Мы здесь не одни..

- Бабушка Тереза, я принес вам ваш завтрак! – Закончив фразу, я положил на прикроватный столик поднос с чашкой кофе с молоком и сладкими клёцками. - Оу-у… милок, это мой любимый дампфнудель! - Старушка медленно сделала глоток из чашки. – Когда я была еще молодая, мы с моим мужем Петром отдыхали в Германии, там мы были в одном кафе… Называлось то ли «Heim», то ли «Backerei»… - Попыталась бабуля повторить названия с немецким акцентом. - Не помню, но там я попробовала эти самые дампфнудели… И, бог мой, это было невероятно… - Ну это же обычные сладкие булки, что в них особенного? Они есть везде, не только в Германии. - Милок, я росла в бедной семье… - Разве тесто это прерогатива богатых? - Я росла… В очень бедной семье. Все, что я могла себе позволить, так это ворованные листья овощей, которые я измазывала соком таких же краденых ягод… - С грустью прохрипела старуха. – И когда я встретила своего мужа, он сказал, что защитит меня от всех невзгод, от бедности, от несчастья… И забрал меня к себе в Германию. И первое, куда он меня сводил, это было то кафе… - Сколько ж вам было? - Не помню, может лет шестнадцать или семнадцать. Папка не хотел меня отпускать, но я тогда ой какая вредная была… И уехала. - А где сейчас ваш муж? - Умер давно, лет так десять назад, он был старше меня на шесть лет… Вот уж я и пережила его… А как его не стало, я вернулась к себе на родину. - А этот огромный дом… Он вашего мужа? - Нет, что ты, это мой дом… За свою жизнь я немало денег накопила, купила сразу же, как вернулась сюда. - Так значит, ваша дочь с ее мужем сейчас находятся в Германии? - Да, они же выросли там… Их ничего здесь не держит, кроме меня… - С грустью вздохнула старуха, уставившись в окно. Я взял поднос и вышел из комнаты. Через час я вернулся в комнату Терезы, забрал грязную посуду и сделал ей профилактический массаж от пролежней. Оставшуюся часть дня я убирался в доме, а вечером я отнес старушку в ванную. Так пролетел целый месяц. Я убирался, готовил, делал массаж, умывал бабушку, гладил и стирал одежду. И вот в начале второго месяца я увидел у себя счет в девяносто тысяч крон. Оставался еще один месяц до приезда хозяев. Но однажды все вмиг перевернулось. Одномоментно я захотел уехать из поместья как можно дальше, бежать, бежать куда глаза глядят… Все началось на пятую неделю моей работы. Убираясь утром на втором этаже, я заметил, что дверь в комнату хозяев была открыта. Спросив Терезу, я узнал, что она заглядывала в комнату дочери, чтобы показать мне золотое ожерелье, которое подарила ей на двадцатилетие. Я помню это ожерелье. А потом, судя по всему, забыла закрыть дверь и из-за сквозняка открылась дверь в коридор. Когда я собирался закрыть ее, я вспомнил просьбу хозяев ни в коем случае не заглядывать в комнату. Я, честно говоря, и не собирался, ведь логично, что сиделка может украсть деньги или еще какое имущество, то же золотое ожерелье например. Но могла быть и обратная сторона медали, могли ли хозяева что то скрывать, возможно ли такое, что этот дом скрывал что-то ужасающее? Я решил проверить для своего спокойствия. Зайдя, я увидел ту самую роскошную кровать с узорами, огромный шкаф, стол, тумбочки. Привлекло мое внимание что-то на стене, скрытое за тканью. Казалось, что там висит зеркало. Я слегка заглянул под ткань, но там было... Отнюдь не зеркало. Там была какая-то картина. Тогда мое любопытство оказалось свыше и я снял ткань. Передо мной предстал портрет первого хозяина особняка. Внизу была подпись: «Цисарж Ф.». На картине был изображен мужчина лет пятидесяти, лысеющий, покрытый морщинами. Лицо у него казалось злым из-за нахмуренных бровей. Поглядев на картину еще пару минут, я накинул ткань обратно и покинул комнату. На следующий день протирая пыль с фотографий в рамках, висящих на стене вдоль коридора, я заметил, что комната хозяев была опять открыта. Я зашел к Терезе и сказал, чтобы она на ночь хотя бы прикрывала дверь, чтобы не сквозило в коридоре, на что она ответила, что в комнате дочери она не появлялась. «Опять сквозняк» - подумал