Рассвет за Калиновым мостом

Славка скорчилась от крепкого чая, залпом допив всё из жестяной кружки. Глянула на висящие на стене и гулко размеренно идущие часы — опаздываю. Ну и к чёрту. — Ты сегодня снова ненадолго? — мать развернулась от раковины, наполненной грязной посудой и вытерла руки пожелтевшим вафельным полотенцем. Славка кивнула, запихивая в рот остатки бутерброда с начинающим засыхать хлебом. — Делать нечего, — проговорила девушка, дожевав. — Знаю, — коротко ответила мать и вышла из маленькой кухни. Славка слышала, как она по скрипящим половицам прошла из кухни, поднялась по хлипкой шатающейся лестнице и, тяжело вздохнув, легла на кровать. Так всегда, люди в Ладене всегда уставшие, даже с самого утра, наверное влияет плохой воздух и этот странный коричневый туман повсюду. Славка подхватила рюкзак и направилась к выходу из дома, напялила резиновые сапоги, легонько пнула деревянную дверь и оказалась на улице. В Ладене всегда накрапывал мелкий дождь, поэтому кривые ухабистые дороги были сплошь покрыты лужами. Ноги хлюпали по коричневой воде. В Ладене всё было каким-то жёлто-серо-коричневым. И никто, наверное, никогда не видел солнца.Тошнит. Дом, в котором жила Славка, её мама, отец, бабушка возвышался на окраине Ладеня. Деревянный, двухэтажный, пара стёкол разбиты, но жильцов квартир это не смущало нисколько и выцветающие разводы краски из баллончиков на почерневших брёвнах. Если глядеть на дом и если даже повернутся кругом и окинуть взглядом всё-всё вокруг и покосившуюся карусель, и несколько унылых деревьев, почти без листьев, ели и те казались какими-то облезлыми и больно жёлтыми, ларёк с одинокой жестяной табличкой «Хлеб» (хлеб там всегда был сухим, в Ладене не бывает ничего свежего) и везде дымка коричневого тумана. Иными словами, всё что можно было увидеть перед собой, наверное, во всём Ладене было более грустным, чем этот кем-то разрисованный цветными баллончиками деревянный дом. Славке даже нравилось. Можно сказать достопримечательность. Девушка надвинула капюшон клеёнчатой куртки посильнее и направилась на остановку. Славке было двадцать два, хотя в незнакомых ларьках при покупке пива или чего покрепче всегда просили паспорт. В паспорте гордо значилось Мирослава, но как звучит её полное имя все, наверное, уже и позабыли, Славка да и Славка. Льняного цвета волосы, собранные в маленький хвост, потёртые джинсы, серенькая рубашка, кожаная сумка через плечо и резиновые сапоги с тонкой курточкой — как у всех в Ладене. Из-за луж на дырявых дорогах и вечного мелкого дождя без калош, резиновых сапог, дождевиков никто и носа на улицу не высовывал. Пыхтящий старенький автобус подошёл быстро, с характерным шипением открылись двери, Славка поднялась по ступенькам, пошарилась в кармане сумки, вынула несколько монет, протянула водителю рубль двадцать пять, получила билетик на пожелтевшей бумажке, прошла и присела на свободное место у окна. Посчитала цифры на номере билета — несчастливый. В Ладене, наверное, вообще никому никогда не попадались счастливые билеты, их, как казалось Славке, просто пропускают, когда печатают номера. Девушка вздохнула, сунула клочок бумаги в карман и прислонилась лбом к покрытому множеством мелких капель стеклу. Ладень большой город. Несколько сотен тысяч человек в нём точно живёт, поэтому на работу нужно ехать долго в этом автобусе. Ехать по узким унылым улочкам, где всё было одинаково, но Славка всё равно глядела в окно. Угловатые машины, светофоры, выцветшие вывески магазинов, жители города, бредущие на работу. В Ладене все работали, а денег не было никогда и ни у кого, их наверное просто было мало, не хватало на всех людей. Да и покупать за деньги тоже было нечего. Уехать из Ладеня Славка хотела. Не просто хотела — мечтала, она не знала как выглядит солнце, как выглядят другие цвета, кроме этого коричневого, серого и жёлтого. Когда она вообще видела солнце? Казалось, в какой-то другой жизни, не в этом городе. Но как это возможно, если родилась она здесь и всегда жила здесь и никогда не уезжала… Потому что это невозможно. Точнее кому-то удаётся…или нет. Иногда бывало, что люди в Ладене просто куда-то пропадали, почти всегда оставляли или присылали потом письмо без обратного адреса о том, что уехали в другой город и живут припеваючи, а как уехать, сбежать отсюда не потрудился рассказать никто. Почему? Должна же этому быть какая-то причина. Славка не знала, но хотела верить, что когда-нибудь и она сможет отсюда убраться