this love

Что ж, в Испании было вполне не плохо. Сносно. Я училась, знакомилась, общалась, развивалась. Наверное, более всего приятно было просто не стоять на месте. Тут были неплохой климат и еда, предметы, которые мне действительно нравились, я с большим интересом поглощала все то новое, что меня окружало. И мне совсем не хотелось домой. Почти. Я просто была не сама собой. Со Стивеном мы практически не общались, он стал недосягаемо взрослым и далеким, учился, работал и строил отношения, которыми особо не стремился делиться. И в основном разговоры не клеились потому, что он все еще был обижен на меня из-за произошедшего. В каком-то роде я его понимаю. Тейлор оставалась Тейлор, а все университетские подруги жили свои мирные жизни, в которых мне не осталось места. Из Фишеров, понятное дело, я ни с кем не поддерживала никаких отношений. Это было похоже на осень, зиму и весну, когда мы не общались и все новости я узнавала от брата или мамы или ничего не знала вовсе, просто жила странными мечтами и воспоминаниями о том, что было и размышляя как они там, мальчики Бек, проводят время вне летнего дома. Но иногда, когда звонила мама, накатывала настоящая тоска. По голосу, вопросам, вниманию. Где-то здесь таилось томящее ощущение дома, которого мне не хватало. - Как ты? Что ты ешь? Как учеба? - Все в порядке, ма. Ем в столовой, учеба... нормально? - Твоя соседка дает тебе отдыхать? Голос поникший. - О, да, да, конечно. Эти экзамены, ну, знаешь... Лорел озадаченно помычала на том конце и кратко вздохнула. Она всегда была строгой, прямой, даже когда я знала наверняка, что ей тяжело – она скучала, но не признавала. - Ты приедешь домой на зимние каникулы? - Э-э... – я только успела сообразить, что не успела сказать, что, вообще-то, нет, не приеду. Однокурсники пригласили меня покататься на лыжах на какой-то курорт (где был дом друга чьего-то друга), и я охотно согласилась, так как не имела ни малейшего желания видеть дом, даже несмотря на свою тоску. А может я просто не хотела столкнуться с кем-то нежелательным на рождество. Скучать по дому на расстоянии было безопаснее. – Я скажу позже. Не уверена в датах. Лорел снова помычала. Я тут же представила ее поджатые губы – недовольство, расстройство, желание сказать что-то еще, что поставило бы меня в сложное положение. Положение вины. - Хорошо. В этом году соберется большая компания. - М-да? Ты уже кого-то пригласила? - Ну, больше они пригласили себя. Стивен и его новая девушка будут. - О, - коротко ответила я и встала по направлению к комоду, чтобы перебрать носки после стирки. - Да. Возможно даже будет папа. Моя подруга... знакомая, - тут же поправилась мама, - по писательскому мастерству. Приятная дама, мы познакомились... ну, в общем, не важно. Я многозначительно и согласно помолчала. Зажала телефон между плечом и ухом и принялась разглядывать стирку. Этот носок к этому, еще одна пара белых, а этот откуда? Что-то определенно потерялось по пути из прачки. - Мистер Фишер будет, - как бы случайно обронила она, было слышно стук миски по поверхности деревянного стола. – И мальчики. - Мальчики? – в задумчивости произнесла я, увлеченная носками. И тут до меня дошло: мальчики! Конрад и Джереми. В нашем доме на рождество. - Да, Джереми как будто бы не один, не знаю, он был такой взволнованный и одновременно скрытный по телефону... так ты приедешь? Мама ничего не сказала про Конрада. Я оперлась о комод и обхватила телефон рукой – спросить или нет? Позволить ли поворошить тлеющий костерок внутри себя? Но, закрыв глаза, я поняла, что еще не время. И так слишком много информации. - Понятно, мам. Знаешь, что, если я перезвоню тебе позже и скажу точно когда приеду и приеду ли вообще? Такой важный тест на носу. Извини. - Да, все в порядке, - недовольно согласилась она. Мама уже знала, что я не приеду. – Перезвони мне. Мы попрощались. Глядя на носки пустым взглядом, я поняла, что впервые за полтора года услышала что-то о Фишерах. Если это и всколыхнуло воспоминания о Казенсе или рождестве там, то самую малость. Все было в порядке. У меня не то чтобы