Невеста Призрака

Увидев на следующий день Изабель за работой, Гаскон от радости готов был расцеловать её. А узнав, что с ней всё в порядке, что Призрак Оперы не сделал ей ничего плохого, и что она не собиралась подавать на театр в суд — он и вовсе стал самой любезностью и был в шаге от того, чтобы повысить девушке зарплату. К счастью, он быстро протрезвел от своего нечаянного счастья благодаря промелькнувшему мимо Жилю. Изабель даже не заметила, какие чувства охватили её начальника. Она взялась за либретто и со вздохом пробежалась взглядом по заметкам. Ей казалось, будто прошла целая вечность с того момента, как её похитил Призрак Оперы. Но на деле сама Изабель уже не была прежней. Ей не давал покоя тот поцелуй, жар которого она до сих пор ощущала на губах; она без конца думала о страшных ранах мужчины, о его реакции, о той боли, что он испытывал. И как бы она ни пыталась вчитаться в сценарий, ей не удавалось сосредоточиться. Эрик. Изабель прокручивала это имя в голове, и с каждым разом оно казалось ей всё более прекрасным. И всё сильнее пропитывалось чёрно-синей печалью. Не способная сконцентрироваться на работе, она велела актёрам разыгрывать сцены, основываясь на её старых указаниях, а сама контролировала их. В обеденный перерыв девушка отлучилась в библиотеку. Её сотрудники уже собрали все газетные материалы Блеза Бувье, поместили их в одну объёмную папку, и напоследок взяли с Изабель символическую плату. Возвращаясь на рабочее место, Изабель думала, что это плохая идея — тащить в театр Призрака Оперы тексты, которые проливали свет на его тайну. Мужчина запросто мог сжечь их или разорвать. Изабель мотнула головой. Ничего. Купит ещё. В конце концов, "Le Monde" — популярное издание, найти его старые статьи проще простого. Слушая вполуха выступление артистов, Изабель раскрыла на коленях папку. И обнаружила, что до того, как найти свою золотую жилу в театре, Бувье брался за всё подряд. Изабель с хмурым видом пролистала тексты о политике, интервью с интересными людьми, репортажи с мест событий, статьи о достопримечательностях и даже заметки о новых открытых парках, больницах, детских садах... Поначалу она не могла понять, как обыкновенный новостник мог взяться за журналистские расследования. Но потом в Блезе что-то сломалось. От одних заголовков стало веять злобой, надменностью, даже презрением к людям. Он стал хлёстким, язвительным, циничным. Изабель прервалась, услышав диалог, которого точно не было в либретто. — Дюбуа, — нахмурилась она. — Ты вообще учил текст? Дюбуа пробормотал извинения и взял листы со сценарием. Девушка кивнула дирижёру, веля продолжать. Изабель листала дальше и видела, как из неопытного новичка Блез быстро превращался в настоящую акулу пера. Для него перестали существовать запреты, он покушался даже на карьеры политиков, выводя их на чистую воду. Понятно, как он приобрёл популярность. Блез давал публике то, чего она всегда хотела. Рубил головы королей. "Le Fantôme de l’Opéra". Изабель вздрогнула, скользнув пальцами по заголовку. "Вот уже год из парижского театра оперы "Lacroix" каждую неделю приходят жалобы на злого духа, поселившегося в этих древних стенах. Обвал декораций, прямой вред здоровью актёров, срыв премьер и теперь — ужасная смерть главного мужского голоса театра. Во всём Париже не найдется укромного уголка, куда бы не донеслись слухи о жутких зверствах фантома. Но что из этого правда, а что — попытка отчаявшегося начальства привлечь внимание?" Изабель закусила губу, вчитываясь. Блез не просто приходил в театр и общался с персоналом, он даже ночевал здесь, нагло занимал ложу Призрака, пугал артистов, надевая маску и фрак. Более того, он раскрыл пару трюков Призрака Оперы. К примеру, чтобы голос звучал отовсюду, достаточно было приставить воронку к отверстию в одной из старых, неиспользуемых труб. Блез излазил театр вдоль и поперёк: