Второй шанс

      Марк с весельем в глазах посмотрел на перепуганную Василису и пытающегося сделать всё-нормально-так-и-должно-быть-вид Ситникова.       — Тимофей Иванович, — невинно начал Кондратюк, — я у Вас, кажется, оставил телефон. Вы не находили случаем?       Генеральный директор огляделся в поиске пропавшего предмета и нашёл его на кофейном столике.       — Да, вон там, возьми. Это всё?       — Да! Спасибо Вам большое, — чуть ли не смеясь от их напряжения проговорил фигурист. — До свидания, — и скрылся за дверью.       — Моя дорогая, я всегда говорил тебе закрывать дверь на щеколду! — начал негодовать Ситников.       — Прости-и-и! — Каширова состроила мордочку побитого щенка, иначе это и не назовёшь. — Как ты думаешь, много он слышал?       — Не знаю. Но, будем надеяться, не так много, чтобы начать нас шантажировать.       Василиса ещё раз поблагодарила дядю, обняла его на прощание и вылетела из кабинета, тут же натыкаясь на Марка.       Фигуристка старалась сделать невозмутимое лицо. Так, как учил её Тимофей Иванович. По искоркам в глазах соперника девушка поняла: получалось у неё плохо.       — Привет, Кондратюк, — Василиса решила, что раз у неё не получилось просто пройти мимо, то она хотя бы узнает, как много ему известно.       — Что, Каширова, появились вопросы по поводу предстоящих соревнований? — после этой фразы она заметно расслабилась, что лишь подтвердило то, что только что увидел Марк.       — Да, представь себе! Нам-то ещё выступать в этом сезоне, — она противно ухмыльнулась.       — Что ж, удачи, — пожал плечами Кондратюк и поспешил удалиться.

***

      — Саша, я правда очень не хочу разговаривать с тобой об этих... — он замолчал, подбирая правильное, менее оскорбительное слово, чем было у него в голове. — Об этих гнидах, но я кое-что подслушал.       Саша вопросительно посмотрела на него и молча стала слушать дальше, даже не понимая, кого он имеет ввиду под словом «гниды».       — Новая партнёрша Горшкова — племянница Ситникова.       — А-а-а, да, я слышала что-то такое. А что случилось?       — Ну, ты никак не связываешь это? Они запрещают нам катать нашу программу по каким-то абсолютно тупым причинам, Василиса племяшка этого старого, а с кем она в паре? С Горшковым! А ещё они имеют что-то против нас, судя по тому, что я услышал, — к этому моменту голос Марка стал совсем печальным.       — Что? О чём ты? — растерянно начала расспрашивать Саша.       — Хотят слить нас в этом сезоне. Видно, устранить конкурентов. Даже не представляю, что делать, если честно.       Трусова задумалась, а потом резко прыснула со смеху и лишь сказала:       — Как «что делать»? Бороться, побеждать и утереть им нос, дорогой мой!       Её позитивный, что очень странно в такой ситуации, настрой, конечно, очень подбадривал Марка. На его лице даже появилась привычная ленивая улыбка, а с души упал груз, хотя и не весь. Если они с Сашей действительно будут вместе идти против всех, то у них правда всё получится. Он в это верил.

***

      Подготовка к Чемпионату России выжимала из Саши последние силы, до последней капли, до того, что ей после тренировок не хотелось никуда, кроме как на тот свет. В один из таких дней, когда уже вся команда успела уйти, ледовый дворец закрывался через полчаса, и даже тренера покидали рабочее место, уставшие Саша и Марк сидели на полу в пустой женской раздевалке, лениво переговариваясь о чем-то глупом. На Трусову это действовало лучшего любого успокоительного. Как валерьянка действует на кошек. Ей просто было хорошо и не хотелось никуда уходить.       — Хочешь, на выходных сходим куда-нибудь? Хватит тебе уже голодом себя морить, ты в прекрасной форме, тебе отдых от всего этого не помешает!       — Ма-а-рк, ты меня провоцируешь. Знаешь, чего бы я хотела прямо сейчас? — девушка мечтательно уставилась в потолок и ненадолго замолчала.       — М? — лениво спросил Марк.       — Какого-нибудь шашлыка, прям с луком, чтобы жирный и вкусный был. А ещё я бы съела коробку моих любимых конфет и запила всё персиковой водой... — в ответ её голодный желудок лишь грустно проурчал. Саша знала, что сегодня уже ничего есть не будет, но организм, получивший последний раз пищу днем, совсем этим доволен не был.       — Персиковая вода? — Кондратюк выгнул бровь.       Глупые, совершенно бессмысленные разговоры.       — Знаешь, это единственное приятное воспоминание из Пекина. Это была любовь. Сильная, взаимная и безупречная. Я попробовала персиковую воду и влюбилась. Только у нас ещё такого не нашла.       На лице Саше снова мелькнула прежняя грусть и усталость, ко всему этому добавились воспоминания из Китая, и всё совсем стало как-то серо.       — Ладно, давай домой, — Марк протянул ей руки и помог встать.       В этот момент Саша уже чувствовала, что хочет снова уткнуться в его плечо. Так, как она делала только когда сильно уставала или переживала. Но это был словно не достаточно подходящий момент. Поэтому она позволила себе минутную слабость лишь на улице, когда, спустя много минут споров, Марку удалось вызвать такси для дамы, и им пришлось прощаться.       