не было здесь отношений, скорее, не было чего-то продолжительного. Бывало, еще в родном университете я гуляла с парнями, смотрела кино; в Испании – каталась на скутере или ездила к побережью. Это было любопытно, так я раскрывала новые грани себя. Но потом я поняла, что пыталась залатать внутри дыры. Вот так на живую, больно и неприятно, потому такие свидания меня быстро утомили, и я ушла в себя. Пришло понимание, что нужно что-то делать. И если с мечтами о несбыточном я разделалась быстро, то с другой частью дела обстояли гораздо сложнее. Мне было важно перестать вспоминать. Вспоминать лето в Казенсе, море и бассейн, свои детские годы и глупый вид, свое взросление, разочарование, выпускной, горе, свою свадьбу и то, как долго я любила не взаимно, а потом – взаимно, кратко, но неудачно. Мне кажется, особо успешно это вышло как раз после нового года, на котором я не присутствовала. Мама прислала фотографии, где, конечно, были счастливые Конрад, Стивен и Джереми в глупых колпаках, на других фотографиях – девушки с мальчиками улыбались с пуншем в руках (Конрада не было), мама с хлопушкой, небольшое видео, где все весело пели «it’s Christmas time» и резали курицу на праздничном столе. Об остальных событиях, как и моем отсутствии, она корректно умолчала, когда делилась настроением дня. Я проглотила все с, как мне казалось, взрослым «здорово, я так рада за вас, мам» и поблагодарила ее за рождественский отправленный подарок. - Не стоило, мам. - Ты его раскрыла? – с придыханием поинтересовалась Лорел. - Еще нет, я только с почты. На самом деле, коробка стояла у меня второй день, но я не решалась ее открыть. От нее пахло воспоминаниями, в которых мне не было места. - Что ж, тогда поделишься впечатлениями позже. Еще минут пять после разговора я тупо разглядывала самую обычную коричнево-серую коробку с надписью маркером на одной из стенок – «Белли». В Испании ко мне так никто не обращался. Тянуть было некуда, я разрезала почтовый скотч ножницами и внимательно начала разглядывать внутренности. Носки, тянучки, любимые конфеты, горячий шоколад, плед, перевязанный бантом, а в маленьком подарочном пакетике наличность на расходы. Я бережно развернула плед, укрыла им кровать и улыбнулась. Что-то ёкнуло внутри, но только на секунду. В отдельной упаковке был парфюм, совсем не в моем вкусе и, судя по всему, тот был от папы. Когда казалось, что все коробки со сладким разобраны и осталось разобрать мусор, я заметила, как к самому дну пристал конверт – простой белый, на марке в правом углу красовался Авраам Линкольн, снисходительно посматривая на меня из своей бумажной рамки. Я помнила, что с ним связано, но мысль меня все еще не догнала. С единственной подписью – Изабелла. Я была не сильна в отгадывании почерка, просто села и с интересом развернула, думая, что оно от мамы или отца с пожеланиями успехов в новом году. Тем более этим именем скорее назовут меня родители, нежели кто-то еще. На колени из конверта выпала подвеска. «Белли, Я не знал адреса и мне пришлось прибегнуть к крайним мерам. Не вини Лорел, она правда не хотела, даже после трех бокалов пунша. Но в итоге почему-то сдалась.» Сердце оказалось где-то в горле. Кровь хлынула по венам – вниз и вверх, с пугающей скоростью. Я не знала холодно мне или жарко, в себе я и вообще являюсь ли до сих пор собой? Это... по-настоящему, от него? «Мне казалось, что было правильным отдать то, что принадлежит по праву тебе. Бесконечность больше не выглядит такой привлекательной, да? Я таскал ее повсюду за собой – от кармана до кошелька, но потом подумал, что (тут было что-то много раз зачеркнуто и написано сверху, но затем снова зачеркнуто)... не знаю, что я думал. Это так глупо. Я никогда не писал писем, настоящих писем. Собирал марки, да, но как глупо, что никогда не использовал. Я решил пустить их в дело, Белли, потому написал тебе. Очередная глупость.» Дальше было зачеркнуто еще целое предложение, написанное так быстро и мелко, что из-за волнения я не могла вчитаться и так ничего и не поняла. «Прости мне то, что я никак не могу оставить тебя в