и начать жить. Как-то по-настоящему жить, так, как в Ладене невозможно. Рассвет что ли увидеть хоть раз? Спустя минут тридцать автобус, наконец, допыхтел до Славкиной остановки. Она вновь вышла под моросящий дождь и направилась вдоль улицы жёлтых пятиэтажек. Пронырнула под каменную арку и оказалась в тесном дворе, прошла вдоль стены дома с облупленной штукатуркой и добралась до одинокой двери с козырьком, возле которой блестела табличка «Редакция газеты «Весть Ладеня» режим работы: пн-пт 10:00–18:00». И серенький почтовый ящик, Славка достала из кармана ключик, открыла ящик и достала несколько писем. Одно из которых сразу привлекло Славкино внимание — красивые марки, вместо стандартных, которые выдают на почте и конверт какой-то маленький, аккуратный, ещё и голубого цвета, в отличие от остальных пожелтевших (В Ладене существует бумага другого цвета?). Чтобы не мочить письма под дождём, Славка пнула ногой дверь и прошла внутрь. Повесила курточку, нашла в небольшом деревянном ящике у входа свои тапки и, миновав коротенький коридор, вошла в кабинет. — Слав, ты? — голос этого болвана. Даже не обернулся. — Я, — сухо буркнула девушка. — Завтра номер выпускаем, сегодня всё нужно подготовить, — продолжал голос с конца кабинета. Запах сигарет и алкоголя… Опять просидел здесь всю ночь, а разгребать и готовить всё Славке. — А ты сам-то что подготовил, Иван Берендеич? — с вызовом спросила она. — Я, Слав, стих написал вчера. Про жизнь свою прошлую. Славка хмыкнула. Опять началось. Но, надо сказать, Ванины стихи о его «прошлой жизни» неплохо расходились, люди их любили. Он на этом и сделал себе имя, когда несколько лет назад вдруг открыл газету. Говорил тогда, что в Ладень пришёл с другого берега реки через мост и до сих пор никак не выберется. Говорил, что его с братьями отец отправил на поиски чего-то там… Брать, видать, поручение выполнили и вернулись, а Ваня угодил в эту дыру и так из неё выбраться и не может. Никто ему, конечно, не верил, но сочинял Иван Берендеич складно, не прикопаешься. И про солнце, и про зиму со снегом, про сочную зелень на деревьях, и поющих птиц, как будто сам всё это видел и слышал. Но все, кто живёт в Ладене живут в нём всю свою жизнь и ничего другого не помнят, видят только хмурое небо, накрапывающий дождь и вечный туман. Возможно разве, что на весь город один такой поэт, которого сюда случайно занесло? Река с мостом в Ладене и правда была, река Смородина. Широкая, другого берега её никто никогда не видал. Шаткий мостик уходит вдаль и на него никто даже ступить не решается. Ещё и река мутная, но иногда в ней проглядывают такие жуткие тени, что до этой воды никто из жителей никогда не дотрагивался… Взнезапный шум в прихожей заставил Славку оторваться от написания статьи, встать из-за стола со старенькой печатной машинкой. Она заинетерсованно вышла из «кабинета», как они с Ваней называли тухлое помещеньице с одним занавешеным окном, двумя печатными машинками, просиженным до дыр диваном, скрипящим стулом и, самое важное, выпусками газет, фотографиями, листками с какими-то карандашными заметками. Листки, фотографии и газеты были везде, на стенах, полу, столе и даже в прихожей с «кухней» (второе мелкое помещение, где можно было вскипятить воду в жестяной кружке и залить лапшу или чай). Иван, насколько Славке было известно, так и жил в редакции. Он был здесь всегда с утра, когда Славка приходила и вечером, когда она уходила домой… Если подумать, Славка вообще не помнила видела ли хоть раз, чтобы он отсюда выходил. В прихожей была женщина. Длинный чёрный плащ, перетянутый поясом вокруг тонкой талии и красный вышитый платок на худых плечах. Она отрешённо, ссутулившись стояла у входа и глядела куда-то в стену, тихо напевая песню хрипловатым голосом. Женщина худая, с чёрными с проседью жёсткими волосами, собраннными в пучок на затылке, тонкими жилистыми руками она обхватывала себя за плечи и кажется вздрагивала, будто ей было холодно, хотя в редакции всегда стояла жара и духота — Иван не любил открытых окон. — Здрасьте, — неловко проговорила Славка. Когда в редакцию вообще последний раз заходили люди…? Женщина её не замечала, только продолжала тихо петь. Теперь можно было и слова разобрать: «Ой цветёт калина в поле у-у ручья. Парня молодо-го полюби-ила я-я…» — Здравствуйте, — повторила Славка поточнее. «…парня полюби-и-ила на сво-ою…» — Здрасьте, это редакция газеты. Вы что-то хотели? Женщина будто бы очнулась ото сна и упёрлась на Славку