***

      В данный момент, который, к сожалению, затянулся на целую неделю, Марку жизненно необходимо было успокоить свою партнершу. С приближением главных стартов страны Саша всё больше переживала, превращаясь в комок нервов, который лишний раз и тронуть нельзя было. Конечно, тренировкам это не особо способствовало.       Будучи эмпатом, Кондратюк перенимал все эмоции Трусовой, впитывал их в себя, как губка. Отвлечь девушку сейчас для него было важным не из собственной выгоды совсем. Он не мог смотреть, как она себя изводит. Тренировками, голодовками.       Естественно он уцепился за всё, что только можно было. Эти персиковая вода и шашлык буквально стали его невероятными спасителями и помощниками. И если с шашлыком проблем не возникло, — он продаётся на каждом углу («прям жирный такой с луком» на каждом втором), — то с персиковой водой он побегал знатно.       За вечер всю Москву он, конечно, не оббежал, но наиболее популярные продуктовые были им навещены.       Видели бы вы, как он сильно ударил себя по голове, обнаружив персиковую воду в киоске прям под его домом. Он потратил время, ища то, что буквально было у него под носом. Браво!       Проснулся Марк в более чем хорошем настроении. Он уже мог представить, как будут сверкать глаза Саши, когда она увидит эти вкусности.       — Что это, блять, такое? — свирепствовала Трусова. — Кондратюк, не делай щенячьи глазки! Что ты принёс?       — Я… просто подумал, что ты захочешь поесть и… — он был в полнейшем шоке. Реакция явно была не такой, как он представлял. Полярно. — Это твоя вода любимая. С персиком. И шашлык, про который ты вчера говорила…       — А ещё я говорила, что это провокация! Ты специально это делаешь? Хочешь с больной спиной слечь? — а Саша всё не останавливалась. Точка невозврата была пройдена. Она понимала, что переживает слишком сильно. Ухудшилось состояние кожи, ногтей. Стали явно выпирать рёбра и ключицы. Постукивание по какой-то поверхности стало привычкой. Единственным действующим успокоительным сейчас были объятия Марка. Но много такого она не могла себе позволить. Вызывает привыкание.       Сейчас все её переживания, ночные истерики, недостаток еды в желудке и уже, кажется, хронический недосып выливались на Кондратюка в виде крика. Саша понимала, что поступает неправильно. Это может их поссорить, обидеть Марка, никак при этом не исправив ситуацию. Но отчего-то в моменте было на это абсолютно всё равно. Она не хотела себе в этом признаваться, но уже по привычке ждала ответного срыва от парня. Но она перепутала партнеров.       — Саш, скажи, что тебе не понравилось. Мы это обсудим, я исправлюсь. Давай не будем на пустом месте устраивать скандал. У нас соревнования через две недели. Нам просто нельзя ссориться, да я и не хочу. Думаю, ты тоже.       Девушка стояла, полностью растерянная. В момент всё стало так тихо, и Саша почувствовала, как к горлу подступает ком, а к глазам — слёзы. Стало стыдно, безумно стыдно за то, что позволила себе накричать; за то, что Марк просто хотел сделать приятно, а она как всегда нашла причину упрекнуть его в чём-то. Обиднее всего было от того, что она теперь не могла сказать просто «прости». Слова никак не выходили из неё, и поэтому недолго они просто смотрели друг на друга.       — Ты так устала... — Марк протянул руки, чтобы обнять девушку, но она увернулась от него.       — Почему ты не кричишь на меня?! — снова с упреком в голосе.       — Почему я должен кричать на тебя?       — Потому что я накричала на тебя, — серьёзно ответила Саша.       — Давай просто поговорим, не будем переходить на эмоции.       Со звуком трескающегося стекла из глаз девушки упало несколько слёз. Она плакала, потому что была зла на себя и никак не могла выместить эту злость.       Марк был слишком хорошим для неё. Намного обиднее было услышать в ответ эти жалость и мягкость, чем если бы он оставил её здесь одну и уехал, а потом бы они никогда об этом не поговорили.       Но Саша до сих пор, спустя столько времени, не могла свыкнуться с тем, что Марк другой, ей нужно уже запомнить это и не наступать в сотый раз на одни и те же грабли.       С одной стороны, у них соревнования, а с другой стороны, соревнования — это не последний день жизни, и что плохого в том, чтобы наконец-то сесть, расслабиться и вкусно поесть?       Саша улыбнулась, глядя на воду, которая всё ещё была в руках у Марка. За такое время она даже не забыла, какой у неё вкус, поэтому охотно протянула руки.       — Давай сюда свою воду. Где ты её вообще нашёл?