покое. Тебе это вряд ли понравится, но я сижу у комнаты в вашем доме, где ты жила все время, пока не была в Казенсе. Это странное ощущение, весь дом спит, кто-то уехал, а я остался. Не знаю, написал бы вообще, не будь я тут. Все месяца, кроме летних, я думал, как ты вообще проводишь время, чем занята вне учебы и сильно ли тебя достает Стивен. Хотя можно было бы просто позвонить. Я этого не делал, как и много других вещей». Я несколько раз моргнула, потому что не была уверена, что делала это все то время, пока читала. «Нам тебя очень не хватало. Ладно. Мне тебя очень не хватало. Я эгоистично приехал из Калифорнии просто чтобы... потому что думал застать тебя. Не знаю, чего испытал больше – облегчения или разочарования. - Конрад» Вот так просто, как будто потерялось еще несколько абзацев или объяснений, он закончил свое первое в жизни письмо лаконичным «Конрад». Я просидела в оцепенении еще минут десять, пока не поднялась, сложив письмо обратно в конверт и туда же – подвеску, где ей самое место. А потом не спала всю ночь, разворошив заботливо огороженное прошлое в своем воображении. Через месяц я получила еще одно письмо – на этот раз с обратным адресом и, собственно, самим адресатом. Его молча просунули под дверь, когда разносили почту по общежитию. На первое я не отвечала, потому что посчитала это правильным и предположив, что Конрад и так чувствует себя паршиво от того, что так открылся. Вряд ли ему нужен мой ответ, тем более что в письме не было ни одного вопроса (кроме одного риторического). Уж я-то знаю, потому что зачитала его до дыр. Оказалось, что это не так. Я сразу обратила внимание на марку, эта точно была коллекционной – статуя свободы, еще прошлого века. Не уверена, привязывал ли он письмо к маркам по смыслу, но можно представить с каким трепетом Конрад прощался с ними, приклеивая на конверты. Чтобы добить ценность международной доставки, конечно, здесь были и стандартные американские марки по двадцать пять центов, но ключевая – одна. «Белли, Это письмо не было написано в Калифорнии, только отправлено отсюда. Я поставил свой местный адрес, если ты вдруг не знала, куда отправить ответ (ха-ха). Странно, но в какой-то момент меня было не остановить, и я строчил эти письма вечерами, на парах, во время прачки, даже в телефоне. Конечно, ничего из этого я так и не отправил. Как ты думаешь, где я? Февраль, а я приехал в Казенс. Тут холодный морской ветер и так влажно, что я не могу разжечь камин. Вообще-то я собирался домой, но повернул не туда, а отцу соврал, что у меня полнейший завал по учебе и поездку придется отложить. Не осуждай меня. Была мысль заехать на обратном пути к твоей маме и спросить как ты, но пока не решил стоит ли. Даже если и заеду, то ты все равно не узнаешь. Лорел партизан, а я и подавно. Но я уже знаю наверняка, что ты неплохо провела каникулы и даже каталась на лыжах. Это лучше, чем бассейн летом в богом забытом Казенсе? Я, кстати, вернулся к футболу, но довольно любительски. В университетской команде не хватало игрока, меня спросили и как-то вышло, что мы играем еще с начала года. Почему я раньше не писал? Оказывается, это проще, чем открываться и общаться в живую. - Кон» Если здесь и не хватало больше описания зимнего Казенса, то мое воображение легко все дорисовало. Как он сидит у моря, весь в песке, который был тяжелым, липким, холодным и влажным. Ветер перебирает прядь за прядью, хотя я не знала, как Конрад выглядел сейчас. Я видела его только на новогоднем смазанном фото в колпаке и не было понятно насколько изменилась его прическа и изменилась ли вообще. Картинка осталась той же, что я видела полтора года назад – ранимый, разбитый, полный надежды и ожидания. Юный мальчик или слишком взрослый молодой мужчина – это все еще было непонятно. Стыдно признать (стыдно ли?), но для него такого всегда оставался нетронутый уголок в моем сердце, полный девичьего обожания и любви. Пока я думала стоит ли что-то написать, через недели три пришло третье письмо – очень лаконичное, даже без обращения. Марка оказалась оригинальной – два голубя, сердце и