо, всё-таки стоит сказать спасибо вспыхнувшей, как порох, ревности. Иначе потом только и оставалось бы, что локти кусать да завидовать не побоявшемуся связать свою жизнь и судьбу с одной из уже ставших живыми легендами Искателей счастливчику. И исключительно из-за собственной трусости, которой, как он всю жизнь считал, за ним отродясь не водилось, но вот же. И тот вечер изменил всё. Иргетт до сих пор припоминает ему со смехом, как он покраснел, когда в укромной беседке в королевском саду взахлёб целующимися их нашла Репаро. Карлос дёрнулся тогда от уже своей невесты («Я непроходимый дурак. Но влюблённый в тебя по уши. Ты же выйдешь за меня?» - «Просто непереносимый идиот. И я влюблена больше, у меня уши длиннее. Выйду, куда я теперь от тебя денусь»), как от огня, чувствуя себя зелёным мальчишкой перед строгой матерью любимой девушки, на которую обязательно нужно произвести хорошее впечатление, но что-то пошло не так, и он провалился в первую же секунду. А Репаро только прищурилась смешливо, пыхнула трубкой и сообщила, что они, конечно, все всё понимают, но хоть какие-то правила приличия соблюсти всё-таки стоит. Вернуться, например, чтобы лишних сплетен не появилось, и так уже не расхлебают. А ещё - официально просить руки. За неимением в свободном доступе родителей - либо у неё, как у старшей и отчасти отвечающей за благополучие младших силлинок, либо у Силлиана - как у сюзерена и короля. А лучше сразу у обоих, чтобы наверняка. Кольцо откуда-то из складок платья, хитро улыбаясь, достала Арленна, поджидающая их у входа в зал. А Кройонн, стоящий рядом и зорко следящий, чтобы ни один любопытствующий не увидел и не услышал ничего лишнего, пододвинулся поближе и шёпотом пообещал, что если Карлос хоть ещё раз попробует обидеть Иргетт, то он самолично ему лишнее отверстие в теле обеспечит. Ну, или расширит уже имеющееся (возможно, не без помощи одного друга с луком, и второго - с дробовиком и пистолетами). Карлос даже не удивился - уже привык, что от этих в хорошем смысле ненормальных ожидать можно чего угодно: и колечко всучат, и ускоряющего пинка к свадебному алтарю дадут, и на мелкие кусочки покромсают любого, кто хотя бы подумает о том, чтобы омрачить счастье любимой подруги. В общем, всё получилось так, как Карлос и предполагал - он сидел в Форт Ройале, разгребая дела и трудясь на благо страны и Его Величества Силлиана Первого, по мере необходимости выбираясь в морские рейды, а его ненаглядная носилась по всему миру со своей командой, с завидной частотой этот мир спасая, но неизменно возвращаясь к нему. Правда, иногда приходилось забирать её из поместий друзей, и такие моменты Карлос любил и ненавидел одновременно. Любил - потому что встреча после долгой разлуки и живая Иргетт, которую можно обнять и общупать, чтобы убедиться, что действительно цела. Ненавидел - потому что если она не возвращалась сразу к нему, а предпочитала пересидеть день-другой даже не в своих собственных владениях, значит, дело дрянь. У неё на теле было много шрамов, наверное, даже побольше, чем у самого Карлоса, - от совсем мелких до таких, которые обычного человека могли бы действительно испугать, если бы не были почти незаметными - она всё же целитель, да и Репаро явно помогала. Карлос выучил их все наизусть, как навигационные карты морей и океанов, и появление каждого нового встречал с горькой улыбкой, а Иргетт гладила его по голове и шептала, что «всё в порядке, я здесь, я вернулась к тебе, всегда буду возвращаться». Но эти шрамы не значили почти ничего по сравнению с теми, которые, Карлос чувствовал, появлялись внутри, прямо на сердце, от таких совсем невесёлых приключений, после которых его жена, всегда напоминавшая солнечный лучик, невесть каким чудом