Невеста Призрака

Изабель принадлежала к тому типу девушек, у которых вспыхивает любопытство к чему-либо, если им это что-то запретить. Потому остаток дня она бродила по заснеженным улицам Парижа, заглядывала в театры, где работали её давние знакомые, расспрашивала обо всех самых неправдоподобных слухах о "Lacroix". Разговаривать с новыми коллегами о таинственном мужчине не было смысла, они были так запуганы Призраком, что ни за что не ответили бы на вопросы Изабель. А вот люди из других театров могли поделиться чем-то полезным. Но увы, поиски Изабель не увенчались успехом. Все слухи, которые рассказывали ей бывшие коллеги, она уже слышала. Правда, выяснилось, что в "Lacroix" из-за Призрака проводилось два расследования. Одно — полицейское, и Изабель даже надеяться не могла на какие-то сведения от стражей порядка. А второе — журналистское, и провёл его довольно популярный во Франции корреспондент Блез Бувье. Блез прославился бурным темпераментом, исполнительностью и способностью добыть информацию из воздуха. И потому под конец дня Изабель заглянула в библиотеку и запросила все газетные материалы от Бувье. Она не надеялась, что именно он придёт на ее творческий дебют, а если и придёт, то вряд ли поделится полезными сведениями. Она же недоученная студентка из деревенского театра. Изабель тряхнула кудрями, отгоняя непрошенные мысли, вернулась в свою холодную мансарду, включила гудящий обогреватель и поставила чайник. Ожидая, пока крохотная квартира прогреется, она спустилась на первый этаж и проверила почтовый ящик, ожидая найти в нём уведомление об увольнении. Но внутри были лишь счета, рекламные листовки... ...и сложенная втрое записка с подписью П.О. Изабель огляделась, прежде чем развернуть бумагу. Её края были украшены изящным серебристым узором, знакомый с утра почерк был всё так же каллиграфически красив и указывал на самоуверенный характер обладателя. — Прошу простить мою несдержанность, — прочла она вслух. — Ваш голос никого не оставит равнодушным. На последнем слове его рука дрогнула, буквы едва заметно изменили наклон. Изабель закрыла глаза и сжала губы, смяв записку. Он нервничал от её пения или попросту не сдержал хохота? Она вышвырнула записку в урну и вернулась в комнату, закрыв дверь на все замки, подперев её стулом. Окно она плотно зашторила. Призрак узнал, где она живёт, и этот факт её нервировал. Несмотря на ужасный день, Изабель спала крепко и долго. И хотя ей совершенно не хотелось возвращаться в логово Призрака, ей не терпелось по-настоящему приступить к работе. Сон прояснил мысли, поставил всё на места. В вагоне метро она дважды перечитала либретто, чтобы подтвердить свои соображения. Но стоило ей приблизиться к своему кабинету, как она услышала отборную ругань Жиля. Она нашла парня в костюмерной, где он, жмурясь, шипя и матерясь, пытался развязать непослушные подвязки на ярко-красной мантии. Если опустить мат, то становилось ясно, что он застрял, и что мантия прожигала ему кожу. — Стой ты! — прикрикнула Изабель и схватила пальцами шнурок. Мантия упала на пол, но Жилю это не помогло. Его кожа была красной, словно его долго и успешно варили. Стиснув зубы, он подбежал к раковине и, зачёрпывая ладонями ледяную воду, поливал ею ожоги. Изабель подняла кончиками пальцев мантию, осмотрела её. Внутри были пришиты мешочки из тонкой марли, от которых шёл запах горчицы и острого перца. Изабель чихнула после первого вдоха. Жиль же, стоя у раковины, ругался, но уже с облегчением. — Что с тобой случилось? — спросила девушка. Она положила мантию на стол, аккуратно распорола нитки, которыми самодельные горчичники были пришиты к сценическому костюму. — Да вот, хотел тебя поприветствовать, — хмыкнул он. — Нацепил мантию, маску, сделал пару шагов, и тут как началось... Он плеснул на себя ещё воды. — Нашему, — он помедлил, — вчерашнему зрителю не понравилось, что я о нём слишком много болтаю. — Для взрослого мужчины он мстит, как