слово посередине – love. «Я тут подумал: а письма вообще доходят? Хотя, даже если и да, с моей стороны вряд ли разумно ждать ответа PS первое не в счет, я знаю, что ты не могла его не получить». Я взялась за ручку, убеждая себя, что делаю это из чувства вины, заставляя человека ждать, а не потому, что обдумывала свой ответ еще с момента, когда получила первый конверт. Второй был триггером. А третий... просто нажал на тумблер – и понеслось. Я достала подвеску и положила рядом на столе – просто так, для вдохновения. «Конрад, Привет. Я получила письмо. Все три вообще-то. Теперь понимаю, почему ты писал письма везде, но так и не отправлял – иногда я не знаю, что сказать, а иногда хочу сказать слишком много, что получается несуразица. Ты знаешь меня, я часто болтаю невпопад. Спасибо, что делаешь это. И за подарок тоже спасибо. Хотела спросить, что нового в Казенсе, я не была там почти два года, но поняла, что вопрос вряд ли будет актуальным. В любом случае: как жизнь? Здесь все так странно, не знаю, смогу ли когда-нибудь привыкнуть. Скучаю по тянучкам и печенью, все запасы, что дарила мне мама иссякли так же быстро, как были разобраны. Мне жаль, что я не была с вами на рождестве, но подумала, что так будет правильно, даже до того, как узнала, что ты будешь там. Я бы не смогла. Думаю, что даже развернула бы самолет обратно. Что ж, окей, хорошего... дня? Вечера? И вообще, я ведь учу испанский! Nos vemos, buenos dias, Конрад! - Белли». Интересно, что чувствовал Конрад в ожидании ответов? Особенно учитывая, что он не получал их на первые два письма. Потому что для меня время международной доставки тянулось медленно... и общаться так казалось... странным? Я знала его номер и адрес электронной почты и даже если что-то из этого изменилось, все равно легко могла узнать у мамы актуальные контакты. Почему-то после первого конверта мне казалось, что она охотно будет рада поделиться чем-нибудь, что связано с Конрадом. Но в любом случае я бы не написала. В письмах было что-то сокровенное и, наверное, если мне не кажется, это было именно ожидание ответа. Или что кто-то держит это письмо в руках – листы бумаги, которые трогала ты, буквы, которые ты выводила под лампой в ночи, пока соседка спала. Ответ пришел только через месяц. Почему-то при ощущении конверта в руках меня посетила мысль, с ним не связанная: лето было близко. «Белли! Что ж, теперь я не сомневаюсь, что ты получила все мои письма и адрес все-таки верный. Когда мне доставили твое я испытал огромное облегчение. Честно. И еще – насколько иначе получать чье-то настоящее бумажное письмо, а? Твои познания испанского меня впечатляют. Отдаю тебе должное – от разворота самолета до нового языка. Чему еще ты научилась? Вопрос про жизнь был исключительно риторическим или тебе правда интересно? Как видишь, я стал во многом сомневаться. Не знаю, что на это повлияло. А может и знаю, но не хочу об этом говорить. В общем, по-моему, я уже упоминал про футбол, это дает свои плоды, знаешь? Не хочется хвалиться, но угадай, кто стал негласным игроком номер один месяца? Кон-ни! Я виделся с Лорел и мы неплохо общаемся с братом. Ну ты помнишь его, Джеремайя, тот самый, который пригласил меня на вашу свадьбу. У него, кстати, все окей, но я знаю, что вы, ребята, вроде как не поддерживаете контакт. Мой брат оказался взрослее и мудрее меня (не говори ему), а я не заметил. Чего еще я не заметил? Тебе хватит листа, чтобы перечислить? Если что, то чем больше листов, тем больше вес, поэтому будь осторожна, это влияет на стоимость доставки. Окей, от несмешных шуток к более серьезным вещам. Мы едем на лето (вернее то студенческое лето, которое у меня будет, если даже не сказать, что всего на пару недель)... в Казенс! Мы – это Джер, твой брат и их девушки. Как тебе такое? Да, я чувствую твой интерес, Беллс, поэтому скажу сразу: они едут с девушками. А я на правах друга детства, получается, зову тебя. Что думаешь? Будет весело (и странно). Какой из ответов выберешь: «какое заманчивое предложение, но прости, нет» или «нет, в другой раз?» Слишком много информации. Но