Долг солдата

Первая битва при Джеонозисе была событием пугающим, и, слава Силе, канувшим в летах. Леший как сейчас помнил, как боялся за своих мелких рекрутов, впервые выпущенных за пределы Камино, растерянных и не понимающих, что надо делать, где они, кто они вообще, собственно, такие… Но ответ на последнее нашелся сам собой: они — пушечное мясо. Леший думал об этом с самого начала, но почему-то даже и представить себе не мог, что война все-таки придет. Такой ужас был невероятен в современном, цивилизованном мире, и было сложно поверить в то, что обычные дети, подвергшиеся генетическим изменениям, будут с хладнокровием отправлены на верную смерть. И никому не было дело да того, как много их погибло в самой первой битве, так и не увидев жизнь, так и не поняв, кто они такие и кем им было суждено стать. Михаилу не нравилось все это, но он продолжал. Продолжал, чтобы быть рядом, чтобы защитить ребят, ставших ему такими родными. Продолжал, в конце-концов, потому, что было уже слишком поздно сдавать назад. Потому что война меняет человека до неузнаваемости. Но он не поддавался жестокости, царившей вокруг. Он старался сохранить в сердце тот свет, что ему дарили те, кто был ему дорог, заодно присмотрев и за их жизнями.

***

— Хэй, Леший, у меня есть офигенные новости! — именно этой фразой Энакина и было прервано спокойное утро увольнительной. — Ну давай, выкладывай, — уныло протянул полковник, который уже понял, что скоро начнется «веселуха». — У нас новая кампания на Джеонозисе! — бодро заявил избранный. — Погоди, Джеонозис? Планета-пустыня, полная жуков переростков? — Именно, — без задней мысли ответил Энакин. Леший замер, предавшись жутким воспоминаниям, но быстро вышел из этого состояния, боясь, что кто-то заметит его беспокойство: — Ясно, я пойду сообщу всем… — Стоп, что ты сказал? Жуки-переростки?! — истерично закричал Рок, сидевший рядом. — Угомонись! — шикнул полковник, сам не на шутку встревоженный. — Майки, сообщи всем, чтобы были готовы к отправке на Джеонозис. — Не подобається мені все це, — проворчал его заместитель, отводя взгляд. — Да ладно тебе, все будет нормально, — немного неуверенно сказал Леший. Он и сам сильно сомневался, что все пройдет хорошо. — В любом случае, прорвемся. — Не по душе мне эти насекомые, ты ж знаешь! — Не первый раз в какую-то хрень влезаем, — попытался успокоить его полковник, хлопая по плечу. — Спину я тебе, в любом случае, прикрою. — Дослужился до полковника и думает теперь, что он самый смелый, — по-доброму буркнул Рок. — Фиг с ним, зеленый, попробуем. Леший улыбнулся ему и пошел собирать личные вещи. В голове одно за другим мелькали воспоминания: о том, как усердно готовился к экзаменам и ночами не спал, но не сдал их из-за беспокойства, о потерянной мечте пойти на учителя, о том, как плюнул на все и пошел все-таки в армию, а оттуда каким-то неведомым образом попал в спецназ. Там они с Роком и познакомились — тот был младше его на полгода, но выше по званию, хотя сам утверждал, что продвижение по карьерной лестнице его совершенно не интересует. Дружили они не особо близко, а чаще всего вообще просто пили вместе, думая о смысле жизни, совершали дурацкие поступки, и, конечно, ни о чем не жалели. До той самой миссии. Леший был самым младшим участником отряда, посланного захватить одну базу. Но только что-то пошло не так, и те, кто прятались внутри, поймали их в свою ловушку, надели наручники и в одну шеренгу приставили к стенке. — Кто вы такие и что вам тут нужно? В ответ молчание. Выстрел. И так снова и снова, вопрос за вопросом, тишина вслед за тишиной. Бах, бах, бах… мозги его сослуживцев алым месивом разлетались по стенке, а живая очередь двигалась, и скоро доберутся и до него. А он же не хотел так умереть; он хотел семью, детей, хоть всегда это и звучало глупо, со странным сладко-приторным привкусом стереотипов… Кровь его соседа окропила его щеку, и он, одуревший от испуга, весь дрожащий, скосил вытащенные глаза к дулу, приставленному ко лбу. Он знал, что ничего не скажет, и его похитители тоже. — Он еще совсем зеленый. Уверен, ему даже цель миссии не сказали. Стоит на него патроны тратить? — Ну не в живых же оставлять. Тупо как-то. — Кинем его в угол, авось сам расколется. Леший не знал, что этот диалог спасет ему жизнь. Замешкавшиеся похитители не заметили, как в здание пробрался спасательный отряд. Того, кто держал Миху на мушке, пристрелили первым же делом, и он, не выдерживая больше, просто облокотился на стену и медленно сполз по ней. В глазах все темнело и двоилось, и он слышал только голос над самым ухом: — Разлегся тут, как принцесса, ждущая спасения из башни, — ворчание, несомненно, принадлежало Року. — Зеленый ты совсем, Жарик. Вставай давай, на руках я тебя нести не собираюсь. Вместо того, чтобы встать, Леший вцепился в бронежилет мужчины, большими напуганными глазами глядя на него и молча умоляя не отпускать. Вздохнув, Рок помог ему подняться кое-как, и всю оставшуюся миссию не отпускал от себя. А после объяснил, что такая «херня» случается, что его вины в этом нет и что жизнь, объективно, полное говно, а спасаться помогает алкоголь и хороший друг, который всегда поймет и прикроет задницу, и что он, собственно говоря, совершенно не против таким для него стать. Михаил не помнил, чтобы они с тех пор серьезно ссорились. Рок даже к нему на Камино приезжал, скрашивал серые будни веселыми историями и учил кадетов всяким нехорошим словам. В общем, друг без друга они уже не могли.