ему доставшийся, становилась ещё молчаливее, тише и незаметнее, чем обычно, какое-то время больше походя на свою тень, чем на себя саму. Проходило, конечно, иногда быстрее, иногда медленнее, но рано или поздно Иргетт снова начинала улыбаться, тихо играть и петь ему вечерами, а не просто бездумно часами перебирать струны, глядя куда-то перед собой пугающе пустым взглядом, нормально есть и спать, не вздрагивая от кошмаров чуть ли не поминутно. И ни в какую не рассказывала, что же такого видела и делала, что боль - не физическая, с ней она расправлялась играючи, - буквально сочилась из неё при каждом движении и вдохе. Карлос молча бесился, не в силах помочь, пытался выведать что-то у остальных, но все упорно молчали, отделываясь уже засевшим в печёнках «захочет - сама расскажет». Не хотела. Не рассказывала. Только жалась ночами ближе, обнимала сильнее, целовала жарче, а днями буквально прилипала к нему, не мешаясь, но не отходя ни на шаг. Когда наконец-то отпускало - всё возвращалось на круги своя. До следующего такого срыва, спасибо Руфеону, что случалось подобное крайне редко. И что бы Карлос не делал, как бы не просил и не умолял, Иргетт всё равно не посвящала его в эти свои дела. Отшучивалась, говорила, что её кошмаров хватит и на двоих, и что нечего ему ещё и это на себя взваливать, и вообще, слушайся старших, я по вашим меркам, дорогой, тебе в прабабки гожусь, пошли поедим лучше, опять про обед забыл со своими бумажками. Что-то он, конечно, знал и так - слухи и новости доходили до Лютерии с опозданием, но всё же доходили. Но это были крохи, ничуть не помогавшие в том, чтобы понять, что же переживает его любимая женщина, чем жертвует, кого и что теряет раз за разом, что это за люди (или не люди), которых иногда зовёт во сне, начиная плакать, если вовремя её не разбудить. Может быть, король знал чуть больше, но тоже не спешил делиться, хотя Карлос при личных встречах не раз и не два намекал настолько толсто, что дальше уже просто некуда. «Дела Искателей, Альваро, - это дела Искателей. Если госпожа Иргетт не хочет, чтобы вы о них знали, значит, у неё есть на это причины, и я не стану идти против её желания. Но уверяю вас, что если мне и известно больше, чем вам, то ненамного. Меня тоже посвящают далеко не во всё. Нам остаётся только это принять, мой друг» Все эти воспоминания и мысли проносятся в голове, пока сам Карлос несётся к дому. Если с Иргетт всё в порядке, но она не пришла к нему сама, значит, ничего с Иргетт не в порядке. И это пугает до дрожи в пальцах. Если опять срыв - Карлос точно кого-нибудь убьёт. Не знает пока, кого, но найдёт. Правда, легче от этого не станет ни ему, ни Иргетт, но злость на себя самого, на свою беспомощность в такие моменты и на то, что никто ему опять ничего не расскажет, требовала выхода. Вот к этому он ревнует - не как к мужчинам, не как к тем, кто потенциально может отбить у него любимую женщину, потому что с ними она проводит чуть ли не больше времени, чем с собственным мужем, а как к тем, кто разделяет с ней эту ношу, кому она позволяет это делать, кто понимает, почему и из-за чего с ней происходит то, что происходит, последствием чего является. И к двоим силлинкам это тоже относится. Потому что они все были там - вместе. А Карлоса не было, и он опять понятия не имеет, как помочь, как облегчить боль и вытащить обратно из омута отчаяния. В дом он влетает в совершенно растрёпанных чувствах. Скидывает камзол на руки подоспевшему слуге, буквально взлетает на второй этаж, минует коридор и спальню, приостановившись только у распахнутой двери в ванную. Стучит костяшками пальцев по косяку «Можно?», видит вынырнувшую из воды макушку вырвиглазного цвета, которому в первую встречу изумился больше, чем