не было тех перекладин и балок, куда бы он не взобрался, лишь бы доказать, что обычный человек мог в любой момент обрушить хоть декорации, хоть люстры, и уйти незамеченным. Во второй статье Блез уже изучал убийство и мотивы преступления. У погибшего артиста было множество конкурентов, с которыми он расправлялся как законными, так и незаконными способами. "Жизнь покойного была достойна того, чтобы о ней писал не автор этих строк, а сам Дюма. Читателям хорошо известно, что Луи Леру пару лет назад женился на бывшей жене своего продюсера, что вызвало крупный скандал, но этим история его жизни не ограничивается. Он подкупал артистов, чтобы они отказывались от ролей, угрожал им, сплетнями и слухами уничтожал их репутацию. Доказательствами служат полицейские рапорты, свидетельства очевидцев и письма в редакцию, которые вы найдёте в конце текста. Иными словами, у Леру врагов было больше, чем звёзд на небе. Почему же его до сих пор никто не изобличил, почему не отправил за решётку? Вы всегда можете задать этот вопрос его старшему брату — генеральному директору национальной полиции Лорану Леру". — Господи, — прошептала Изабель. — Как тебе за такие слова не проломили голову? "У Луи было много конкурентов, но ярчайшее противостояние было с небезызвестным ведущим артистом "Opéra Garnier" Эриком де Валуа". Изабель ахнула. "Стоило Луи выйти на сцену, Эрик де Валуа начинал импровизировать, доказывая всему зрительному залу, что артист из конкурента — совершенная бездарность. Стоило Валуа зайти в гримёрную, так Леру в спешке покидал её. Кстати говоря, в гриме, которым пользовался Валуа, содержалось столько свинца, что он порой терял сознание за кулисами. Несложно догадаться, кто с таким энтузиазмом пытался его отравить". Грим... нет. Те жуткие шрамы, что видела Изабель, не могли появиться из-за грима. "Легко было бы подозревать Эрика де Валуа в убийстве главного конкурента. Но, к сожалению, этот действительно талантливый артист погиб из-за пожара в собственном доме, а его могила находится в семейном захоронении на кладбище Пер-Лашез". Изабель перечитала эти строки несколько раз до тех пор, пока они не расплылись перед взглядом. Потерев уголки глаз пальцами, она ощутила скатившиеся по щекам слёзы. Пожар. Семейное захоронение. Ох, Эрик... Ты выжил, но предпочитаешь быть мёртвым? Огонь не просто тебя изуродовал, он отнял карьеру, будущее. Как выступать артисту с такими уродливыми шрамами? Сколько ни маскируй их, они будут просвечивать даже сквозь самый плотный грим, и публика не сможет отвлечься от них, будет ужасаться, отводить взгляд в отвращении. Изабель перевела взгляд на свою труппу, пальцами утирая слёзы. — Ох, – она поднялась, убирая папку, подошла к оркестру. — Косет, ты должна звучать так, будто сдерживаешь рыдания. Можешь надевать самую тесную обувь на репетиции, пока не привыкнешь так петь. Жиль, тебя не видно из-за столба. Лучше наблюдай за действием с балкона. Закусив губу и скрестив руки на груди, Изабель следила за ходом репетиции. Работа режиссёра монотонная, однообразная, скучная. Но сейчас девушке была необходима эта серая рутина. Она ждала окончания дня, чтобы остаться в театре и поговорить с Эриком наедине. Но Изабель прождала до полуночи, бродила по театру, звала Призрака, даже пела, а он так и не явился. И на следующий день. И на следующий. Так и прошла целая неделя в ожидании, потом вторая, третья. А потом и два месяца. Блез Бувье приходил на репетиции, но Изабель не хотела с ним разговаривать, так что о постановке и о Невесте Призрака всю информацию выкладывал Гаскон, а Изабель оставалось лишь запомнить детали. Постепенно девушка привыкла к однообразным серым будням, но нельзя сказать, что они её радовали. Каждое утро она бросала взгляд на пятую ложу, каждое утро разочарованно вздыхала, каждый вечер вспоминала жар того поцелуя на своих губах. Она больше не надеялась на встречу. И потому удивилась, обнаружив в своём кабинете в день премьеры алое, как кровь, пышное платье с открытыми плечами, драгоценности и женскую маску, скрывавшую половину лица. На столе лежала роза – в этот раз красная — а рядом с ней конверт, на котором знакомым почерком были выведены две буквы. П.