ребёнок. — Ох, лучше прикуси язык, Из, — буркнул он. — Он меня без конца оскорбляет в своих записках, — отмахнулась Изабель. — Я тоже умею мстить. — Ты вчера говорила о письме с оскорблениями. Что он написал? — Назвал меня деревенщиной и студенткой-недоучкой, — с этими словами Изабель тщательно осмотрела другие костюмы. — И велел убираться. — О, классическое приветствие, — Жиль зачесал волосы назад. — Не понимаю, как тебе мог не понравиться такой дружелюбный парень. Изабель обдала его невесёлым взглядом. — Да брось, — улыбнулся Жиль. — Призрак, конечно, жуткий, но мы же продолжаем здесь работать. — И почему же? — девушка нахмурилась. — Очевидно, что здесь бродит маньяк! Жиль пошатнулся и побледнел от таких слов. Изабель и сама сжала кулаки, глубоко вдохнув. Она была слишком расстроена из-за первого рабочего дня и не могла сдерживаться. — Мне... нравится здесь, — парень пожал плечами. — Да и Призрак меня особо не донимал. Ну, до сегодняшнего дня. Он немного помолчал, а потом хитро улыбнулся. — Кто знает, может, ты его угомонишь? Изабель приподняла бровь, не понимая, к чему он клонил. — Да брось, Из, — Жиль улыбнулся. — Ты явно уже наслушалась комплиментов и о своей внешности, и о голосе. Девушка дважды моргнула, после чего нахмурилась и тряхнула кудрями. — Глупости какие. Иди на сцену, я приду через пять минут. — Ах! — он рухнул на колени, схватившись за сердце. — Как холодна эта женщина! Как жестока! — Кышь! В этот раз дверь в кабинет была закрыта. К счастью. Войдя внутрь, Изабель сняла пальто, стянула шарф, оправила волосы перед зеркалом, а после тщательно осмотрела свой кабинет. Ни писем, ни роз, ни неприятных сюрпризов. Всё настолько обыденно и скучно, насколько это могло быть, и Изабель с облегчением выдохнула. Прежде чем прийти на репетицию, она зашла к Гаскону, чтобы подписать заявление о приёме на работу. Вот и всё. Теперь хотел Призрак того или нет, ему пришлось бы терпеть Изабель как минимум две недели, даже если она решила бы уволиться в этот же день. Не теряя времени, она отправилась на репетицию, без конца оглядываясь. Изабель чувствовала лёгкое покалывание в затылке, будто кто-то сверлил её пристальным взглядом. Сжав ручку двери, ведущей в зрительный зал, она вздрогнула и обернулась. Ей казалось, будто... ...будто чья-то рука легонько коснулась её плеча. — Блестяще, Идо, — шепнула она, толкнув дверь. — Ты свихнулась. Не могла дождаться старости?! Не глядя в сторону пятой ложи, она прошла к артистам. Как и вчера, они сидели на стульях перед оркестром, держа в руках распечатанные копии сценария. — По поводу вчерашнего, — произнесла Изабель. — Я не успела спросить... вы поняли, что я требую от исполнения? Кто-то сможет это повторить? Руку подняла одна из артисток, её звали Корнели. Изабель слушала её исполнение, закрыв глаза, и в итоге кивнула. Девушка действительно уловила задумку Изабель и смогла подавить свою личность, чтобы уступить место персонажу. Распределив роли и сделав пометки в либретто, Изабель стала подробно разбирать образы и характеры персонажей с выбранными актёрами. — Ты играешь загадочного, молчаливого, но очень влиятельного старика, — наставляла она. — В либретто это не указано, но я вижу этого персонажа хромым и с тростью. Как любого классического дьявола. Артисты то соглашались с её мнением, то вносили свои предложения. И по итогу она отметила в сценарии столько правок, что в них не разобрались бы даже ведущие детективы мира. После разбора образов они приступили к самому либретто, к сценам в нём. Как это часто бывало, артисты не сразу поняли задумку сценариста, и им требовалось объяснить простые истины. — Да нет же! — в какой-то момент Изабель подскочила с места, держа в руках либретто. Её руки были в чернилах, синяя паста испачкала лоб и скулы. Не будь она одержимой творческим процессом, её можно было бы принять за безумную. — Персонажи не такие однобокие! Их ненависть друг к другу возникла из-за