***

      Саша ещё ни разу не пожалела, что поделилась с Марком тем, что пообещала себе когда-то хранить только в своей душе: история провальных отношений с Арсением Горшковым. С этими мыслями девушка вынырнула из своего номера почти в полной готовности отправиться на тренировку. Кондратюк стоял, как всегда оперевшись о стену, пачкал подошвой своей обуви белую краску. На удивление, сегодня без телефона в руке, Марк просто стоял и мило улыбался наконец вышедшей девушке.       — Ну, ты как? — осторожно спросил он, протягивая ей руку.       Саша горько усмехнулась и потянулась навстречу, вкладывая в ладони Марка свои. Спустя почти год, а если быть точнее — десять месяцев, Трусова вновь выйдет на один лёд с Арсением Горшковым. Совершенно другая Трусова, с новой жизнью и новым партнёром.       — Жить можно, — просто ответила Саша, хотя скрыть свой страх от Марка ей ещё никогда не удавалось.       — Эй, — тихо окликнул Кондратюк, встречаясь с ней взглядом. — Ты же чемпионка. Для чемпионов просто жить недостаточно. Давай контрольный вопрос. Готова?       Саша кивнула, на лице расплылась улыбка. Она уже знала, что это будет за вопрос, знала на него ответ. Но это странное ощущение, которое она испытывала только перед Марком…       — Как настрой?       — Боевой! — воодушевленно ответила девушка.       — Вот так-то лучше, — прошептал Марк и притянул Сашу к себе, заставляя уткнуться носом в плечо.       Было спокойно. Она бы так и осталась стоять, чувствуя размеренное дыхание Марка. Разве хотелось ей сейчас идти туда, где её ждут все эти воспоминания? Ответ очевиден. Точно так же очевидным было то, что идти нужно было, поэтому спустя некоторое время они отправились в зал.       На льду уже тренировались все соперники, только они задерживались. Пара остановилась перед дверьми, которые вели на каток. Марк аккуратно переплел их пальцы. Он хотел немного постоять, ещё поговорить с Сашей, но она потянула его вперёд, видимо не желая опаздывать.       Светлана Владимировна стучала пальцами по бортику, явно нервничая, наблюдала за остальными.       Когда её взгляд нашёл Сашу, она немного выгнула бровь. Трусова кивнула, поняв этот жест: Соколовская переживала за девушку и её самочувствие, понимала всё-таки, что это всё ещё не просто для Саши.       Они не торопились выходить на лёд. Трусова и вовсе не смотрела в ту сторону.       — Если тебе интересно, то он на тебя смотрит, — наклонившись, прошептал Кондратюк.       — Мечтала узнать об этом, — саркастично ответила Саша. — Ладно, пошли уже, у нас много работы.       Указания Светланы Владимировны пара слушала как никогда внимательно. Особенно Саша. Она старалась не думать ни о чём, кроме элементов.       — Вперёд, — завершила тренер свои указания.       Трусова дала свою руку Марку и они поехали раскатываться. Круг за кругом, Саша чувствовала лишь то, как мышцы начинают разогреваться. В кофте уже становилось жарко. На несколько секунд остановившись, чтобы снять вещь, девушка услышала то, чего больше никогда в жизни слышать бы не хотела.       — Привет, Саш, — она буквально почувствовала эту ехидную улыбку, даже не видя парня. Старые рефлексы и беспроигрышное знание человека.       Не желая иметь конфликтов, девушка легко кивнула в знак приветствия и уехала к своему партнёру.       Марк смотрел куда-то ей за спину, хмурясь.       Саша пару раз щёлкнула перед его лицом пальцами.       — Там интереснее? Я только отвернулась, а ты уже в геи заделался?       В любой другой момент Марк бы рассмеялся со столь забавной шутки в его сторону, но не сейчас, когда Саша стреляла в него взглядом «уберите кашу».       — Он тебе что-то сказал, — обозначил факт Марк.       — Да плевать я на него хотела с высокой колокольни. Давай подкрутку, что ли.       Оставшуюся часть тренировки ничего подобного не происходило, разве что Саша постоянно чувствовала на себе взгляд.

***

      Утром всё валилось у Саши из рук. Она нервничала до дрожащих конечностей и совсем не хотела, чтобы приближался момент их выхода на лёд. Произвольная программа у них — это веселье, энергия и харизма. Но от их пары сейчас получился бы номер только под похоронный марш.       Марк старался держаться. Он видел, как Саша волнуется, но скрывает свои чувства и отмалчивается. На самом деле, он уже даже привык к этой её закрытости именно перед стартами, поэтому лишний раз девушку не тревожил.       Светлана Владимировна всё утро старалась их разбудить, как могла. Трепала по голове, кричала, когда нужно было и напоминала про заветную награду.       Как и все спортивные пары, они выступали ближе к вечеру, когда зал уже был уставший, а добрая часть людей после женского одиночного ушла. Но задача Саши и Марка была создать праздник. Вернуть им прежние силы и заставить зал встать на ноги. Только эту мысль они крутили в голове на повторе, чтобы не забывать.       Момент, когда дыхание замедляется. «На лёд приглашаются Александра Трусова, Марк Кондратюк. Москва». Саша крепче сжимает ладонь парня в своей руке и уверенно скользит на центр. Позже она не вспомнит ничего. Весь прокат будет для неё как в тумане. Кроме того падения...       Из последних сил Марк выжимал импровизацию. Когда ты в паре, это дело опасное, но такое полюбившееся Кондратюку, что он не мог отказаться от этой привычки. Саша делала всё, как ей поставил Никита. До каждой детали доделывала все движения. В голове, как у любого фигуриста, у обоих только цифры. Нет, не цифры пьедестала, а количество оставшихся элементов и оценки. Впереди всего одна поддержка и парное вращение. И вроде осталось сделать так мало, так мало отдаляет их от заветного золота главного старта страны. То, к чему они так упорно шли последние полгода, к чему готовились.       Но в какой-то момент что-то пошло определенно не по плану. Саша упала на выходе с самой сложной и завершающей поддержки, а Марк, запнувшись, не выдержав равновесие, упал вслед за ней.       Дальше будто время остановилось. Девушка не поняла, в какой миг забылась, отключилась. Словно выпала из реальности на некоторое время. Перед глазами стоял образ Марка. Пространство, которое он заполонил собой, давило на виски, заставляя дурные мысли лезть в голову.       Он был таким красивым. Безусловно, неоспоримо. И девушке замедлил мысли шок от этого осознания, так некстати пришедшего именно сейчас. Его хотелось поцеловать. Просто прижаться к губам своими, чтобы почувствовать те жар и желание, которые сейчас волнами исходили от неё самой.       Этот момент безумной слабости захотелось разделить с ним. До потери пульса и дрожи на кончиках пальцев.       Саша очнулась в этот момент. Не в своей тёплой кровати. Не в его объятиях. Она проснулась головой и вспомнила, что, вообще-то, всё — не сон, что она на Чемпионате России, и это был их шанс выиграть. До этого падения. Они будто не поднимаются слишком долго, для девушки всё время останавливается, а голова идёт кругом, хотя она ударилась только бедром. Марк протягивает ей руку, тихо шепча:       — Всё нормально. Поехали, поехали!       А она так и готова протянуть ему губы, почувствовать это его успокоение не просто на словах. Но в голове звучит музыка, и Марк уже буквально тянет её, чтобы успеть сделать последний элемент и встать в финальную позу.       Это позор. А ещё, кажется, Саша совсем запуталась в себе.       Она с горечью вспоминает об этом, только когда Марк провожает её до номера, они слишком быстро обнимаются, и Трусова закрывает дверь за собой, скрываясь в тёмной комнате. Её не столь волнуют места и медали сейчас, она рыдает, уткнувшись в отельную подушку, сминая белые простыни, пачкая их разводами туши, просто потому что не хочет, чтобы всё повторилось вновь. Она боится признать, что Марк ей нравится. Нравится, как маленькой наивной девочке. Саша знает, чем всё это заканчивается. И не хочет, чтобы закончились и они с Марком. Вообще когда-либо.       Она приняла решение отныне видеться с ним по минимуму, не разжигать в себе искру чувств и попытаться забыть о том, что было на льду. Они облажались, и это важнее, чем то, как Саша желала поцелуя с Марком.       