О. *** Для кого-то день премьеры — смерть постановки, для кого-то — её рождение после долгой и кропотливой работы. Подобно младенцу, постановка обрела форму, жизнь, душу и теперь должна выйти в общество и жить для зрителя. Для Изабель день премьеры всегда был цирком. В маленьких городах зрители одевались просто, неброско и скромно, в то время как в Париже мужчины надевали дорогие костюмы, а женщины — роскошные платья из материала, который стоил, как современный автомобиль. Оркестр играл в фойе, на мюзикл, благодаря рекламе Блеза Бувье и предприимчивости Гаскона прибыли политики, театральные критики, продюсеры и даже несколько знаменитых актёров кино. Изабель кусала губу, узнав о списке гостей. — В первую очередь они пришли сюда, чтобы взглянуть не на твой дебют, Идо, а на Невесту, — проговорил Гаскон, зажав сигарету в зубах. — Так что сыграть ты должна её так, как не играла невинную малышку, когда получала неуды в школе. Изабель с хмурым видом смотрела на платье. — Оно слишком откровенное. Я не смогу носить что-то подобное и... играть влюблённую без скованности. Гаскон смерил её пристальным взглядом, после чего самодовольно хмыкнул. — Что-то мне подсказывает, что ты справишься. Ну а платье... вини нашу главную легенду в его необычных вкусах. Изабель сжала кулаки, повернувшись к начальнику. — Мсье Мартен, а ведь вы так и не рассказали, как он появился в театре. Гаскон сощурился, внимательно окинув Изабель взглядом с головы до ног. — С чего ты взяла, что я в курсе? Да и почему ты сама у него не спросишь? Я знаю, что вы близко общаетесь. Он сделал такой акцент на слове "близко", что Изабель вспыхнула. — Он... не слишком о себе распространяется. Гаскон хохотнул. — Удивительно. — И всё же, как он появился в театре? — Идо, у тебя будет отличная возможность об этом поговорить, — он кивнул на платье и маску. — А будешь более развязной — узнаешь каков он... в любовных утехах. — Вы. Отвратительны. — Я знаю, — Гаскон затянулся. — Что он написал тебе в указаниях? Надеть платье, принять надменный вид и с самодовольной ухмылкой смотреть на входящих гостей, стоя на одном из балкончиков в фойе, куда будут светить софиты. "Милый друг, если ты сегодня не споёшь перед зрительным залом, то, будь уверена, что в театре случится ужасная катастрофа. Оркестр предупреждён. Они сыграют сразу после третьего звонка. В дуэте с тобой в первые за долгое время перед публикой спою я. Ведущая ария из твоей постановки — "Музыка тьмы"". — Написал, — вздохнула Изабель, — чтобы я послала вас к чертям, если вы соберётесь совать нос не в своё дело. Гаскон хмыкнул, убрав руки в карманы штанов. — Ладно-ладно, — он вновь посмотрел на платье Изабель, потом на неё саму. — Что ж, Идо, будь уверена, я тебя с позором уволю, если снова увижу Призрака... неудовлетворённым. Гаскон ушёл слишком быстро, не успев услышать от Изабель грязное ругательство в свой адрес. Платье пришлось по фигуре. Более того, оно сидело так хорошо, словно Изабель в нём родилась. Ткань была мягче лепестка розы, фасон выгодно подчёркивал изящество фигуры, её достоинства, из-за алого цвета светлая кожа девушка стала молочно-белой. Изабель подошла к зеркалу и тут же отвела взгляд. Она стеснялась такой красоты. Кусая губы, она надела маску и поспешила выйти по служебным коридорам к балкону. Играть роль ей не хотелось, петь перед зрителями хотелось ещё меньше, но разве она могла возразить Призраку Оперы? Да и имела ли на это право? Конечно, одно обстоятельство отличало её от других работников театра. Эрик назвал ей своё имя. Но в целом это ещё