сдерживаемой страсти! Персонажи поэтому и говорят с намёками, двусмысленно. И бесятся, когда один другого не понимает. — Тьфу ты, — буркнул артист, исполнявший главную мужскую роль. — Я-то думал, что за дегенерат мне достался. — И тут, — Изабель ткнула пальцем в его сценарий. — Ты не с яростью это исполняешь. Твой голос должен дрожать от сдерживаемых чувств. Он молча добавил примечание к нужным строкам. — Косет, — обратилась к девушке Изабель. — Твой персонаж нежный, но по итогу обретает внутренний стержень, меняется, растёт. В финале твой голос должен звучать не грубо, не резко, но твёрдо, не терпеть возражений. — О! Жиль не вызывал замечаний. С ролью шута он справлялся превосходно и пел не хуже. Увлечённые процессом, они и не заметили, как наступила поздняя ночь. Они могли бы и до утра пробыть на сцене, если бы дирижёр не посмотрел на часы и не охнул. — Всем спасибо, — хлопнула в ладоши Изабель. — Жду всех завтра на том же месте, в тот же час. Жиль не очень правдоподобно заплакал. — Не спорить! — Изабель взмахнула сценарием. — Даже слышать не хочу! Оказавшись в родной среде, занимаясь любимым делом, она совсем не чувствовала усталости. Как и совсем не вспоминала о жутком обитателе театра. В уборной девушка смыла чернила с рук, с лица, на мгновение задержав взгляд на своём отражении в зеркале. Только сейчас Изабель вспомнила, что не обедала и, естественно, не ужинала. Дома продуктов не было, покупать их было уже поздно. Оставалась надежда только на буфет, из которого Жиль на репетицию принёс себе чай и булочку. Но персонал явно уже ушёл. Закусив губу, Изабель достала кошелёк и решила попытать счастья. Деньги она оставит у кассы вместе с запиской с извинениями и возьмёт что-нибудь из холодильника. Артисты, набросив верхнюю одежду, покидали театр, торопясь домой, сбегая из объятого тьмой "Lacroix". На ходу они бросили, что ключ от выхода остался на столике у кабинета Гаскона. Жиль, встретившись с ней в коридоре, огляделся по сторонам. — В буфет, значит. Тебя проводить? — Нет, — ответила Изабель, пожав плечами. — Призрак не появлялся сегодня. Либо у него дела поважнее, либо я ему наскучила. На самом деле, она просто терпеть не могла принимать от кого-то помощь. — И всё же. Он непредсказуем. — Иди, пока он не пришил очередной горчичник. Жиль поморщился, но всё же кивнул. Оставаться в театре ночью ему хотелось ещё меньше, чем ей. Вздохнув, Изабель шла по тёмным коридорам, сжимая в руке фонарик. В полумраке тени пришли в движение, статуи и картины казались живыми и дышащими. Порой девушка вздрагивала и направляла луч в ту сторону, откуда ей померещилось движение, но всякий раз натыкалась на очередной пышный цветок в горшке. Изабель открыла дверь буфета и замерла, увидев в пустом, уснувшем зале накрытый на двоих столик. Блюда были закрыты серебряными крышками, приборы разложены, как в ресторанах. Столик стоял у панорамного окна, из которого виднелся заснеженный Париж. Единственным источником света в огромном буфете были две зажженные свечки. Кто бы ни решил устроить свидание, он был здесь всего пару секунд назад. На столе лежала роза. Это вызвало у Изабель подавленные воспоминания. Выключив фонарик и оглядевшись, она подошла, поддавшись любопытству. Рядом с салфетками на столе была сложенная треугольником записка с инициалами П.О. Дрожащими пальцами Изабель развернула бумагу. — Дорогая Изабель, — прочла она дрогнувшим голосом. Кровь схлынула с её лица, от ужаса ноги подкосились. Она совсем одна в оперном театре, а проклятый Призрак и не думал никуда исчезать, — вы не откажете в любезности отужинать с маньяком? Он это слышал? Но она же говорила совсем тихо! Нужно научиться следить за языком. И нужно бежать! К чёрту! Поест утром! — Молчание — знак согласия? Изабель вздрогнула. Незнакомый голос раздался из-за спины и звучал так близко, словно его обладатель стоял всего в шаге от девушки. Она смяла бумагу и медленно, дрожа всем телом, обернулась.