***

      После их последнего выступления всё стало как-то по-другому. Холодно и одиноко. Марк больше не чувствовал того тепла в их паре. Саша не смотрела ему в глаза и будто специально старалась не оставаться наедине. Она, как напуганный котёнок, шарахалась от него и избегала любых разговоров. Они даже не обсудили результаты прошедших соревнований. Девушка сразу убежала в номер, ссылаясь на усталость.       И даже на следующий день, зная, что им придётся катать показательный номер, Саша вела себя отстранённо. Кондратюк никак не мог понять, с чем это было связано. Ниточки в голове всё никак не переплетались между собой, сколько бы Марк ни думал. И он уже натурально стал подозревать, будто что-то натворил.       В первый раз, когда он пытался вывести Сашу на разговор, она отмазалась тем, что очень спешит по каким-то делам и просто ушла. Марк это уловил и в следующий раз попробовал, когда она никуда убежать, казалось бы, не могла. Она снова сидела в номере после завтрака, но на просьбу выйти и поговорить ответила, что она не в настроении и не считает, что им есть что сейчас обсудить.       Это влияло на их работоспособность. Светлана Владимировна всё чаще повышала голос и была недовольна. Саша понимала, что оставить это так просто нельзя. Ничего не рассосётся само по себе. Всё будет наоборот только становиться хуже, она это по личному опыту знает.