я и закрыл дверь. Вечером по пути в туалет, я услышал громкий стук из комнаты хозяев. Я решил еще раз заглянуть туда, нарушая обещание третий раз. Вдруг меня окатило резкое отвращение. На окне было пятно крови. Я в ужасе выглянул в окно и увидел на траве лежащую мертвую птицу, дергающуюся в конвульсиях. Я выбежал на улицу, чтобы осмотреть этого летчика. У нее были сломанные шейные позвонки. Видимо, влетела в окно. Я отнес птичку к деревьям и вернулся в дом. Весь вечер занял на то, чтобы отмыть окно от пятен крови. На следующее утро я проснулся в тишине. Что-то было не так. Но я сначала не мог понять что. Я пошел на кухню, чтобы приготовить завтрак для Терезы. В обед я уже сидел в кресле в гостиной и читал книгу, взятую с полки. Внезапно, я услышал странный хлопок в какой-то части дома. Я встал и обошел весь дом в поисках источника шума, но так и не нашел. «Возможно, опять птица в дом врезалась.» - подумал я в очередной раз. Но эта мысль мне казалась неверной, я не мог понять почему. Где то глубоко внутри себя я чувствовал нарастающую тревогу. Вечером я опять прибрался на кухне, приготовил ужин для Терезы и отправился к себе в комнату. Перед сном я открыл окно для сквозняка, и тут меня опять накрыло необъяснимое чувство ужаса. Я прислушался к уличным звукам, звукам леса. Тишина. Что-то в этой тишине было не так. Так и не поняв в чем дело, я лег спать. Ночью мне казалось, что что-то ходит во дворе, шуршит травой. Я открыл глаза и посмотрел на часы. Было три часа ночи. Подойдя опять к окну и вглядевшись во тьму я… Так ничего и не увидел. Вздохнув с небольшим облегчением, я вернулся в постель и закрыл глаза. На утро мне вновь солнечный свет ударил в глаза. Я невольно отвернулся к стенке. Опять давящая тишина. Я собрался и вышел в коридор. Тихо. Я будто слышал только собственный стук сердца. Нет, в доме было все также мирно и уютно, солнечные лучи освещали коридор, по небу плыли белые облака. Но тем не менее… Стояла гробовая тишина… Я заглянул в комнату старушки. Она еще спала. Я направился на кухню. Приготовив очередной тридцать второй завтрак для Терезы, я отправился смотреть телевизор в гостиную. На первом попавшемся канале шел какой-то стендап. Там комик говорил сатирические высказывания в сторону политики нашей страны, шутил про женщин и о том, как тяжело в современном мире воспитать детей. Я с улыбкой согласился с его высказываниями. Так прошел примерно час. Внезапно комик перешел на более экстравагантные темы, он обсуждал почему убийство Кеннеди было оправданным действием, стал перечислять плюсы фашистской Германии, а затем его темы стали еще страннее… Он стал перечислять всех серийных убийц и говорить, что они молодцы, раз убивали столько людей, стал прикладывать фотографии убитых… Обезображенные трупы с вырванными глазами и с сочащимися ранами. Затем, улыбаясь, он стал рассказывать каким сладким может быть человеческое мясо, если его хорошенько отбить и прожарить, многие людоеды в этом очень давно убедились. С каждой минутой его речь становилась более неразборчивой, я слышал лишь смесь хрипа и криков. Он кричал. Кричал, что маньяки должны были жрать трупы убитых, должны были вырезать население деревень ради первосортного сытного блюда. Крик стал оглушительным, речь стала окончательно неразборчивой, все стало мутным, непонятным, давящим на уши. Внезапно я проснулся и услышал крики старушки, зовущие меня. Я быстро подскочил и побежал на второй этаж. Забежав в комнату Терезы, я в первую очередь увидел ее злую гримасу. - Я тебя зову, зову, где ты был, Радко?! - Извините, я задремал, что случилось? - Я хочу какать! Выведя старушку в коридор на коляске, я завез ее в туалет и стал ждать снаружи. Спустя минут десять, я снова усадил ее и повез обратно в комнату. - Радко, хотела бы я погулять сегодня… - Хотите, прогуляемся? - Нет, что-то неспокойно у меня на душе… - У вас? Почему? - Не знаю, будто бы лес умер… Неспокойно мне, может валерьяночки выпить.. Ее слова насквозь прошли сквозь мой мозг и еще раз двадцать отдавались эхом в моих ушах. «Лес умер». Завезя