пустыми, медленно моргающими глазами, под которыми пролегли синяки и глубокие морщины. — Иван Берендеев, — проговорила она наконец сухими губами. — Ва-а-а-а-а-ань, — нарочито громко заорала Славка, потому что это сонное царство уже откровенно стояло поперёк горла. — Чего орёшь? — недовольный голос из «кабинета» — Тут к тебе, иди разбирайся, — а женщине добавила потише, — он Берендеич, это отчество, а не фамилия…ну это так, — и пошлёпала обратно в кабинет дописывать статью в газету. Ванька действительно вышел, в растянутой футболке, спортивных штанах и босиком. Слава сидела за печатной машинкой и готовилась слушать разговор. Женщина даже прекратила напевать песню и, наверное, просто смотрела на Ваню. — Здрасьте, — неуклюже буркнул мужчина. Всё таки они со Славкой были похожи. — Иван Берендеев? — Берендеич. — Ах…да… Берендеевич. Я очень хотела бы с вами поговорить по важному делу, — женщина говорила очень тихо, будто бы шёпотом. — Я слушаю, — он зевнул и, кажется почесался. — Быть может…я пройду? — А…да конечно, — замялся, — вы плащик сюда вешайте, разувайтесь, у нас тут всё так…по домашнему, тапочки сейчас найду, — засеменил в кабинет, — Слав, Славка, — нервно шепчет, подходя, — приберись немного, умоляю. — Ещё чего, — буркнула девушка. — Слава, бл… — он закрыл рот кулаком и настороженно обернулся, — иди принеси ей тапки и задержи немного, сам тогда. Ваня бросился собирать газеты с пола, но тонкая фигура женщины возникла на пороге кабинета. — Куда можно присесть? — снова тихо спросила она. Славка ткнула пальцем на старенький диван. Пока Ваня неуклюже подскочил с пола и принялся, распихивать валяющиеся газеты ногами, очевидно думая, что делает это незаметно и что порядка в комнате от этих действий прибавляется. — Иван, — тем временем начала женщина, — вы действительно пришли к нам через Калинов мост, с той стороны? — Пришёл, — коротко ответил он, стоя посреди комнаты. — Ах! Я знала, что вы сможете мне помочь, — женщина всплеснула руками, — вы ведь прочитали моё письмо? — Прочитал, — он кивнул и испуганно стрельнул глазами на Славку, та порылась и достала тот самый голубенький конверт, подписанный аккуратным почерком. Она почему-то была уверена, что конверт пришёл именно от этой загадочной гостьи, — точнее, — продолжил Ваня, — как раз собирался, почту задержали. Вот сейчас как раз и собрался читать, — он выхватил у Славки конверт и, кажется хотел разорвать, но что-то привлекло его внимание. Он повернул конверт к Славке и ткнул пальцем во что-то написанное на нём. — Имя и адрес, — проговорил он одними губами, — это Княгиня. — Ах, простите мою бестактность, я ведь и правда забыла представиться. Здесь, в городе, меня действительно называют Княгиней. — Р-рад, рады знакомству, — опять мямлит, — может вы чаю хотите? — сообразил наконец. — Благодарю, не откажусь, — она всё так же сидела на диване, обхватив плечи руками и иногда вздрагивая. — Слав, метнись, — шикнул он обернувшись, — моя помощница сейчас принесёт. — Пф, помощница, сам неси. Ваня повернулся к ней с взглядом, полным мольбы и негодования. Славка же просто пожала плечами и застучала пальцами по кнопкам печатной машинки, а Ваня бросился на кухню, шаркая тапочками по полу. Следующую минуту в здании редакции слышалось только кипение чайника, стук печатной машинки и песня: «Парня полюби-и-ила на сво-ою беду: Не могу откры-ы-ыться, слова не найду. Он живет — не знаа-ает ничего о том, Что одна дивчи-ина дума-ает о-о нем… У ручья с кали-ины облета-ает цвет, А любовь деви-ичья не проходит, нет.» — У нас ещё кофе есть, может вы хотите? — крик с кухни. — У нас нет кофе, Вань, — надо же, правда додумался предложить Княгине этот дешёвенький пакетик «Три в одном» «…А любовь деви-ичья с каждым днем сильней. Как же мне реши-иться расска-азать о-о ней? Я хо-ожу, не сме-е-ея волю дать сло-о-овам… Милый мой, хоро-о-о-оший, догадайся сам!» — Вот, — приковылял с чашкой. Славка надеялась, что он её отмыл перед тем, как наливать чай. — Благодарю, Иван. Вы не против, если я закурю? — Княгиня помешала ложечкой содержимое чашки и сделала глоток. — А…мы это, вовсе не против… даже за, — он неуклюже улыбнулся. Уголки губ Княгини, кажется, тоже слегка дёрнулись. — Вот как, — она достала какие-то явно дорогущие сигареты и кабинет вскоре наполнился дымом. — Так…по какому вы делу к нам? — наконец спросил Ваня. — Ах, точно… Видите ли, Иван, я хочу чтобы вы вновь перешли по мосту реку Смородину и вернулись обратно. Только вам это под силу.