***

      Ужин начался ещё полчаса назад, однако оторвать своё тело от постели, стереть поплывший макияж, да даже банально переодеться сил совсем не было.       Такие дни Саша называла резиновыми. Они похожи на кручёное фуэте, а ты несказанно далека от понятия балета. Думаешь, как бы не свалиться с головокружением после очередного па, но инерция движения подхватывает, и болит голова или нет, устала ли? Не имеет значения, ведь шоу должно продолжаться. Приходится импровизировать, хвататься за хлебные крошки, чтобы публика не заподозрила, что всё катится к чертям собачьим, да и солист перед ними никудышный. Остаётся продолжать танцевать, когда обрушилась сцена, сгорел театр, спаслись зрители, сбежав через запасные выходы. Танцевать, несмотря ни на что, когда задевают тлеющие обломки и кренится к адской бездне пируэт.       В конце дня, вспоминая произошедшее, натыкаешься лишь на противное ощущение давности происходящего и мутную плёнку, которая делает утро этого самого дня далёким.       К пяти вечера ты готов отдать всё за пропуск пары часиков.       Трусова с трудом поднялась с кровати, понимая, что сегодня ей, скорее всего, любимый зелёный чай из столовой никто не принесёт. Да, она сама в этом виновата. В этом безумном холоде, в этой стене, которая сейчас так властно их разделяла. Она отдалилась. И считала это правильным решением.       Натыкаться на одни и те же грабли — признак глупого человека, коим Саша не являлась. Из прошлых отношений она вынесла одну простую истину — нужно разговаривать. И головой-то она это понимала. Однако сначала обстоятельства были не те, потом чёртовой храбрости не хватало, язык не поворачивался что-либо произнести. Вот вам и все факторы для возникновения старого доброго игнорирования.       Это даже хорошо, что она вышла на ужин так поздно. Марк на все мероприятия, исключая те, которые начинаются раньше десяти утра, приходит вовремя, как штык. Может, он уже поел и наслаждается тишиной в своём номере? Хотелось бы в это верить.       Надежда, как ей это было свойственно, разбилась вдребезги, когда за стеклянными дверьми столовой Саша увидела кудрявую макушку.       Что ж, всегда бы бегать от него не получилось. Они, в конце-то концов, в одной паре числятся. Но лучшим вариантом для Саши было бы ещё на немного оттянуть время, чтобы встреча произошла позже, чтобы у неё было время на подготовку объяснительной речи перед партнёром.       Медленно вдохнув, Трусова толкнула дверь, заходя в столовую. Она всеми непомерными усилиями старалась не обращать внимания на сверлящий скулу взгляд, будто бы сканирующий, изучающий. Девушка, поставив на поднос порцию салата и кружку с кипятком, направилась к дальнему столику.       В целом, её ужин проходил спокойно. Чай успокаивал, лента социальных сетей (исключая новости) отвлекала, а небольшой шум, создаваемый разговорами людей, служил неплохим фоном для отгона непрошеных мыслей.       Иногда взгляд совершенно случайно находил Марка. Тот вяло ковырялся вилкой в своих овощах, временами посматривая в окно. Его подавленность была чересчур ощутима. И Саша не могла различить, когда её причиной был проигрыш, а когда — она сама.       Взгляд бегал от экрана телефона к чашке, от чашки к Марку, от него на занятые другими спортсменами столики и так по кругу, пока дверь в столовую не открылась. «Вот только тебя здесь не хватало», — подумалось Саше. Она попыталась снова отвлечь внимание, уткнуться носом в текст в телефоне, пытаться вникнуть хоть в одно слово, но уже становилось некомфортно. Она подумала, что пора бы собираться и уходить, между своим бывшим партнёром, с которым они расстались, и нынешним, к которому она испытывает неоднозначные чувства, находиться ей не доставляло никакого удовольствия.       — Привет, — Саша заметила, что он подошёл ещё до того, как успел поздороваться. Она глаз не поднимала, лишь боковым зрением видела, как своим широким телом Арс загородил проход, уже чуть ли не упирался на её столик. — А чего с Марком — его же вроде так зовут? — вместе не сидите?       — Извини, не открыта сегодня для подобных диалогов, — она правда старалась вежливо, но получилось как всегда, с колкостью и язвительной ухмылкой на лице.       — А-а-а, кажется понял, — тоже начал улыбаться он. К этому моменту Саша осмелилась поднять голову, и теперь она во всю глазела на его лицо, при этом мельком поглядывая за спину Арсения в поиске защиты. — До боли знакомая картина, помнится мне такое.       — Горшков, я рада за твою хорошую память, однако повторюсь ещё раз. Шагай отсюда.       Вместо предполагаемого и желаемого звука отдаляющихся шагов и вновь открытого обзора на Марка, Саша получила лишь отодвинувшийся напротив стул.       Арсений уселся, продолжая посматривать на неё с этой дурацкой улыбкой на лице.       — Знаешь, Саш, я вот долго думал на этот счёт, — он нагло игнорировал посылаемые Трусовой огненные взгляды, не предзнаменующие ничего хорошего. — После нашего распада в моей голове возникали мысли, что, быть может, во всём виноват я? Даже уже смирился с этим. А тут вон оно что. Дело-то, оказывается, всё время было в тебе.       Брови в неверии поползли наверх, девушка только и смогла, что просто уставиться на бывшего партнера, не в силах произнести и слова.       — Во… Во мне? — челюсть с огромным усилием удавалось держать на месте, иначе та бы валялась уже этажами двумя ниже, не менее.       — Ну, а как же, сама посуди. Вот меня в твоей жизни уже нет, а с партнёром ты всё равно умудрилась поссориться. Дай угадаю, ты бегаешь от него и полностью игнорируешь? Я так и знал, что я прав!       — Арс, я тебе разрешения присесть не давала, точно также, как и возвращаться в мою жизнь со своими погаными лекциями. Тебе откуда знать, что происходит в наших с Марком отношениях? Может, мы не хотим двадцать четыре на семь время вместе проводить? Знаешь, не хочется повторять прошлых ошибок, — припомнила Саша. — Тебя это как волновать должно? Кстати, где же твоя ненаглядная Василисочка? Сходи её проведай, узнай как дела, а меня в покое оставь.       Несмотря на весь гнев и раздражение, что Саша вложила в эту фразу, Арсений в ответ лишь хмыкнул.       — Василисочка, — спародировал он её интонацию, скорчив вдобавок рожицу, — отдыхает в номере. А по поводу времяпрепровождения с твоим ненаглядным новым партнером… Ты думаешь, я не вижу, как вы друг на друга посматриваете? А сколько драмы и отчаяния! — за этим последовал театральный вздох. — Саша, ты взрослая девочка, должна же понимать. Ну, не получается у тебя, дурочки, с людьми коммуницировать, так брось! Зачем же ему и себе нервы трепать. Не пригодна ты для парного спорта, пора смириться. И с тем, что Олимпийских игр тебе не видать — тоже.       Что-то после этой фразы изменилось. Будто воздух спертым стал. Ах, это только что наступили на горло её несбывшимся мечтам и целям, которые, как казалось в данный момент (не без подачи Арсения), не сбудутся никогда. Останутся в памяти мозолью с постоянно отлетающим пластырем. Воспоминанием, к которому будет больно, но так тепло возвращаться. Чтобы почувствовать себя вновь молодой и способной все горы свернуть.       Она слышала это много раз. Зачем, для чего ей эти Игры? Попробовала — не получилось, пора и перестать сражаться. Однако вплоть до этого момента такой исход даже в рассмотрение не ставился. Сдаться? Удел слабых.       Но мысль, червяком заползающая в сознание, пробила плешь в этой стойкой баррикаде. И в чём Горшков не прав? У них то с Васькой всё гладко. Вон как светятся, везде вместе ходят, вокруг них эту идиллию буквально руками пощупать можно. А что у Саши? Одни развалины. Может, дело действительно было в ней? В её неумении налаживать контакт, уступать, слышать, следовать советам других, учитывать чужое мнение. Всё это переплеталось в одно слово, вышитое черными, как смоль, нитями мыслей её сознания — «недостойна».       