***

Энакин опять спорил со своим падаваном, вроде все как обычно, только на этот раз затеяли они это по среди боя! — Я все изучила и что вы мне сказали? «Расслабься, Шпилька, мы просто перелетим», — кричала девушка, когда её учитель обвинил её в том, что его не предупредили о огромной стене, утыканной пушками. — Э-э-э…я… — замялся старший джедай, не в силах подобрать выражения. Цензурные. — О, и кстати, если бы хоть кто-то услышал мои причитания о том, что план высадки суицидальный и его надо менять, то мы и вправду просто прилетели куда надо! Но нахрена слушать полковника армии, которого этому учили, у нас же чуйка, черт подери! — орал Леший, пытаясь не попасть под огонь турелей, которые палили во все подряд. — Ладно, у меня есть план! Именно с этими словами генерал Великой Армии Республики, Избранный и Надежда-всия-Галактики Энакин Скайуокер и потащил себя и своего падавана взбираться по стенам ущелья вверх с рюкзаками гранат за плечами. Как правило, такие фразы ни к чему хорошему не приводили. И, как часто бывает, Миха оказался прав, поэтому спустя минут пять ему и Рексу пришлось сигать вниз со здоровенной оборонительной конструкции, естественно, не добровольно, а при помощи волшебного пенделя Силой. — Ещё раз так сделаешь…я запихаю твой меч тебе так глубоко, что… — прервался Леший, замечая за Энакином Асоку, которая помогала Рексу встать. Мелочи такой оборот речи знать ни к чему. — Ты меня понял. Оставшийся путь до точки сбора прошел без особо удивительных событий. Разве что воссоединение с отрядом танков и войсками генерала Ундулы было довольно шокирующим и забавным. Солдаты и джедай выехали из пещер на танках, пока танкисты запевали: «в пещерах танки грохотали». Из-за больших потерь среди трёх подразделений на подмогу был прислан 41-й разведывательный корпус. Единственное, что в этом радовало Лешего это возможность повидаться с Грии. — Привет зелёным человечкам, — на своем языке пошутил Михаил, подходя к командиру 41-го и Гринфилду. К несчастью для полковника, он заметил, что рядом с военными шли и их джедаи, мириаланки. — Они же не знают земной? — спросил Леший с надеждой на то, что его не поняли. — Знают, к несчастью для тебя… — ответил Гринфилд. — Ой, мама… — Помогите! — кричал полковник, пытаясь скрыться от двух оскорбленных джедаев. — А ну стой, расист чертов! — Что происходит? — спросила Асока у Рока, который стоял в стороне и наблюдал за всем действом. — Сейчас ты наблюдаешь очень редкое явление — Жарик накосячил и теперь огребает, — ответил подполковник кое-как сдерживаясь от приступа смеха. Леший очень редко делал что-то, за что мог получить по шапке, но зато каждый раз это была ситуация, достойная отдельного анекдота.