я не поведусь на это. И даже не выброшу письмо, оно, кажется, пятое. PS зацени марки!!! - Конрад Ф.» «Кон, в какой-то момент мне показалось, что тебе лет четырнадцать. И мне, кстати, тоже. Марки классные, но как ты с ними расстаешься? Особенно та, с Авраамом. Она меня как будто бы даже напугала! Ты собирал эту коллекцию вечность, а потом они куда-то пропали. Ты забрал их из летнего дома?.. Упс! Раз я начала домом, то, должно быть, мне лучше сразу на этом остановиться? Прости, но я действительно не могу. У меня нет сил. И я очень завидую и одновременно горжусь тем, что у тебя они есть. И ты спрашиваешь и ждешь меня там, летом, что что-то делает с моими внутренностями. Но я слишком эмоционально реагирую на одни только письма (хотя я думала, что забыла или хотя бы оставила всю эту историю там, где ей место – в летнем доме) и встреча лицом к лицу с Джером, и Стивен, который меня не переваривает из-за всего, что случилось, и... ты. Зачем это тебе? Ты уверен, что хочешь видеть меня? И та ли я Белли, о которой ты думал, приглашая летом в Казенс? Нет, ты не можешь сказать что-то или сделать чтобы меня переубедить. Серьезно, Кон. Да, я читаю твои мысли, поэтому даже не пытайся... нет! Не приеду! Когда-нибудь в другой раз. В любом случае... Поздравляю с успешной игрой! Твое место в футболе, Кон, я всегда это знала и видела. Горящие глаза, воодушевление... и куча потных футболок! Бе!!! И я рада, что все в порядке, у тебя и Джера. Я скучаю по вам, правда. Насколько я все испортила: от одного до миллиона? Миллион и один? В Испании, кстати, я неплохо научилась стоять на доске и есть фрукты, а еще водить. Дороги у них странные. Но я, получается, уже профессиональный водитель раз водила в другой стране. Это так работает? Забавно, ты видишь маму чаще, чем я. Как она? И как ты, когда ее видишь? Она проболталась, что ты ночуешь у нас дома. Еще несколько лет назад отдала бы все за этот момент – в нашем доме ночует Конрад Фишер!!! ВАУ! Притворимся, что ничего лишнего я не сболтнула. Пока! Адьос амигос! - Беллс» Я чувствовала, как от его следующего письма пахло морем даже до того, как разорвала конверт. Во-первых, наступило настоящее лето, раскаленный июнь, горячий воздух, туристы, огромное количество приглашений куда-то выехать и провести день на солнце. Во-вторых, на листах остались отпечатки влажных пальцев, где-то будто прилип песок, но его самого не было, только следы. Я уже знала, где оно было написано. «Белли. Беллс! Изабелла. Я скажу это однажды и больше не упомяну, но я люблю тебя». С удивлением и смятением я уставилась на первые строки. Это сон? Еще будучи подростком, я мечтала только об этом, и на самом деле каждая из моих мечт сбывалась: настоящий танец на балу, поцелуй, присутствие, поддержка, «я люблю тебя» - и все от одного человека. Конрад Фишер был моей мечтой, моим золотым ключом, который открывал двери в мир магии и волшебства. Мне казалось, что будь я с ним, и все желания начнут исполняться. Меня будет не остановить. И как обидно было осознавать, что каждая из этих мечт хотя и сбывалась, но приносила мне, ему и окружающим невыносимую боль или печаль. Не зная, что чувствовать, я уставилась на письмо с глухо бьющимся сердцем. «Да-да, я знаю. Хотел сказать, что думай, что захочешь, но вообще-то нет, я действительно хочу, чтобы ты это знала. Или это не секрет? Хотя помню, в каком шоке был, когда ты призналась, что сходила по мне с ума с... десяти лет? Девяти? Сейчас я думаю, насколько проще была бы жизнь признайся мы во всех этих вещах друг другу сразу. Что я знал про маму, что ты влюблена, а потом – что влюблен я. Или как не мог жить с этим горем и творил черт знает что, но хотел, чтобы ты меня спасла. Чтобы была рядом. С ума сойти, пишу и понимаю, что это так и было, а я не видел (ты ведешь список того, что я делал не так или не видел? Назови его каким-нибудь глупым именем). Итак, Изабель Конклин, я люблю тебя. И что ты с этим сделаешь? Хорошо, забыли. Угадай, где я... Все там же, ага. Как думаешь, магические вещи и правда происходят здесь, когда наступает лето? Мне