Мысли об этом, как цунами, разрушали все установки в голове Саши за считанные секунды. Арсений бы за это время не успел придумать, чем ещё её обидеть, когда у неё в голове случался переворот, а ком в горле превращался в слезы в глазах от обиды. Горшкову хотелось отомстить каким бы то не было способом. Но не ждать, когда они обгонят их пару по баллам или она поцелует Марка на глазах Арсения, чтобы он захлебнулся в собственности зависти, ей хотелось прямо сейчас. Медленно отодвинув стул, Саша ещё несколько секунд смотрела ему прямо в глаза. Мгновение и рука летит к его скуле, оставляя звонкую пощёчину так, что вокруг резко становится тише, и несколько человек оборачиваются на них.       Злость берёт вверх и Саша окончательно даёт слабину, на пол начинают падать слезы. Она уходит быстро, не оглядываясь, опасаясь того, что Арс догонит её и всё будет только хуже. Но он сидит, она это знает, хотя слышит, что кто-то всё же начинает за ней идти.       Она не думает, тело её само несёт в номер, ускоряя шаг, желая закрыться в незнакомых стенах на несколько месяцев, никого не видеть и рыдать от собственной никчемности. Всё с крахом в её жизни обрывается. Мост, который она так долго выстраивала, боясь упасть в воду, подвёл её, разломившись на две части, и ей не остаётся ничего, кроме как смириться и лететь вниз.       Сейчас ее воздушные замки рушились. И это ощущалось так, словно кто-то вырывал ее сердце из груди прямо наживую. По частям. Царапая когтями ребра.       То, что кто-то довольно резко, пытаясь привести девушку в чувства, развернул её за плечи, она осознала лишь спустя время. Тогда, когда до воспаленного сознания донесся успокаивающий голос.       — Тш-ш-ш, Саша, посмотри на меня, — Марк, картавость которого она бы узнала из тысячи, выводил пальцами узоры на её плечах.       Трусова замотала головой. Она не привыкла к тому, что кто-то видит её истерики, приводит в чувства. Она не хотела, чтобы Кондратюк видел её такой. Заплаканной, разбитой и совершенно потерянной.       Его вечно теплые пальцы коснулись подбородка, приподняли голову, просто вынуждая поднять взгляд.       — Он просто конченный придурок, который не может тебя забыть. Ты можешь всё. Слышишь? Всё. И твоя требовательность к себе и ко всем — однозначный плюс в спорте. А проигрыш — это не боль. Проигрыш — это возможность найти в себе силы подняться и идти дальше. Это куда важнее.       — Я со всеми партнерами ссорюсь. Постоянно. Арсений прав — я не предназначена для парного спорта, — всхлипнув, выдавила девушка. Открываться Марку стало чем-то привычным. Будто он оформил какой-то абонемент в её душу.       — Все ссорятся. Это нормально. Правильно решенные ссоры лишь сплочают, делают сильнее. И если Горшков этого не понимает, то он мало чего добьется.       — Думаешь? — вытирая слезы тыльной стороной ладони, спросила Саша.       — Уверен, — последовала тишина. Трусова пыталась успокоиться, Марк поглаживал её по плечу и всё не мог решиться сказать. — Ты не хочешь поговорить? В номере.       Саша взгляд от него оторвать не могла, не то что ответить! Сказать сейчас что-то было практически невозможным — мысли путались, тело онемело. Успокаивающие поглаживания разливались по телу теплом, а невероятная близость, на которую девушка совсем недавно вовсе не обращала внимания, кружила голову.       Она не могла признаться себе в том, что Марк определенно её привлекал. Ведь признаться в этом сейчас — проиграть. Наступить опять на те грабли, которые ещё меньше года назад терзали её душу.       Да, Кондратюк определенно отличался от Горшкова. Он… Он был буквально лучше во всем. Добросовестный спортсмен и просто понимающий человек. Просто он всегда её слушал. Просто всегда успокаивал. Просто всегда выполнял требования тренера без её пинка. Просто был всегда рядом. Просто обращался с ней, как с живым человеком, имеющим чувства. Просто заботился.       Просто был идеалом. Тем самым парнем из мечты на белом коне, образ которого всегда есть в голове у каждой девочки. Однако когда такой человек оказывается прямо перед тобой, живой и вполне реальный, невольно задумываешься о подводных камнях и своей никчемности в сравнении с ним.       Саше даже задумываться не пришлось. Блок, поставленный в голове в феврале, махал ручкой каждый раз, когда проворная мысль о Марке, как о парне, намеревалась пробраться в сознание. И до недавнего времени это работало.       Но механизм сломался. Она сломалась. И вот сейчас сломленная и морально обнаженная стояла перед ним, в отчаянной попытке сдержать выливающиеся неконтролируемым потоком чувства.       Его кожа казалась такой гладкой, отчего ей внезапно захотелось прикоснуться к ней. Ощутить эту гладкость на своих пальцах, познать жар его тела, целовать его покрасневшие губы, запустить пальцы в эти шелковистые кудрявые волосы. Хотела, чтобы его большие руки обхватывали ее тело, чтобы он раздел ее, чтобы трогал везде… Девушка закусила губу.       Неужели ты влюбилась, Трусова? Постараешься ответить себе на этот важный вопрос?       Иди нахуй.       Восхитительно подбадривающий диалог с самой собой.       Возможно, это была паранойя, вызванная воспаленным сознанием, но Саше показалось, что в глазах Марка появилась новая порция беспокойства, вызывающего в ней двоякие ощущения. От неё хотелось спрятаться за непроницаемым слоем бетона, закрыться от позорного ощущения беспомощности. Но беспокойство от него было таким приятным… Иногда просто необходимо почувствовать себя хоть кому-то нужным.       И Саша не выдержала.       Это произошло быстро. Как сдернуть пластырь с ноющей раны, чем быстрее — тем безболезненнее.       Саша коснулась губами его приоткрытого в удивлении от её резкой смены настроения рта. Трусова притянула его за футболку ближе, смешивая отчаяние со вкусом любимого зеленого чая. Только спустя пару секунд Марк ответил, и Саша, которой окончательно сорвало голову, наконец за последние полгода почувствовала, что сделала правильное решение.       Все сомнения и горечь растворились на губах, в руках парня, покоящихся на её талии, прижимавших к себе, не оставляя и малейшего пространства между ними. Саша словно слизала сильнейший опиат, который притуплял тревоги и переживания, но обострял жажду.       Жажду почувствовать чистейший кайф. Хотя бы на минуту позабыть о данных себе самой обещаниях. Провалиться в эту пропасть, забыв о последствиях.       Его губы были влажными и мягкими. Марк сбивчиво дышал. Будто погибал от кислородной депривации. Да. Это будет самая приятная смерть в истории человечества.       Сладкий аромат забирался под кожу. Кондратюк был так близко, что буквально прорастал в тело девушки. Теперь она тоже будет пахнуть сладкой жвачкой. Теперь она будет пахнуть Марком.       Саша и подумать не могла, что оторваться от его губ будет тяжелее, чем всё, что было с ней ранее. Она ещё никогда не чувствовала такую неловкость перед Марком, как сейчас, когда медленно отворачивала голову в сторону, лишь бы не встречаться взглядом. Она бы сбежала в номер в этот же момент, снова, как всегда, как она привыкла — убегать от разговоров, но не имела такой возможности.       Тяжелое дыхание Марка касалось её шеи, и Саша чувствовала, как по её рукам поднимаются мурашки.       — Что это было? — спросил парень.       И тут Трусова поняла, что она может всё. А конкретно — сбежать отсюда, как можно скорее. Оттолкнув руку парня, она всё-таки дошла до номера, в который ещё пару минут назад бежала, сломя голову, и скрылась за дверью, оставив Марка наедине со своими запутанными, как паутина, мыслями.       Оставаться одной было крайне опасно. Точнее, Саша была не одна, её весь оставшийся вечер сопровождала мыслительная жвачка, которая была запутана не хуже, чем у Марка. Жвачка, которой он пах… Которой теперь пахла её одежда. Гребаные речевые обороты, заставляющие её сильнее погружаться в эти мысли. Саша застонала, утыкаясь головой в подушку. Когда-нибудь этот день закончится.

