Красный|Черный

«Вначале была пустота. Потом среди пустоты вспыхнули красные росчерки. Они запечатлели на моем сердце возможность любви. И когда они исчезли, я узнал, что такое тьма».        — А, Мракс! Вы, я погляжу, в тепло не торопитесь.        Скрипучий голос врезался в мысли, возвращая Оминиса в лондонский переулок, под косые струи дождя. Он вздрогнул и принялся растирать обледеневшее лицо.        — Сэр? Перед ним был Адэр Кроуфорд. Судя по хлюпающим звукам, он перетаптывался с ноги на ногу, загребая ботинками воду из лужи. Образ жалкого старикашки настолько въелся в его натуру, что порой доходил до абсурда. «А ведь он глава Отдела тайн, — вздохнул про себя Оминис. — Похоже, самая большая тайна — как он до сих пор остаётся в своём кресле». — Да и вы в последнее время стали гораздо меньше походить на сотрудника Отдела Тайн, — заметил Кроуфорд. — В нашей работе рассеянность — предвестница поражения, не забывайте об этом. Оминиса передернуло от мысли, что Глава отдела походя покопался в его голове. Но тот только по-старушечьи хихикнул, и добавил совсем другим, лишённым всякого притворства голосом: — Мне это ни к чему, у вас всё написано на лице. Соберитесь, Мракс. В конце-концов, вас ожидает мисс Блэк. А она, в отличие от меня, вряд ли оценит подобную… искренность. Кроуфорд с плеском удалился, и Оминис нехотя зашагал вниз по пустынному переулку. Старик был прав лишь отчасти. Будучи дочерью Финеаса Блэка, Бельвина не признавала отказа и привыкла получать всё, на что укажет своим ноготком. Несмотря на довольно юный возраст, её грациозная холодность возбуждала умы, и желающих завоевать её расположение было немало. Полк кавалеров то и дело пополнялся очередным незадачливым Ромео. Она же только отмахивалась от них и шутила, что пожурит повара-домовика за однообразие, ведь к завтраку ей каждый день подают пару разбитых сердец. Оминису не было дела до любовных интриг, и всё-таки, однажды получив приглашение провести вечер в родовом поместье Блэков, он согласился. Общество этой семьи, такой же заносчивой, одержимой своими идеями превосходства, как и его собственная, было невыносимо. Но об отказе от общения не могло быть и речи, ведь Оминис получил место в отделе благодаря влиянию Финеаса Блэка. В конце-концов всё оказалось не так уж плохо. Не обнаружив в Оминисе очередного героя-любовника, Бельвина стала ценить их нечастые вечерние беседы, а он рад был выбраться хоть на короткое время из пучины своих воспоминаний. Оминис шёл по старой выщербленной мостовой быстрым шагом, вслепую, кутаясь в мантию и придерживая раздувающийся от ветра капюшон. Дорога до Министерства и обратно стала его единственным прогулочным маршрутом и до того вошла в привычку, что палочка была не нужна. Под однообразный шум дождя он снова погрузился в размышления. Со времен страшных событий, отнявших у него двух близких людей, прошло десять лет. Себастьян был заточен в Азкабане, и никто иной, как сам Оминис, обрек его на тюремное заключение. Без сомнений, Себастьян лишился рассудка, помешался на тёмной магии, совершил убийство. И всё-таки Оминиса мучило ощущение вины во всем случившемся. Он не смог противиться своему другу и стал его проводником в глубины безжалостной магии, обманчивое могущество которой увлекло разум Себастьяна и подтолкнуло его к краю пропасти. Об Анне ничего не было известно. Куда она отправилась в отчаянном побеге от своего личного кошмара? Что с ней стало? Оминис заставлял себя поверить, что она мертва. Забыть о ней. Но снова и снова отправлял сов, наводил справки, искал её повсюду. Получив должность, он принялся отчаянно злоупотреблять служебным положением в надежде отыскать малейший намёк на то, что Анна Сэллоу ещё существует в этом мире. Надо отдать должное Кроуфорду: он счел допустимым не замечать кое-какие мелкие нарушения в обмен на талант и хватку молодого сына Мраксов, приносящую отделу немало пользы. Бесспорно, Оминис был искусным волшебником. Жестокий каприз природы попросту не дал ему другого шанса. Палочка стала его глазами, подчас гораздо более зоркими, чем позволяет человеческое зрение. Магия, начинающая угасать в его вырождающемся роду, в Оминисе проявила себя куда ярче, чем в его братьях. А он, в свою очередь, приложил все усилия к изучению её возможностей. Поглощённый своими мыслями, Оминис свернул в непримечательную лавку под покосившейся вывеской. Внутри никого не было. Он направился к камину, на ходу коснувшись промокшей мантии палочкой. Явиться к Бельвине похожим на мокрую мышь было бы прекрасной метафорой его самочувствия, но… Оминис вздохнул, собираясь с силами, и бросил себе под ноги щепотку летучего пороха.