Подарок

      19 июля 1996 года       Ранним июльским утром Гермиона Грейнджер проснулась от того, что в её маленькой комнате в «Норе» — доме семейства Уизли — поселился какой-то невероятный аромат — аромат свежести, солнца, пряных луговых трав и доброго утра.       Потянувшись, Гермиона подскочила к окну, открыла его и обомлела. Бушевавший вчера шторм исчез, растворился в синеве неба и лучах пронзительного солнца. Надоедливый дождь, ливший из ведра всю последнюю неделю, сбежал вслед за непогодой, оставив о себе в напоминание лишь мелкие, грязные лужицы. Даже ветер, еще вчера пробиравшийся под множество слоев одежды, щекочущий холодом до мурашек, и тот стих. На смену холоду, отнимающему радость, пришло настоящее лето — согревающее и обнимающее, сулящее добрые перемены и надежду.       Вместе с переменой погоды, Гермиона ощутила в сердце что-то новое — радостное, прежде спрятанное, а ныне трепетно рвущееся наружу желание поделиться с миром ощущением своей любви. Всю эту неделю, с тех пор как она объявилась однажды вечером в «Норе», это желание, под чужими дерзкими взглядами, таилось и пряталось внутри нее. Но не сегодня. Будто вместе с теплом, солнцем и ароматом свежескошенной травы она наконец-то обрела фундамент, от которого толкнулась ввысь, к своей мечте.       Наскоро умывшись, Гермиона открыла шкаф и рука, уже тянувшаяся к привычным за последнюю неделю джинсам, дрогнула и остановилась. Наконец, твердо кивнув сама себе, будто утверждая пришедшее ей в голову решение, она сняла с вешалки платье. То самое платье, так неожиданно обретенное во время каникул во Франции и до сей пор скрываемое ото всех.       Уже держав в руках драгоценный подарок, Гермионе снова вспомнилось Элен. Та, уже прощаясь, долго не отпускала ей. В глазах хозяйки ателье читалась тоска. Будто она прощалась с бесконечно дорогим ей человеком, отправляющимся в далекое путешествие, полное опасностей и препятствий. Уже в дверях, обернувшись, Гермиона прочитала по губам Элен краткое напутствие: «Береги себя! И удачи!».       — Удачи тебе, Гермиона! — пробормотала уже полностью собранная девушка, привычным жестом — в сотый раз за сегодняшнее утро — поправила с трудом уложенные волосы и растворилась за дверью.

***

      Спускаясь по лестнице в небольшую уютную гостиную, Гермиона ощутила на себе чей-то любопытный взгляд. Покрутив головой, она, наконец-то, нашла источник этого любопытства. Точнее, целых два источника. На диване около камина расположились близнецы — Фред и Джордж — Уизли. Судя по восторженно горящим глазам, прямо сейчас они готовили какую-то пакость. Она уже хотела стрельнуть в их адрес какой-нибудь щекотливой нотацией (палочка в этот момент сама скользнула Гермионе в руку), как дело приняло совсем уже неожиданный поворот.       — Вот так братец Фордж, — делая страшные глаза, параллельно косясь на Гермиону, начал, видимо, Джордж. — Еще вчера ты помогаешь ей разместиться в вагоне, а сегодня вдруг обнаруживаешь, что вчерашняя первокурсница с забавными кудряшками на голове стала редкой красавицей.       — О, не говори, братец Дред, — еле сдерживая смех, поддержал брата, видимо, Фред. — Ставлю пять галлеонов на то, что Хогвартс осенью ждут тяжелые времена. И еще пару на то, что еще до Хэллоуина какой-нибудь недотепа обязательно набьет себе пару шишек на голове, ухаживая за этой красавицей.       — Принимается, братец, — сипел Джордж, уже не сдерживая смех. — Кое-кто только что спустился к нам с сияющих вершин — тут шутник показал на спускающуюся лентой лестницу — и готов похитить наши сердца. А значит все мы в опасности!       С этим словами, братья хлопнулись на колени, и, уже не сдерживая смеха, синхронно прокричали: «О, прекрасная дева, мы недостойны твоей любви! Возьми в плен кого-нибудь другого!».       Не успели близнецы закончить, как входная дверь отворилась, и в гостиную ввалился Гарри — раскрасневшийся, голый по пояс, с метлой на плече.       — Вот его и возьми! — грянули близнецы, показывая в сторону ничего не понимающего, но подающего надежды ловца.       — Идиоты… — улыбнувшись, Гермиона обменялась взглядом с ничего не понимающим Гарри. Затем, вытаскивая палочку, резко повернулась к близнецам, почувствовала как теряет равновесие и в тот же миг лестница ушла из-под ног.