ничего не значило. Изабель не знала, имела ли она над ним власть, не знала, как далеко могла зайти, если собралась бы бунтовать. Чтобы это выяснить, нужно время. Только выйдя на балкон, она почувствовала, как сильно похолодели руки, как колотилось в груди сердце. Ей предстояла долгожданная встреча с Призраком Оперы, и от этого девушке становилось тревожно. — Ах, а вот и моя любовь! Звучный голос раздался со стороны главной лестницы, покрытой красным ковром. Изабель опустила взгляд на гостей, столпившихся вокруг мужчины в чёрном фраке и маске на половину лица. — Прекрасна, как луч солнца, и холодна, как звёзды! Изабель склонила голову. Этот мужчина был одет в точности как Призрак Оперы, но был на него непохож. Он был худее, уже в плечах, ниже ростом, да и линия его подбородка была совершенно другой. К тому же, его голос не пленял сердца, не разбивал их вдребезги. Он был... обыкновенным. Изабель должна была продемонстрировать пренебрежение? Да. Для Невесты имел значение только её жених. Всё остальное — не более чем грязь под ногами. Изабель выпрямилась, демонстративно скрестив руки на груди. Изображая скуку, она принялась разглядывать свои ноготки. Публика расхохоталась. — Брось, Бувье, шутка затянулась. Изабель на мгновение замерла. В принципе, она уже не удивлялась смелости Блеза, но сегодня она граничила с безрассудством. Он вырядился Призраком Оперы, зная о его надменном, вспыльчивом и обидчивом характере. Призраком, который собирался наказать Изабель за меньшее. — А ты докажи, — осклабился Блез, сняв с лица маску, — что Призрак Оперы — не Блез Бувье, — он махнул тростью. — Давай! Люди в ответ рассмеялись, кто-то махнул рукой в сторону журналиста, кто-то попросту ушёл. Однако было не похоже, чтобы Блеза волновала реакция толпы. Он поднял взгляд на Изабель и вгляделся в неё так пристально, будто хотел прожечь насквозь. После он достал блокнот и что-то записал. Потом скользнул взглядом по лестнице, прикидывая, как попасть к Изабель. Чёрт. Не хватало, чтобы этот идиот сорвал с неё маску! У него хватит на это наглости! Блез рванул вверх по лестнице. Изабель отпрянула от перил и, громко стуча каблуками, поспешила удалиться. Наверное, Невеста Призрака не испугалась бы какого-то журналиста, не сбежала бы, но сейчас девушке было плевать на правдоподобный отыгрыш. Гораздо важнее было сохранить тайну своей личности. Подхватив полы платья, Изабель бежала по длинному коридору. Как и все проходы в театре, этот не заканчивался тупиком. — Сюда, — раздался шёпот из-за угла. Изабель рванула в ту сторону, не думая о последствиях. Для размышлений она была слишком напугана. — Направо. Изабель следовала за шёпотом, слышала выразительный стук подошв по мраморному полу. — Ко мне. В другой ситуации она бы огрызнулась на такие слова. — За мной. Изабель столько петляла по лабиринтам театра, что окончательно заблудилась. У одной из дверей, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, её дожидался мужчина. Высокий, широкий в плечах, во фраке, цилиндре и маске, скрывавшей половину лица. Он. Не журналист. Он. — Где Бувье? — просипела Изабель, задыхаясь. Призрак Оперы хмыкнул, протянув к ней руку в белоснежной перчатке. Небрежным движением он смахнул прядь волос с её лица. — Мы не виделись два месяца, и это первое, что ты хочешь у меня спросить? Изабель сощурилась, глядя ему в глаза. — Честно говоря, единственное, чего я хочу — дать тебе пощёчину. Его насмешливая улыбка была такой надменной, что Изабель едва не заскрипела зубами. — Обещай мне, — процедила она, — что ты не сбежишь, не исчезнешь. Что мы поговорим после премьеры. Как взрослые люди. Спокойно и долго. Призрак молчал какое-то мгновение, вглядываясь в её лицо. — Спокойствия я тебе не обещаю, ангел мой, — он сделал шаг вперёд, и его глаза вспыхнули в тусклом свете ламп. — Потому что друг друга мы с ума сводим. Взяв девушку за