***

      Ярость медленно закипала в венах, бурлила в каждой клеточке, он мог это почувствовать. Как туманная плёнка застилает глаза, мысли. Что-то не дает дышать, окуная головой в этот омут.       Марк не знал, куда ему идти, не знал, где его искать. Но точно знал, что поможет ему решить возникшую проблему.       Об Арсении он наслышан достаточно. Достаточно для того, чтобы он вызывал в нем такие чувства агрессии и раздражения. От одного только воспоминания о том, какую боль он причинил Саше, у Марка сжимались кулаки.       Когда он толкнул прозрачную дверь столовой так, что та чуть не вылетела с петель, на него странно покосились посетители. Его это мало волновало. Горшкова здесь не было, и это лишь сильнее разозлило парня. Теперь он совсем не знал, где его искать. По рассказам Саши он не заядлый любитель поздних (да и в целом) тренировок, так что идти сейчас в зал было, наверное, абсолютно бесполезно. Скорее всего отлеживается в номере, расположение которого Кондратюк не знал.       Это означало лишь одно — ярость придется отложить до завтрашнего дня. А сейчас пойти и лечь спать. Всё-таки завтра у них последнее выступление и награждение, которое для его партнерши лёгким точно не будет.       Мысль о Саше влетела в сознание молнией, разгоняя всю злость. Он почти сразу забыл о том, что было его изначальной целью. Даже стало страшно от собственных мыслей. Марк что правда хотел побить человека? Воротило от самого себя и от состояния, до которого Кондратюк докатился. Это явно не был выходом. Ему сразу стоило просто пойти лечь спать. Нет, сначала немного подумать о Саше, а потом лечь спать. Её губы словно отпечатали на его губах самый оригинальный рисунок, который он до сих пор ощущал, несмотря на свою внутреннюю злость. И всё же, он хотел, чтобы всё прекратилось: Саша перестала от него бегать, а Горшков, наконец, стал держаться подальше от них. Но Марк знает, в жизни никогда не бывает так легко, этому он и пытался научить Сашу, хотя не считал себя очень мудрым человеком.       Поцелуй мог значить столько всего, но единственная мысль, которая крутилась на повторе в голове — Саша к нему что-то чувствует. И это не состыковывалось со всем, что выдумал себе Марк. Если подумать, он правда был влюблен в неё, считал просто замечательной, весёлой, харизматичной, энергичной, очень красивой, но никогда бы не подумал, что Саша захочет повторить прошлый болезненный опыт, который не мало её травмировал. Неужели, она настолько ему доверяла? Была уверена в том, что именно Марк с ней так не поступит? И наконец, ему стало понятно, почему Саша так долго от него бегала.       Кондратюк давно признал для себя эти чувства. У него не было «блоков» на такого рода ощущения, поэтому он давно смирился со своей симпатией, такой свойственной для этого возраста. Однако узнав историю Трусовой, он понял, что ждать каких-то изменений между ними — совершенно бесполезно. Поэтому лишь вздыхал, продолжая отмечать, какая она красивая и яркая. Все попытки сблизиться в романтическом плане были прерваны на корню.       Саша, судя по всему, свои чувства осознала недавно. И слишком спонтанно и неожиданно для неё самой. Марк понимал, что она думает об этом, как о ошибке. О том, что не должно происходить. Это было ясно, как день. Трусова не хотела испытывать те эмоции снова.       И парень совсем не знал, рад ли он этому новому открытию. Взаимные чувства — то, о чем мечтают все подростки. Оказаться любимым, быть окруженным заботой, пониманием и поддержкой. Он хотел до безумия разделить это с Сашей. Но понимал, что не хочет подвергать её такой опасности. Конечно, Марк не поступил бы как Горшков, это совершенно не пересекалось с его воспитанием и мировоззрением, однако давать гарантию, что они останутся вместе навсегда… Огромное желание не шло в вес с возможными исходами. Обещать что-то в столь долгосрочной перспективе — плохая затея.       Сколько ещё Саша будет бегать было непонятно, но одно Марк знал точно. Он даст ей столько времени, сколько потребуется, и теперь не будет ждать от неё каких-то объяснений. Даже если завтра на тренировке они будут делать вид, будто ничего не было, будто у них в паре царит полная гармония, ведь для окружающих, а самое главное — для Светланы Владимировны, это было столь важно. А уже после Чемпионата разберутся, жизнь расставит всё на свои места.       Сопровождаемый этими мыслями, Марк добрался до своего номера и лёг спать. Следующий день будет непростым, оставалось лишь надеяться, что он будет хоть немного терпимее этого.