***

      Как быстро я упаду? Именно этот вопрос всплыл в голове в тот самый миг, как только Гермиона поняла, что стремительная встреча с твердой поверхностью неизбежна. Услужливая память, откуда из своих необъятных глубин, быстренько подсунула цифру, когда-то почерпнутую из толстой книжки, найденной в библиотеке отца: за первую секунду полета тело, падающее под действием силы притяжения, пролетает пять метров. Если она находилась в паре метров от пола, значит она, умница и отличница, в своем самом прекрасном платье, менее через одну секунду грохнется под ноги тому, кто был ей дорог всем сердцем. В этот момент Гермионе, как никогда в жизни, захотелось расплакаться. Но, как оказалось, даже умницам свойственно ошибаться. Когда, казалось, от непоправимого ее отделяли какие-то сотые доли секунды, чьи-то твердые как сталь руки подхватили и прижали к себе. А потом все кончилось.       Когда Гермиона снова открыла глаза, два знакомых изумрудно-зеленых глаза с тревогой смотрели на нее. От этого взгляда сердце, еще мгновение назад разрывающее грудь, застучало ровным ритмом, отбивая ей доселе неведомой, но отчего-то вдруг очевидной и понятной, морзянкой «Отбой тревоге!».       Руки, эти твердые стальные руки баюкали Гермиону, как самую драгоценную ношу, возвращая на мгновение её туда, в детство. В детство, полное радости, надежды и уверенности. И все, что до сей поры тревожило Гермиону, развеялось как дым, улетело прочь в неведомые дали. И в этом было сиюминутное счастье Гермионы.       Но как любое счастье, вне очереди отнятое у Судьбы, это счастье было мимолетным.       — Красивое платье, Гермиона… — почему-то прошептал Гарри, потом его ноги подкосились и они с глухим, как падает полный муки мешок, ударом рухнули на пол.       Видимо, всю тяжесть падения Гарри принял на себя, и Гермиона, к ее собственному удивлению, даже не почувствовала какой-либо боли. Вскочив на ноги, она снова бросилась к парню. Вот только увиденное испугало её: из-под головы лежавшего без сознания Гарри, по потрескавшейся от времени каменной плитке, медленно растекалась кровь. В этом странном узоре из крови и трещин Гермионе виделся предвестник смерти, но разум отказывался принимать такой исход. Даже сердце сейчас успокаивающе дробило «Не бойся!».       — Наш братец полон сюрпризов, — один из братьев склонился рядом с Гермионой. — Стихийная трансгрессия. Когда-нибудь, я будут гордиться тем, что видел это. И, быть может, Рита Скиттер, однажды, возьмет у меня интервью.       — Увидев как ты падаешь, Гарри трансгрессировал и успел подхватить тебя, — добавил близнец, разглядев во взгляде Гермионы недоумение. — Вот только с первого раза не всем дается устоять на ногах.       — Гермиона, держи бадьян, — второй из близнецов протянул ей флакон желтого стекла. — Надо обработать рану Гарри. Первейшее средство при ранах. Три капли, и будет как новенький. Мама не даст соврать!       Опустившись на колени, Гермиона бережно повернула голову Гарри. Огромная рана медленно сочилась рубиновой, как старое терпкое вино, кровью. Вытащив зубами тугую пробку, она капнула на открытую рану одну за другой три капли. Когда зеленоватый дымок рассеялся, Гермиона была потрясена — кровь перестала идти, а обширная рана затянулась свежей кожей.        А через долгую, томительную от ожидания минуту произошло и вовсе что-то удивительное. Гарри открыл глаза, приподнялся, оперся спиной на старую деревянную стойку и, глядя на Гермиону, произнес совсем уж что-то невероятное: «Гермиона, я тебя действительно только что поцеловал, или мне все это только привиделось?».       — О, Мерлин, наш братец все-таки зашиб голову, — еле сдерживая смех, сказал кто-то из братьев. Гермиона почему-то казалось, что в сказанной фразе скрывался какой-то подтекст.       — Ты не прав, Фред, — будто подтверждая версию Геримоны, ответил хитро улыбающийся Джордж. — Все ровно наоборот! Я бы сказал, что наш братец, наконец-то, прозрел.       — Форменные идиоты! — пробормотала Гермиона, стараясь не рассмеяться.       — Эй, я что-то пропустил? — раздался звучный голос младшего из братьев Уизли, стоявшего на ступеньках лестницы. Долговязый, он возвышался над тесной гостиной, как маяк возвышается над берегом. Из-за его спины испуганно выглядывала Джинни Уизли. Видимо, чуткая женская интуиция подсказывала ей, что здесь и сейчас произошло что-то особенное.       — О, Ронникинс, — подал голос Фред. — Готов поспорить на пару галлеонов, что ты только что все упустил! — на этих словах он подмигнул Гермионе и рассмеялся.       — Прежде чем снова спорить, верни мне мои два галеона, — заявил свою претензию на деньги брата Джордж. — Готов поспорить, у Гарри на голове огромная шишка.       В этот самый момент, Гермиона почувствовала, как чья-то твердая как сталь ладонь аккуратно и бережно взяла ее за руку. Гарри Поттер, ловец и боец, стоял рядом с ней плечом к плечу и улыбался ей. Ей одной.       А раз так, с мертвецом, с этим дурацким предсказанием Трелони, они, твердо решила Гермиона, как-нибудь справятся. И рассмеялась. Жизнь, впервые за долгие годы, казалась ей необыкновенно приятной.