***

Майки сглотнул и шагнул вглубь катакомб. Леший только вздохнул, махнул рукой следующим за ними пулеметчикам и бесстрашно зашел внутрь, равнодушно поглядывая на раздробленные каменные стены, испачканные, кажется, в чем-то красном. Радист всегда восхищался его умению не боятся ничего. Или, по крайней мере, не показывать своего страха, не пропускать наружу дрожь, комком идущую через горло от самой груди. Последняя полоска мягкого света от прохода осталась позади, и Майки осталось рассчитывать только на тусклый фонарик в его руках. Стены сужались и давили. Надо было сказать Лешему, что он не хочет сюда идти, что ему хочется блевать своими внутренностями от одного вида этих катакомб. Темно, очень темно и страшно. Как раньше — многие считали, что события детства стираются из памяти. О нет, только не такие…худые скулы матери. Тощие руки с костлявыми пальцами, тянущимися наружу, к недостижимому свету, прочь от голода, тишины, нарушаемой лишь болезненными стонами, от повседневного, напрочь въевшегося в стены — и, иногда кажется, в самого Майки — запаха гнили, разложения, болезни. Когда он был маленький, их город попал в оккупацию. Небольшие гражданские разборки, считается, что никто не пострадал. Кроме жителей осаженных на несколько недель катакомб, но это же всего лишь какие-то нищие, кто о них заботится… Майки вырос здоровым и веселым мальчиком, все наладилось, у его семьи стало хорошее положение, но все чувства не забылись. Влажный стук лопаты, врезающийся в сырую, хлюпающую землю. Запах свежей крови. Разодранное в клочья маленькое тельце. Он даже не помнит, брат это был или сестра. — Ты в порядке? Майки, ты дрожишь, — обеспокоенно спрашивает Леший, останавливаясь и оглядываясь на него. — Все хорошо, — немного неуверенно, с такой несвойственной его веселому нраву хрипотцой в горле отвечает радист. Ему хочется выплюнуть заднюю стенку глотки. — Пойдемте дальше, я в норме. Это глупо, так глупо. Он не должен боятся темноты и хрустящих под ногами костей. Он — солдат. Он должен быть сильным и смелым, ведь все в прошлом. Все ужасы прошли, верно? «Заберите этого идиота с собой, надоел мне уже! Может, хоть там чему-нибудь научится» — сказал Рок перед миссией, строго, злобно глядя на него. С ненавистью. Майки отшутился, улыбнулся и отсалютовал ему, разворачиваясь и следуя за полковником. Почему-то захотелось кричать. Он не мог понять, почему ему так нравится дразнить этого человека, напрашиваясь на побои, почему ему нравилось рассматривать синяки после, бережно заклеивая их пластырями, но не замазывая бактой, чтобы следы остались подольше. Как знак того, что Року не противно его касаться. Конечно, Майки мог бы начать вести себя лучше, чтобы заслужить дружеские объятия, а не тумаки, но он боялся — вдруг ему перестанет быть интересно с ним, если он поменяется? Катакомбы давят все сильнее со всех сторон, и Майки еле успевает вынырнуть из мыслей, чтобы услышать крик Жиги позади него — огнеметчик пропал. — Черт возьми, — где-то далеко кряхтит Леший. Слышен звук перезарядки автомата — полковник всегда готов к худшему, а Майки даже не может пошевелится. Он всем телом чувствует, как к нему пробирается кто-то, но не может заставить себя пошевельнуться. Старшие по званию кричат, стараясь предупредить его, но он не слышит. Они целятся в нечто позади его, но Майки кажется, что убьют его самого. Он сглатывает, чувствует на своей руке противную, холодную конечность, проглатывает собственный язык и