***

      Марк не знал, куда себя деть. Он вообще не оборачивался последние минут десять, потому что увидел Сашин затравленный взгляд, кинутый ему за спину. Догадаться, кто соизволил явиться, сложностей не составляло. Он старался туда не смотреть; понимал, что может не сдержаться, несмотря на все вчерашние укоры, и врезать этому человеку до звёздочек в глазах.       До номера оставалось три пары. Три пары до того, как они уйдут из этой душной подтрибунки. Три пары до того, как закончатся эти соревнования, закончится Чемпионат России. Три пары до того, как они улетят домой и поговорят. Три пары до возвращения в прежнее, такое комфортное и успевшее стать для Марка родным русло.       На Сашином лице не читалось ни капли привычной радости и это заставляло Марка возвращаться во вчерашние воспоминания. От этого тело самопроизвольно оборачивалось в поиске знакомой физиономии. Не так сейчас волновало то, что с девушкой они обменялись за сегодня лишь парой банальных фраз, как то, что злость снова начинала закипать в венах, хотя уже не так сильно, как вчера.       — Я отойду? — Марк спросил это, неприлично близко приблизившись к уху Саши, сейчас эта неловкость от любого прикосновения ощущалось как никогда ярко.       — Скоро мы, куда ты? — она слегка растерялась и даже протянула руку, чтобы задержать Марка около себя, но отдернула её тут же.       — Сейчас, я рядом, не теряй, — он скрылся в людях, в коридорах, в шуме, который доносился с арены даже сквозь толстые стены.       Вообще, изначально Марк планировал лишь зайти в раздевалку. Там сейчас, вероятно, никого не было, что позволило бы ему успокоиться. Но планам сбыться не было суждено: на входе он столкнулся с Горшковым.       Он уже готов был мирно разойтись, только заметив этот насмехающийся взгляд, но...              — Можно тебя на разговор?       Горшков улыбнулся и кивнул в сторону тихого уголка.       — Не самое лучшее время и место, ты так не считаешь?       — Я как раз думаю, что это очень вовремя, — закатывая рукава олимпийки, ответил Марк.       Кажется, он начинал понимать, что именно Сашу так вымораживало в Арсении. Надменность и снисходительность прямо из ведра лились. И действовали на злость Кондратюка не как вода на огонь, а как спирт.       — Ну, и о чём болтать будем? — усмехнувшись, поторопил его Горшков. — Вы скоро выступаете, ты же не хочешь Саньку расстраивать? А то у вас и без этого в последнее время не клеится, как я погляжу.       Хотелось выбить ему пару этих белых зубок, которыми он сейчас так нагло улыбался. А ещё разукрасить лицо. Чтобы сочеталось с его костюмом, в котором он собрался сегодня катать произвольную программу. Дополнить образ.       И Марка совсем не волновало то, что Горшков выше его самого. Что может размазать по стенке. Его это мало заботило.       — Мне много времени и не понадобится, — выдохнул Марк и, приложив всю накопившуюся злость, непонимание, тревогу, ударил неожидавшего такого поворота событий Арса кулаком по челюсти.       Пока Арсений не успел прийти в себя, Кондратюк ударил ещё и в живот, отчего тот сложился пополам. Однако небольшое торжество продлилось недолго: ему с хлопком прилетает еще и по щеке. Удар такой силы, что на месте лица у него образовалось сплошное красное пятно с кровавыми подтёками. Будет хорошо, если челюсть цела. Но отступать Марк не был намерен. Он, убрав руку от лица, сделал резкий шаг вперёд, набрасываясь на Горшкова с кулаками и тупо повалил его на пол.       — Ах ты сучёнок! — Марк пинком перевернул тело своего обидчика на спину. — Я тебя урою, говнюк! — сквозь зубы прошипел Арсений.       Марк сплюнул кровь прямо рядом с ним. И получил удар в живот. Ещё один. Боль такая, словно его ударили асфальтом по копчику. Дышать тяжело, но зато в глазах постепенно прояснялось. И теперь уже Кондратюк оказался прижатым к полу. Прилетел ещё куда-то по лицу. Во рту появился металлический привкус. Попал по губе.       — Мразь! — выругался Марк, попадая по кадыку.       Арсений не успел взять воздуха в лёгкие, когда ему по лицу прилетели ещё два ритмичных удара. По носу и около глаза. Марк не смотрел, куда бил. Перед глазами стояла пелена.       Уже когда он замахивался на третий удар, его скинули с себя, а где-то в коридоре раздался испуганный крик и послышались шаги. Саша. Это была точно Саша.       У Марка прояснялось перед глазами лицо Горшкова. Ещё один удар прилетел по виску прямо тогда, когда Саша подбежала ближе и дрожащим голосом умоляла остановиться.       Казалось, что этого недостаточно. Недостаточно синяков на лице у Арсения, недостаточно сильно болят у него самого костяшки пальцев от ударов. Но не при Саше. Шум в ушах становился громче, перед глазами все расплывалось. Он только помнил, как Саша села к нему и сказала не поднимать голову.