***

      20 сентября 1999 года       Ранним сентябрьским утром, в крошечное окно подсобного помещения небольшой швейной мастерской постучалась огромная полярная сова, редкий гость в здешних местах.       Открыв окно, Элен, хозяйка мастерской, угостила сову бисквитом и получила взамен небольшой, плотный конверт.       Наскоро проверив конверт на наличие чар, Элен достала из конверта одну единственную колдографию со штампом мастерской «Колин и Деннис Криви. Свадебные — и не только — фотографии».       Со свадебной фотографии на нее влюбленными глазами смотрела пара: невысокая девушка с каштановыми волосами и высокий, вихрастый, зеленоглазый юноша. Простое белое девушки, украшенное цветочным узором, поразительным образом сочеталось с простым и незатейливым нарядом парня.       Но сколь бы хороши не были наряды, все это ни шло ни в какое сравнение с той любовью, с которой смотрели молодожены друг на друга. Элен казалось, что весь мир вокруг померк, и на все белом свете остались лишь только эти двое.       Перевернув фотокарточку, хозяйка мастерской прочла: «Гарри и Гермиона. 19 сентября 1999 г. p.s. Спасибо, Элен! Спасибо, моя фея!».       — Это девочка слишком умна! — ухмыльнулась Элен, открывая старую, потрепанную веками книгу. Она нашла последнюю запись, оставленную три года назад и гласившую: «Гермиона Грейнджер, 28 июня 1996 г.», поставила рядом с ней вчерашнюю дату, и, очевидно, довольная собой, захлопнула книгу.       — Эй, Дэниель, хватит лениться, пора браться за работу! Нам нужно новое платье! — радостно улыбаясь, прокричала Элен, хозяйка швейной мастерской, фея-покровительница всех влюбленных, и растворилась в недрах мастерской.