Белый Принц

В ту секунду, как он выскочил из гарганты, Ичиго захлестнули странные, доселе неизвестные ему чувства. Тёмная, колышущаяся реацу непонятно кому принадлежащая и так не похожая на его собственную, золотую, окутывает тонким коконом, шепча и ластясь подобно котёнку. Ичиго не знает, что это, чья это сила, но душа его наполняется таким странным умиротворением, что ему становиться страшно. Страшно от того, что среди запаха крови и боли, среди отчаяния и трупов синигами, он начинает чувствовать себя расслабленным, неспособным на битву, а всё из-за это странной реацу. Куросаки требуются неестественно долгие пять минут, чтобы прийти в себя и сбросить наваждение. Ичиго сломя голову бросается в сторону огромных выбросов реацу, где проходили сражения. И прибыв на место, замирает, под взглядом мужчины, как две капли похожего на старика Зангецу, только старше. Время будто останавливается. Глаза мужчины насыщенно красного оттенка, которому и принадлежала до сих пор окутывающая Ичиго реацу, изумлённо расширяются. Что происходит? Что это за чувства? Что за странное притяжение и ощущение единства? Яхве смотрел на особый военный потенциал, на рыжего мальчишку, своего ребёнка, который никогда полноценно и не был его. Император смотрел на чужого во всём, кроме души, мальчишку, и видел себя. Себя, каким он был тысячу лет назад. Его молодая версия смотрела в ответ с презрением, с вызовом, с искрящими глазами, спрятанными за прямоугольными очками. Только попробуй тронуть моего ребёнка! Безмолвно кричит молодой он, окутывая Ичиго своей реацу, вплетаясь в кокон золотой силы мальчишки. Только попробуй и я уничтожу тебя и всю твою империю! Невозможно. Ребёнок, живший в дали от него и стоящий по другую сторону баррикад не мог вызвать такие эмоции у Яхве. Бог квинси не должен был чувствовать этот трепет от встречи с собственным дитём, смотрящим на него загнанным зверем с явным узнаванием в карих глазах. Конечно он не мог его не узнать, коль часть души Яхве жила в нём самом. Ситуация, к которой Яхве не был готов. Не был готов к тому, что его собственная сила взбунтуется и потянется к его сыну, признавая, защищая, оберегая. — Почему? — тихо шепчет ребёнок, растерянно оглядываясь по сторонам. Битвы прекратитесь, а синигами и квинси ждали исхода этой встречи. Никто не решался нарушить эту странную тишину, наполнявшую воздух тяжёлой аурой сына и отца. — Ваше Величество, — зовёт замершего императора Юграм, но тот даже не смотрит в его сторону, полностью поглощённый сыном. — Почему?! — уже почти кричит Ичиго, не вынося молчания Баха. — Почему при взгляде на тебя моя душа пылает, а сердце стонет от боли?! Почему! Куросаки тяжело дышал, отчаянно хватаясь за грудь, стараясь унять вдруг возникшую невыносимую боль. Его тошнило, лёгкие жгло от нехватки воздуха, а шею сдавили невидимые тиски, не позволяя вздохнуть. Слёзы стали скапливаться на уголках, потемневших от боли, карих глаз. Ичиго не понимал своего состояния, умиротворение и спокойствие в одно мгновение сменились отчаянием и болью, напоминая события давно минувших лет, когда он потерял маму. Тёмная реацу начала в панике метаться, не зная, как помочь, невольно обжигая, заставляя Ичиго зашипеть. — Ичиго! — закричала обеспокоенная состоянием друга Рукия, но была проигнорирована. Яхве, по которому ударило душевное состояние сына, вздрогнул и шагнул в сторону парня, протягивая к нему руку желая коснуться. Синигами в панике дёрнулся, желая уйти от прикосновения, но тело словно парализовало, оно отказывалось подчиняться. Нет! В отчаянии мысленно кричал Ичиго. Не трогай! Больно! Не трогай меня! — Мой сын, — голос Яхве был полог неверия и трепета, будто он подходил к хрупкой бабочке — неверный шаг и она улетит. — Моё дитя… — Не подходи к нему! Ренджи и Рукия попытались подбежать к ним, но даже шагу сделать не смогли. Огромное духовное давление разозлённого тем, что его посмели отвлечь, Императора квинси пронеслось по всей округе, пригвождая всех, кроме Юграма и Ичиго, к земле. Невероятная мощь. Яхве ошарашенно отшатнулся, когда в его реацу, подобно паразиту, стала вплетаться ядовитая реацу пустого. Руку императора, что находилась в паре сантиметров от лица временного синигами, обожгло багровое яростное пламя, заставляя отпрыгнуть назад. — Руки прочь от Короля! — раздался искаженный мужской голос. Рядом с замершим Ичиго, в вихре багрового реацу, появилась его белая копия. Пустой был в ярости, готовый убить каждого, кто посмел причинить боль его дорогому хозяину, который сейчас был как-никогда уязвим. — Как ты смеешь, ничтожество! — Юграм направил клинок на презренное существо, посмевшее ранить его Императора. — Ты заплатишь за это! — Ичиго! Ичиго! — закричала Рукия, увидев, что парню стало хуже. Пустой, не удостоив квинси даже взглядом, прижал хозяина к себе, окутывая его своей реацу и избавляя от черной энергии Императора, что успела вцепиться во временного синигами, не желая покидать его тело. Куросаки стало ломать, как от сильнейшего наркотика. От вцепился в Пустого как в спасательный круг, ища помощи и облегчения. К