кажется, я до последнего ждал, что ты все-таки приедешь. Что ты придешь просто – постучишься в дверь и скажешь «привет». В каких-нибудь старых летних шортах и в футболке с надписью «Пляж Казенса». Вот сейчас... закрыл глаза... да, определенно, я представляю это так, будто оно уже произошло. Но. Не в этом году. Мы отлично провели две летних недели в тесном кругу, и если иногда мне казалось, что я лишний, то так оно и было. И все две недели я не мог найти слов. Я смотрел на море и видел тебя, смотрел на бассейн – снова ты, хлопья в кухне, волейбольный мяч, дверь в твою комнату, куда я заходил каждый день посмотреть на этого глупого Мятного-Мистера-Медведя. Клянусь, если бы у меня была та подвеска, то я носил бы и ее. Но (шутка или нет) слова пришли ко мне только после прощальной вечеринки с ребятами, где меня абсолютно точно заставили выпить пива, а я отбивался, но в итоге проиграл. Завтра домой, к отцу. Джер передает привет. Я серьезно! Ну ладно, хватит об этом, знаю, что ты страшно завидуешь... Когда заканчивается твой учебный год? Следующим летом? Ты будешь дома до начала учебы? Скажи да пожалуйста скажи да PS боже как тебя здесь не хватает». И ниже, другим, более твердым почерком: «PSS пожалуйста сжалься надо мной и не отвечай на первую часть письма. Во мне больше нет пива и, хотя я помню все, что писал и имею это в виду до сих пор, ПОЖАЛУЙСТА, сделай вид, что ты ничего не видела PSSS и что не так с Авраамом? Это моя любимая марка - все еще я, пристыженный и трезвый, Конрад». Я и правда ничего на это не написала, ровно как Конрад просил, хотя много присматривалась к этой мысли под разными углами. Почему он скажет это лишь однажды и больше не упомянет? Любила ли и я его – не как девчонка, а серьезной, основательной любовью? Очевидно, что все мои мысли были только о нем, даже когда со свадьбой все вроде как было серьезно или когда он делал что-то такое, за что я могла его только ненавидеть, но вопреки всему безгранично обожала. Он наладил отношения с братом и понятия не имею, что он мог ему сказать обо мне, нас, но Джер передал привет – это ведь что-то значит? Конрад остался непостижим и даже когда говорил все прямо, я была в абсолютной растерянности относительно... всего. Как бы там ни было, все мои размышления о письме свелись к тому, что я достала и надела знак бесконечности из самого первого конверта. Не знаю почему, но почувствовала, что это и есть все мои вопросы и ответы, в поиске которых я находилась. *** После того письма дни и месяцы меняли друг друга с невероятной скоростью. Это было удивительное время. Мы стали ближе, почти как в детстве, исследуя что-то новое о себе и друг друге, окружающем мире, людях. Мы общались с Конрадом и говорили об учебе, доме, семье, смысле происходящего и произошедшего. Все это незаметно помогло мне найти подход к Джеремайе и брату, к маме, которая с огромным трепетом ждала меня дома, к Сюзанне, которую я вновь вспоминала каждый день – с теплом и улыбкой, с детской непосредственностью, которой так не хватало в последние годы. Он что-то во мне открыл, Конрад, - снова. Я знала, что это принадлежит только ему. Я смотрела на последний полученный конверт. Был май, и дом казался сейчас реальнее, чем когда-либо еще. Что мне сказать ему? Предупредить о приезде? Или что на носу экзамены, очень много учебы и все остальное? Уверена, что он и сам все это знает и все равно это не то, что действительно хотелось сказать. «<...>в итоге даже не знал, что думать. Сейчас только и разговоров об экзаменах и прочем, что с этим связано. Иногда хочется сесть в машину и уехать до большой воды. Смотреть без задней мысли, не думать наперед. Такое чувство, что сейчас все не так. <...>я стал сентиментальным пока писал тебе письма почти полтора года. Скучаю. И удачи». Эти слова тронули меня. Разве не этого хотела его мама, Сюзанна, когда гладила по скуле и говорила, что не обязательно быть всегда сильным? Достаточно быть собой, признать чувства внутри, уступить им место в сердце... Спустя пару дней размышлений я тоже решила, что нет ничего лучше, чем быть собой –снова шестнадцать и я жду его – быть рядом, быть со мной, просто быть. Мой ответ оказался очень кратким, но содержательным. Я писала его медленно и вдумчиво, поджав губы и старательно подбирая слова так, чтобы все не выглядело чересчур надумано: «Конни, Я подумала, что, может, пора вернуть тебе коллекционные марки? Как смотришь на это: ты, я, Испания, очередной выпускной? 