исчезает, растворяясь во тьме собственного сознания. Очухивается он только спустя несколько минут. Существу даже не пришлось оглушать его — он упал в обморок сам, разрешая делать с собой что угодно, если он этого не почувствует. Но теперь все снова реально, и как бы он не старался убежать, его тело не отпускало его. Он привязан какими-то липкими нитями вертикально к стене; он ощущает и их, и грязные лапы насекомых на себе; в глазах двоится, он испытывает рвотные позывы, но только сжимается и кашляет. В Майки что-то впрыснули, из-за чего его сильно мутит. Все вокруг плывет, он дергается в конвульсиях, а в голове крутится только одно… Ты станешь обедом для Королевы. Такова твоя судьба. Ты был рожден для этого. Ты станешь обедом для Королевы. Такова твоя судьба. Ты был рожден для этого. Ты станешь обедом для Королевы. Такова твоя судьба. Ты был рожден для этого. Ему не больно. Но это пока. Медленно едкая жидкость пропитывает его одежду, уничтожая ткань. Воняет чем-то жареным; будто пламя лижет его руки. Наверное, это желудочный сок. Все правильно, Королеве нужна мягкая пища. Майки сам не понимает, почему, но он смеется. Перед глазами снова проплывают самые страшные сцены его жизни, только теперь воспоминания подкреплены телесными ощущениями, и его трясет все сильнее и сильнее, пока яд глубже проникает под кожу, оставляя химические ожоги. Похлеще следов, которые оставляет Рок. А ведь не он один уделял ему столько «внимания». Все в сознании путается, и он наконец натыкается на странную вещь в своем сознании: на свое тело, на свое настоящее «я». Худое, неподходящее для солдата. Так сказали в военкомате, выгоняя его…или её?.. в первый раз. Ну ничего. Он…или она?.. всегда отличалась скверным, упертым характером. А…её парень говорил, что она слишком назойливая для него, что она должна быть довольна тем, что у нее есть он, а о большем ей нельзя и мечтать. Нет, прочь…здесь этим мыслям не место. Здесь она — это он. Здесь она умрет, так и не поняв, кто же она на самом деле. А ей все хуже и хуже. Разорванная одежда висит клочьями, обнажая хрупкое тело и плотно затянутый биндер на груди. Сознание медленно ускользает, и ей вдруг кажется, что, возможно, она должна была отпустить. В реальность её возвращает тот же резкий запах гари и шум пламени, вылетающего из огнеметов. Она резко открывает глаза, содрогается всем телом и морщиться от боли. Жуки убежали, видимо, биться с врагом, а почти совсем близко видны размытые тени солдат, но…она привыкла к боли, она не уверена, что хочет, чтобы ее спасали. Гораздо проще было бы позволить яду проникнуть во внутренности и умереть сейчас, чем продолжать жить в своей затянувшийся лжи. Но она слышит голос Лешего рядом. Кажется, он приказывает другим ребятам найти Жигу, а сам идет к ней. Он осторожно обрезает мерзкие нити, и Майки падает прямо ему на плечо, слабо шевеля губами. — Крифф…ты как? — обеспокоенно спрашивает полковник, скользя взглядом по ее телу и задерживаясь на груди. Он, кажется, удивляется, но не обращает на это внимания. Для него не важно, кто его боец, главное, чтобы он был жив. Он или она. Закончив зачистку, огнеметчики моментально бросаются к выходу, и Леший тоже бежит, но осторожно, стараясь не сделать ей еще больнее, и она, вроде бы, благодарна, но боится, что они оба не успеют и погибнут. Лучи долгожданного солнца не совсем радуют Майки. Она надеется, что все закончилось, и просто закрывает глаза, позволяя себе наконец провалиться в странный обморок.

