Прекрасная дева

Учитель по стрельбе осматривает мозоли на ее пальцах и небрежно проводит по ним своими с уже загрубевшими рубцами. На вопрос Гвинет, что с ними делать, он отвечает, что ничего и нужно лишь чаще стрелять. ... Когда Гвинет сгибает пальцы, мозоли заставляют всю руку гореть. Ей кажется это странным. "Разве болеть должны не только пальцы?" - задает она себе вполне логичный вопрос. А затем предательски хрустит кисть руки и она шикает от боли. "Нет, болят не только они, - думает Гвинет и массирует занывшее плечо, - болит все тело" ... После общих тренировок она смотрит на детишек, так легко срывающихся с места, когда учитель объявляет окончание, и так радостно складывающих луки в общую кучу. Они чувствуют свободу и облегчение. А единственное, что чувствует Гвинет, когда опускает лук, это напряжение всего тела и касание кончика, давно опущенной стрелы, на щеке. ... Она всегда задерживается, оттягивает момент, когда нужно сдать оружие. Ей приходится разминать плечи, которые кажутся ей каменными, и растирать деревянные кисти рук, стараясь не беспокоить пальцы. "Мозоли не пройдут, - вспоминает она, - они смогут лишь загрубеть" ... Учитель же всегда дожидается ее. Разбирает сваленные в кучу луки, осматривает их на повреждения, порой просто треплется с мимо проходящими служащими, но всегда уходит вместе с ней. Принимает её лук последним и провожает до поворота, где они расходятся по домам. Гвинет понимает, что он наблюдает за её состоянием, следит за изменениями, и если понадобится вмешается в тренировки. Интересно говорит ли он об этом Хендрику? ... Когда Эзекиль спрашивает, как ее настроение, она показывает сложенный кулак, но с оттопыренным пальцем вверх. Когда Эзекиль минуту спустя спрашивает, почему она так удивленно рассматривает свою ладонь, Гвинет отвечает: "Мозоли больше не болят" ... Опуская лук в этот раз, Гвинет отмечает, что чувствует себя лучше, чем когда-либо. Словно теперь она умеет выключать напряжение по щелчку пальцев. Боль от тренировок, сменилось на удовлетворение, натренированные мышцы и загрубевшие мозоли боле не тревожат ее. И то единственное, что осталось с начала ее пути и радует её, это ощущение стрелы, прижатой к щеке