ее в комнату, я направился назад в гостиную. Но не дойдя до лестницы, я услышал странный звук. Что-то капало. Словно крыша протекает или еще чего. Я прошелся вдоль коридора, прислушиваясь то к удаляющемуся звуку, то к приближающемуся. Внезапно звук стал громче, когда я остановился у одной из дверей. Это была комната хозяев… Я зашел внутрь и поначалу ничего странного не увидел. Я подошел к окну, огляделся и закрыл его. Но звук капель был отнюдь не снаружи, а внутри… Я повернул голове направо и увидел сюреалистичное: Из-под ткани, висящей на картине, капала черная жидкость. Я одернул тряпку и… Внезапно испарина выступила у меня лбу. Человек на картине широко улыбался. Нет, не просто улыбался. Его лицо расползалось в ужасающей гримасе, а из рта капала черная жижа… Нет, она не была черной, включив свет, я обнаружил, что это была кровь, самая настоящая кровь. От чувства тревоги мои уши будто бы заложило, я почувствовал звон в голове, в котором отчетливо слышались звуки капель крови. Я подорвался и побежал в комнату Терезы. Я понял, я все понял. Лес действительно будто бы вымер. Все живое покинуло это место уже как три дня назад. Тишина. Гробовая тишина. Не пения птиц, ни ночного стрекотания сверчков, только мерзкая бездонная тишина. Все сбежали из этого места, мы остались здесь одни. Я панически забарабанил в дверь. - Тереза! Тереза! – Стал я чуть ли не кричать во всю глотку. Я открыл дверь. Она смотрела на меня с ужасом. - Там.. Там..! – Я стал запинаться и заикаться, не мог связать и двух слов. - Что ты кричишь?! Что случилось, дурной? – Стала она на меня уже злиться. - Там! В комнате вашей дочери! Посмотрите! - Успокойся, что там? - Вы правы, лес вымер! Идемте, идемте скорее! - Ладно, ладно, дай одеться только! Через минуту она открыла дверь в комнату Кристины и Симона. Я показал ей дрожащим пальцем на картину. Казалось бы, что сейчас картина должна принять первостепенный облик, чтобы я показался шизофреником в глазах старушки. Но… Картина также зловеще улыбалась. - Матерь божья… - Прошептала старуха. - Давайте уедем отсюда! Надо позвонить вашей дочери! - Да-да, надо, сейчас, сейчас, она развернулась и поехала в свою комнату. Я продолжал смотреть на картину. Внезапно мне показалось, что глаза человека смотрят прямо на меня, пустые дикие глаза. Я отвел взгляд в окно. - Милая, алло! Милая, слышишь меня? – Раздался голос за стеной. – Тут картина улыбается! Слышишь? Что… Нет! Улыбается картина!... Ох, сейчас… Радко! Радко, поди сюда! Я зашел и поднес трубку к уху, раздался гневный голос хозяев. - Ты что там натворил?! - Я просто обнаружил дверь открытой и там… - Я старался приврать по поводу своего поступка. – Там тряпка с вашей картины свалилась от ветра, я ее поднял и повесил обратно, не лежать же ей на полу! - Да, милая, Радко не открывал дверь! Сквозняк дул, мне жарко было! – В мою защиту добавила старушка. - Боже мой… Что? – Послышался разговор между Кристиной и ее мужем. – Да… Картину говорит поправил… Ты серьезно сейчас? А-а-ах… - Нервно вздохнула женщина. – Ладно, выкиньте эту картину нахер! Радко, муж сказал, что второй месяц ты будешь работать бесплатно, надеюсь ты услышал нас! - Что? Я же просто повесил тряпку обратно! С чего я должен за это работать бесплатно?! - Мы же говорили тебе не заходить в комнату! - Ну… - Мы говорили! Делай что хочешь! Но. Не. Заходить. В. Комнату. - Отчеканила она каждое слово. - Я… - Я понял, что моя ложь не помогла мне от слова совсем. – Что теперь делать?... - Выкидывайте картину. В мусорный бак во дворе. Мы позвоним мусорщикам, чтобы они приехали и забрали мусор. - Хорошо… - Все… Как там моя мама? - Хорошо все… Давайте я ей просто трубку дам.. – Я передал телефон Терезе и покинул комнату, вернувшись в гостиную. Негодование переполняло меня. Почему все так?! Я просто месяц буду работать за бесплатно! Да я же не обязан, я же подписывал никаких договоров, я могу спокойно с заработанными деньгами свалить отсюда прямо сегодня! Но… Совесть не позволяла мне оставить Терезу одну. Придется работать за бесплатно оставшийся месяц.