даже ушам и глазам. Иргетт смотрит на него поверх бортика, кивает еле заметно, улыбается так, как умеет она одна - вроде только уголки губ приподнимает, но Карлоса уже привычно под дых ударяет этой улыбкой, столько в ней всего спрятано, - и садится в ванне, подобрав ноги к себе, обняв их руками и уткнувшись лицом в колени. Всё плохо. Но всё-таки не совсем ужасно, она, по крайней мере, здесь, а не напивается в трактире (такое тоже бывало) и не отсиживается где-то не в своём доме подальше от него. Карлос стягивает сапоги, оставляя их за дверью, подходит к ванне, усаживается на бортик и запускает пальцы в мокрые волосы, ласково перебирая пряди. - Привет, - говорит тихо, не настаивая, чтобы она на него посмотрела. - Ты пропустила кучу интересного, знаешь. Инвентаризацию складов, например. Всей ратушей веселились целую неделю. А потом ещё одну - пока отчёты строчили. Чернозубку опять видели в наших водах. Я её лично погонял, так эта нахалка ночью ко мне в каюту ввалилась - не спрашивай, не знаю, как она это делает, - передала сведения о работорговцах и привет всей вашей компании. Звала как-нибудь заглянуть в гости, только инкогнито, впрочем, если появлюсь с вами, наверное, не прирежут. А ещё… - Я не думала, что в этом мире есть ещё кто-то, кроме тебя, в кого я могла бы влюбиться, - голос Иргетт звучит глухо, лицо от колен она так и не отняла. Карлос замирает, судорожно втянув воздух. Убирает ладонь с её головы. И ждёт, ничего не спрашивая и не торопя. Заговорила - уже хорошо, а рубануть с плеча всегда успеется. - Но нашёлся такой, представляешь? Если бы я встретила его раньше тебя… Или вас одновременно… - Иргетт поднимает голову, откидывает её на бортик ванны и смеётся тихо и совсем не весело, так и не глядя на него. - Честно, я не знаю, кого бы выбрала. Даже если бы он не выбрал меня. Хорошо, что у меня уже есть ты. Хорошо, что тебя я встретила раньше. Хорошо, что у меня появилась фамилия - твоя - хотя в моей стране она всё ещё звучит непривычно для многих. Иргетт Альваро, - она перекатывает собственное имя на языке, словно смакуя лучшее рохэндельское вино из запасов самой королевы. - Мне нравится. Всегда нравилось. У тайеров фамилий нет. Прямо как у нас. Только что-то вроде титулов. И прозвища. Карлос молчит, не спуская глаз с её лица. Он понятия не имеет, о чём она говорит, кто такие тайеры, и при чём тут его фамилия. Но не спрашивает, сдерживает рвущиеся с языка вопросы, впивается пальцами в собственное бедро до побелевших костяшек и не дышит почти. - Он чем-то был похож на тебя. Гордый. Упрямый. Несгибаемый. По-своему благородный. И я не смогла его спасти. Никого из них не смогла, - Иргетт начинает трясти. Не от холода - от воды ещё идёт пар - и Карлос резко отмирает. Глубоко вдыхает. И наклоняется, обхватывая её за плечи, позволяя уткнуться себе в грудь. Неудобно ужасно, но так сейчас нужно. Им обоим. - И ты… - Ничего не было, - она снова его перебивает, сразу же поняв, что он хочет спросить. - Конечно же, ничего не было, я так тебя люблю, я бы так не поступила ни с тобой, ни с собой. Да я даже не влюбилась, просто… Знаешь, это как предчувствие любви. И сожаление о том, что она никогда уже не случится. Даже если бы он был жив. Судьба, которая могла бы быть моей, произойди всё немного по-другому, но всё получилось как получилось, и ничего уже не исправить и не поменять, да я и не хочу, разве что можно было бы возвращать мёртвых, а кое-кому надрать уши и не дать сбежать в тот проклятый портал, но всё, что связано с тобой, с нами - нет, ни за что, - Иргетт отнимает голову от его груди, смотрит прямо в глаза, обхватывает его лицо ладонями. - Его звали Хейндар. Мун Хейндар. Он был вождём своего народа, их оставалось совсем мало, а