несчастью, Пустой не мог ему помочь в полной мере. И больше не выдерживая этой ужасной боли, разрывающей душу и отравляющей организм, Ичиго закричал. Закричал так, что проняло даже самые промёрзшие души. Яхве чувствует…сожаление? Он, сам того не ожидая, чувствует проклятое сожаление, наблюдая за страдания ребёнка и осознавая, что именно он стал их причинной. Отвратительно. Почему этот далёкий, почти чужой для его сердца ребёнок, вызывает в нём такие чувства? Почему Императору квинси хочется наплевать на все свои планы, на Короля Душ, и прижать своё дитя к груди, унять его боль, просить прощения и больше никогда не отпускать? Как он докатился до такого? Императору хочется прикоснуться к своему, да, теперь уже точно к своему, дитя. Но за него это делает другой… Другой, который достоин этого… Другой, который оберегал, защищал и хранил верность своему ребёнку… Да, другой… — Старик, мать твою, вылезай! — кричит Пустой, который уже не в силах удерживать Ичиго. — Я не справляюсь! Черная вспышка реацу, практически идентичная реацу Императора вводит всех в замешательство. А появившаяся в ней фигура молодого повелителя квинси и вовсе в шок. Зангецу, презрительно посмотрев на Императора и его слуг, более ни на что не отвлекаясь, берёт Ичиго из рук пустого и прижимает к себе в крепких объятиях, что-то успокаивающе шепча ребёнку на ухо и поглаживая по рыжим волосам. Яхве завидует своей молодой копии. Завидует самой чёрной и яростной завистью, которая только может быть. Завидует от осознания того, что это не он принёс ребёнку долгожданный покой и не он заставил очистившуюся от грязи (его грязи, его яда, что чуть не угробил его дитя) реацу вновь вернуть себе сияющий, невероятно теплый золотой оттенок. Золото, сила его мальчика золотая, как и у Короля Душ… — Ваше Величество… — недоумённо зовёт Юграм, смотря на его молодую версию. — Что нам делать? — Ичиго, — Яхве игнорирует подчинённо, полностью поглощённый ребёнком, что сейчас умиротворенно улыбался в руках его молодого «я». — Ичиго… Парень хмурится, услышав своё имя из уст Императора. Хоть боли больше не было, но напряжение вновь окутало его, заставляя насторожиться. Яхве не проявлял агрессии, а даже наоборот смотрел мягко, чуть ли не нежно, почти так, как всегда смотрит на него старик Зангецу. От этого Ичиго становиться не по себе. И почувствовав тревогу хозяина Зангецу, и дух квинси и дух пустого, моментально собираются. Их реацу начинает искрить и окутывать ребёнка, а пусто крепче хватается за клинок. — Что тебе нужно? — спрашивает Ичиго, почти шепчет этот вопрос, но остальные всё равно умудряются его услышать. — Мой ребёнок… Ичиго вздрогнул и сильнее вцепился в темный плащ Зангецу, не желая верить и принимать услышанное. Какой, к чёрту, ребёнок? Его отец — Иссин, а мать Масаки, но никак не Император квинси, что возжелал войны и смерти Короля Душ. — Старик, — Ичиго жаждя опровержения слов Яхве, с надежной смотрит на свой меч. — Мне жаль, Ичиго, — отвечает Зангецу, отводя взгляд. — Мне очень жаль. Успокойся… Тихий голос звучит у Ичиго в голове, заставляя прикрыть глаза и прислушаться. Моё дитя, я не причиню тебе вреда… Яхве, это был проклятый Бог квинси, что с таким отчаянием пытался дозваться до своего ребёнка. Дай мне шанс… Ты начал войну, грозишься уничтожить так полюбившийся твоему дитю мир. О каком шансе ты говоришь, Бог квинси? Тот, кто принёс с собой кровь и слёзы. Ичиго, прошу… — Прекрати, — требует Ичиго, уверенно смотря в винные глаза Бога квинси. — Прекрати всё это, и я приду к тебе. Яхве молчит, прекрасно понимая, чего хочет его ребёнок. Прекратить войну, отказаться от мести. Оставить мысли об убийстве Короля Душ. Прекратить до, к чему Император шёл и стремился столетиями. И ради чего, кого? Ради какого-то глупого мальчишки? Молчание затягивалось. Ичиго не надеялся, что Яхве его послушает. Он прижимается к старику Зангецу сильнее, рукой хватаясь за рукав стоящего рядом Пустого. Ребёнок готов сражаться, вопреки своей душе, вопреки своему сердцу. И его меч, его дорогой меч с грустью отзывается на его решимость, совсем не желая, чтобы сын поднял клинок на отца. Не желая, чтобы эта битва, что принесёт Ичиго лишь боль и страдания, произошла. — Ваше Величество, — Юграм решился нарушить напряжённую тишину. — Да будет так, дитя моё, — наконец даёт свой ответ Император, и с восторгом наблюдает, как в неверии и удивлении расширяются карие глаза его ребёнка, ничуть не жалея о принятом решении. — Я сделаю это ради тебя… — Ваше Величество… — Мы уходим, Юграм. — Стой! — кричит вслед Императору Ичиго, заставляя того обернуться. — Почему? Яхве еле заметно улыбается, ловя в глазах своей молодой версии одобрение. — Разве не ясно? — говорит он, видя недоумение своего дитя. — Потому что ты мой ребёнок… И исчезает вместе со своими слугами, оставляя ошарашенных одних синигами на опустошённых и уничтоженных улицах Готей 13. Ичиго смотрит вслед закрывшемуся небесному проходу, понимая, что его жизнь больше не будет прежней. Ибо он был принят, он был признан Принцем Белой Империи… И что ему теперь с этим делать?