***

      Но Майки все-таки просыпается снова. Тело не болит, и где-то в голове шевелиться подозрение, что ее накачали обезболивающими под завязку. В принципе, сейчас ей не так плохо, и все уже позади, а катакомбы и гребаные жуки наконец оказались в прошлом. Она помнила, почему ей было страшно, но не знала, насколько, и была очень этому рада. Рядом с койкой сидел волнующийся Леший. Заметив пробуждение Майки, он слегка наклоняет голову и подозрительно-вопросительно смотрит на нее. Радист хихикнула. — Я женщина. — Твои признания под действием лекарств безумно очаровательны, — фыркнул Леший, цитируя какой-то старый ситком. — А теперь серьезно…если ты, конечно, можешь сейчас это обсуждать. — Могу. Валяй, расскажи об этом всем. — Да нет же…я и не собирался. Просто…зачем? В армию берут и девушек, насколько я знаю, и смысла скрывать свою личность нет. Призвать тебя тоже не могли. — Все гораздо сложнее, — неуверенно начала Майки, колеблясь. Впрочем, что плохого будет, если она расскажет свой секрет кому-нибудь? Должно стать только легче. — Только я буду использовать мужской род, ты уж прости, привык, и отвыкать не желаю. Когда я был маленьким, в нашем городе были небольшие гражданские разборки, поэтому я боюсь подвалов. Но не в этом суть. Я вырос нормальным человеком, все было хорошо, но потом я начал встречаться с одним парнем. Он был хороший, но потом у меня умерла мама. Я, конечно, грустил, и он из-за этого сказал мне, что я порчу ему жизнь своим кислым лицом. Да и не то чтобы у нас все было совсем гладко. — Тебе не кажется, что это смахивает на абьюз? — Да не перебивай ты! Короче, порвал я с ним. А у меня только два настроения: либо веселый, либо настолько злой, что готов творить очень странные вещи. Поэтому в тот раз пошел в военкомат с фальшивыми документами, прикинулся мужчиной, сам не знаю, зачем, и улетел к черту с Земли. И мне даже так легче. Леший немного помолчал, обдумывая сказанное. — Ты не думаешь, что уже можешь перестать скрываться? Тебя никто не станет осуждать, поверь мне! Это все очень печально, да, но надо уметь оставить такое в прошлом. — Я это и делаю! — всплеснула руками Майки, не обращая на натянувшиеся бинты на животе. — Чем дальше я от своего прошлого образа, тем мне лучше, тем спокойнее. Я могу быть веселым мальчиком-радистом, любящим хорошо пошутить, и никто и не подумает спросить о моем прошлом, все будут говорить со мной на равных. — Но если бы ты-… — начал что-то Михаил, но девушка прервала его: — Это мое решение, пойми! Я раскрою тайну, когда буду готов, но сейчас просто не время. И слишком поздно. Ты же не расскажешь никому об этом?.. — Нет, — выдохнул наконец все еще шокированный мужчина. — Тебя оперировал Друид но ему все равно никто не поверит… Мда уж, это все неожиданно и…не знаю, как сказать, но я тебе очень сочувствую и даже не знаю, чем помочь. Гм. Рок будет удивлен, если узнает, что он, ну…бил девушку. — То есть, по-твоему, девушку бить нельзя, а хиленького парня — можно? — печально улыбнулась Майки. — Нет! — ужаснулся Михаил, вздыхая и прикрывая глаза. Голова разболелась от переизбытка информации, и он напряженно помассировал виски пальцами. — Ты же знаешь, что я против насилия и даже не выбрал бы военную профессию, не сложись все определенным образом. А Рок…очень неотесанный человек, предпочитающий грубую силу. — Да хороший он, — вдруг почему-то обиделась радистка. — Просто не знает, как ему еще управляться с таким чудом-юдом, как я, вот и колотит. Не то чтобы меня это прямо так сильно задевает, я же сама виновата. — Погоди, — снова поднял Леший на нее взгляд, щуря глаза. — Только не говори, что ты влюблена в него. Майки замолчала и отвернулась. — Агрх, — мужчина уставился в собственные колени. — Хорошо, я не буду лезть, это ваше с ним дело. И никому ничего не скажу. Но, пожалуйста, если тебе понадобится любая помощь — обращайся ко мне. Я прикрою, если что. — Спасибо, — улыбнулась она в ответ. — Ты просто лучший полковник!

***

— Тут странно, — пожаловалась Эхо, присаживаясь на валун и откусывая немного протеинового батончика. В рот попал вездесущий песок, поэтому она скривилась и высунула язык, морща лоб. — Дурацкая планета. — Говорят, во время первой битвы тут было еще хуже, — пожал плечами Файвс, с улыбкой наблюдая за ее меняющимся лицом. — Да куда уж… — Тогда полегло много наших. — А сейчас, по-твоему, мало? — девушка с грустью взглянула в сторону деружных медиков. После боя им приходилось тяжко — нужно было помочь каждому, сохранить как можно больше жизней, и, самое неприятное, пересчитать погибших. Тела были выложены в ряд. Поле битвы, как всегда, было почти усеяно либо павшими воинами, либо тяжело ранеными. Немногие доживали до победы или хотя бы передышки. Медики записывали их номера, ставили время и место гибели, и, печально кивая головами, накрывали замершие в агонии лица пакетами, в которых их потом просто сожгут. Броню с мертвецов снимали и переплавляли — не хотелось зря тратить ценные материалы так, как они тратили живых людей. — Война — это ужасно, — вдруг выдавил Файвс, отворачиваясь от трупов и переводя взгляд на Эхо. — У нас нет выбора, — вздохнула та. Повисло напряженное молчание — они оба знали, чего боялись. Боялись, что когда-нибудь один из них обнаружит другого в списке погибших, прямо на поле боя, испещренного пулями, или в злосчастном погребальном пакете. Увидеть холодное тело с остекленевшими глазами — худший кошмар, который в их мире запросто может стать реальностью. Файвс придвинулся ближе, стараясь загородить собой мертвецов от взора девушки, и кое-как улыбнулся, желая поднять ей настроение. Аккуратно он взял ее руку в свою и одним нежным движением переплел их пальцы. Ладошка Эхо была теплой, настоящей, и, слава Силе, живой. — Но мы все еще есть друг у друга, правда?