руку, он поднёс ледяную ладонь к лицу и поцеловал дрожащие пальцы. — Эрик... — выдохнула она. Закрыв глаза, он покачал головой, невесело улыбаясь. — Эрик мёртв. Есть только Призрак Оперы. Раздался звонок. Какой по счёту? Изабель не следила за временем, да и её наручные часы остались на столе в кабинете. Призрак потянул её за собой, толкнув дверь. Сделав пару шагов внутрь комнаты, Изабель увидела, что шли они вдоль кулис. Она закусила губу. — Эрик... я должна была сказать раньше! Я не смогу петь! — Ш-ш-ш, — ответил Призрак. — Микрофоны включены. — Я. Не. Смогу. Она выдернула ладонь из его захвата, сделала шаг назад. Призрак Оперы, вскинув брови, обернулся к ней. Девушку трясло об одной мысли о полном зрительном зале. Когда она выступала в последний раз, её никто не тянул на сцену. Она сама рвалась туда. Когда она выступала в последний раз, её исполнение обернулось трагедией. — Нет, — просипела она, когда мужчина сделал шаг ей навстречу. — Только не туда. — Изабель... — Нет, — она стиснула зубы. — Проси, что хочешь! Я буду петь тебе одному! Но только не на сцену! Призрак Оперы провёл ладонью по её щеке и, приблизившись, поцеловал девушку. Мягко, нежно, ласково. Совершенно неожиданно. И этот поцелуй так сильно отличался от той звериной страсти, которую Изабель ощутила в прошлый раз, что у неё подкосились ноги. Выдохнув, она ответила на поцелуй, даже не подумав о том, что ей следовало бы отстраниться. — Ты права, — прошептал Призрак Оперы, соприкасаясь с ней губами. — Нам нужно поговорить. — У... угу. — Изабель, — он медленно выдохнул, не отходя от неё, не отстраняясь, сжимая хрупкие плечи, — прошлое всегда оставляет шрамы. Она кивнула. — В том числе и на мне, — продолжил он. Изабель сжала губы в линию, закрыв глаза, вспомнив ту ужасную открытую рану у него на лице. — И у меня... нет желания снова выходить на сцену, — он провёл пальцами по её лицу. — Мне так же страшно, как и тебе, но по другой причине. Знаешь, почему я это делаю, моя дорогая Изабель? Она мотнула головой. — Чтобы от твоего голоса восстать из пепла, — Призрак Оперы посмотрел ей в глаза, и в его взгляде Изабель увидела мольбу и скорбь. — Попробовать восстать. Прошу. Только в твоей власти спасти меня. Только тебе решать, жить мне или умереть. Ещё раз. В его голосе было столько пламени, столько страсти, что Изабель задрожала. Кровь прилила к лицу, из-за чего в маске ей стало совсем некомфортно. Она помнила эти жуткие ожоги, она узнавала его биографию, она знала, что этого бога грубо и жестоко свергли с небес. И эта мольба, эта просьба... У Изабель кружилась голова. Восстать из пепла только благодаря её голосу? Изабель была способна на большее, а он просил так ничтожно мало. И так бесконечно много. — Мой голос, — просипела она, — убивает. — Мой однажды убил меня. — Эрик... — Изабель. Он отпрянул. Неохотно, будто бы совершенно случайно вспомнив о правилах приличия. И сейчас, ощутив холод концертного зала, лишившись жара объятий мужчины, Изабель могла самостоятельно принять решение. — Ладно, — выдохнула она. — Чёрт с тобой, я спою! Но ты за это не расплатишься! Призрак Оперы сдержанно улыбнулся, хотя в его глазах Изабель видела инфернальное торжество. Боже. Её не могли заставить петь ни режиссёр, ни друзья, ни семья. Как же сильно влиял на неё этот мужчина... Призрак потянул её за собой, и в этот раз Изабель не сопротивлялась. Заиграл оркестр, стоило им выйти на сцену. Луч софита выхватил Изабель из темноты зала. Призрак встал поодаль — холодный и строгий, как мраморная статуя. Глухо вздохнув, Изабель закрыла глаза. Сердце болезненно колотилось в груди, руки тряслись. Она знала эту арию, помнила каждое слово, каждую ноту, но, чтобы выступать без репетиции, нужно быть либо очень смелым, либо не дорожить репутацией. Взяв микрофон, Изабель запела, с первого слова услышав из-за плеча прерывистый вздох Призрака Оперы.