15 июля. Дай мне знать. - Белли» ...но как бы я ни ждала, ответа не было, а время поджимало – наступил июль. А за ним дни посыпались как песочные часы. У меня не было какой-то необходимости резервировать ему место или что-то такое, по-особенному планировать этот день, я даже маму не ждала, потому что почти сразу после выпускного собиралась домой, а эти траты ни к чему. Но. Это ведь был он, верно? Всегда он. Скорее всего, это просто проблемы международной доставки. Или, что еще более вероятно и о чем я подумала лишь за день до выпускного, были деньги. Откуда у него деньги на билеты до Испании? И где ему здесь жить? Боже, я оказалась глупее, чем думала... Подвеска прожигала мне шею. Одной рукой я держала ее, а другой – корзину с чистым бельем, прижатую к животу. Иногда размышления заводят меня слишком далеко. А иногда я как будто недостаточно думаю. Преодолев последний пролет, я повернула в коридор по направлению к комнате и задумчиво посмотрела вперед, не до конца осознавая, что вижу. Сидя на полу, Конрад привалился к стене у моей двери и вертел конверт в руках. Конрад Фишер. Конрад! Я застыла, а затем пошла вперед, не чувствуя ни ног, ни рук, пока он не заметил краем глаза движение и мы не встретились взглядами. Он поднялся с пола, я подбежала и бросила корзину с бельем в сторону, разглядывая того, кого не видела три года. - Ты здесь! – почти шепотом произнесла я. - Привет. Как жизнь, Беллс? Что-то во мне на секунду замерло (или на три года до этого), а затем я почувствовала биение внутри: постепенно все отмирало, начиная с сердца. Если слышно было его стук, то не могу никого винить, так оно и было. - Боже, не могу поверить... ты так изменился, Конрад! Я... я... не знаю, что мне сказать? Его глаза, его губы, все та же челка. Конрад даже взрослел по-своему, просто потрясающе: возвышался надо мной почти на две головы, футбольные мускулы проглядывались под футболкой, лицо вытянулось и выглядело так осмысленно, будто видело тысячи жизней. И он такой... мужчина, этот голос, тембр, который, я убеждена, отдавался в его груди как мурлыканье довольного кота. Выражение лица, на котором застыл немой вопрос. Почему, ну почему мы не были вместе?! Он выглядел таким уставшим, но я чувствовала всей душой, что он был счастлив. Понятия не имею как, просто знала. Мы улыбнулись друг другу, пока я разглядывала его, а он – меня. Затем Конрад пробормотал что-то вроде «да сколько можно» и смял меня в объятиях. От него пахло всем на свете, что я так любила и он был такой теплый, что я прослезилась. Было слышно, как где-то на спине, в его руках, хрустела бумага. Конрад прошептал мне в плечо: - Я так хотел отдать его лично. Представляю, что ты думала обо мне. Я согласно покивала, что да, много чего думала и рассмеялась этому молчаливому ответу. Он отстранился и взглянул на меня: - Так я не опоздал? Ничего не могла с собой поделать, улыбка просто прикипела к губам. Я чувствовала его руки, видела его – и он был настоящим. Не в письме, не в моей голове, и даже не на смазанной новогодней фотографии, – но здесь, ради меня. - Нет. Нет, - повторила я тихо. – Ты как раз вовремя. - Отлично, - улыбнулся он своей неповторимой улыбкой: уголок губ приподнят, как будто там затаился какой-то секрет, челка упала на глаза. Он посмотрел на меня будто снизу вверх, хотя это было физически невозможно, и я растаяла – прямо там, клянусь. Конрад обхватил мою руку своей и многозначительно хмыкнул, прежде чем продолжить: - Так что насчет марок? В частности та, с Авраамом. Я здесь только за ней. После секундной заминки, пока через чувства и шок до меня доходил смысл шутки, мы рассмеялись, и с этого момента никто меня не сможет переубедить – это навсегда.