теперь стало ещё меньше, и я не знаю, что с этим делать, я так устала, мы все устали. Кай старается, но мы все видим, что он всё ближе к грани, из-за которой не возвращаются. Репаро тянется за ним, она всегда тянется за ним, она сильная, она пережила гораздо больше меня, но сколько она сможет вытягивать из всего этого не только себя, но и его? Арленна кажется беспечной, её будто и вовсе не трогает, но эта её искорка безумия, она появляется всё чаще, и мне страшно, что однажды из неё вспыхнет пламя, с которым мы не справимся. Жан и Кройонн пока держатся лучше всех. А я просто цепляюсь за них пятерых. И за тебя, - её скручивает в сухих рыданиях, и Карлос решает, что хватит с неё на сегодня купаний. Встаёт, вытаскивает Иргетт из воды, кутает её в заботливо приготовленное слугами пушистое огромное полотенце, подхватывает на руки и несёт в спальню. Усаживает на кровать, достаёт из комода припасённую флягу с ромом. - Держи, выпей. Хотя бы пару глотков. Легче, может, не станет, зато поможет уснуть, - горлышко стукается о зубы, что-то льëтся мимо рта, но после нескольких глотков Иргетт перестаёт наконец трястись, дыхание выравнивается, она хотя бы немного расслабляется и отставляет флягу в сторону. - Ты же простишь меня? Я не думала, что такое может произойти, правда, я стольких встречала, и никогда ничего подобного не было, и тут как гром среди ясного неба, - она смотрит на Карлоса испуганно и виновато, мнёт нервно пальцами края полотенца, и совсем не похожа сейчас на живую легенду, истории о которой ходят по всей Акрасии. Обычная девчонка, ничуть не тянущая на великую героиню, бледная, уставшая и такая родная, что у Карлоса щемит почти невыносимой нежностью где-то за рёбрами. И угораздило же его вот так - сильно и безвозвратно. Он присаживается перед Иргетт на корточки, берёт её ладони в свои, целует по очереди каждую, а потом греет дыханием уже сразу обе - ледяные, будто не её только пять минут назад вытащили из горячей воды. - Не за что прощать. Ты говоришь, что ничего не было - я тебе верю. Говоришь, что не было бы, даже если бы он был жив, - верю тоже. Я не знал ни его, ни всех тех, кого ещё вы потеряли, и не могу ничего тебе предложить, кроме поддержки и сочувствия. Только позволь мне разделить это с тобой. Перестань тащить всё на себе. Пожалуйста. Мне больно видеть тебя такой, и ещё больнее от того, что не могу ничем помочь, - Карлос поднимает голову, ловит самую любимую на свете улыбку, пусть и совсем слабую сейчас, и улыбается в ответ. - Мы справимся, обещаю. А теперь тебе нужно поспать. Утром станет легче, - Иргетт кивает слегка заторможенно, выпутывается из полотенца и заползает под одеяло. - Спасибо. Я постараюсь, правда постараюсь. Твоё доверие - самое ценное, что у меня есть. Буду полной дурой, если его потеряю, - она бормочет сонно и уже бессвязно, Карлосу хочется подколоть «Только доверие? А как же моя любовь?», но, во-первых, Иргетт уже спит, обняв руками его подушку и зарывшись в неё носом, а во-вторых, он прекрасно понимает, что она имеет в виду. В конце концов, именно её доверие привело их сюда, к тем, кто они есть, и к тому, что они вместе. - Это я непонятно за какие заслуги получил твоё доверие, - Карлос целует Иргетт в лоб, получше укутывает её в одеяло и идёт переодеваться. А потом сидит рядом до утра, охраняя её сон, чтобы ни один кошмар даже не подумал проникнуть в их спальню. Пусть даже всего на одну ночь, и завтра он весь день будет рассеянным и зевать ежесекундно, но это точно стоит того, чтобы первым, кого Иргетт Альваро увидит по пробуждении, был Карлос Альваро. Который в награду получит бьющую под дых улыбку одними уголками губ и сказанное тихим шёпотом «Немедленно обними меня, я так по тебе соскучилась».