Куда она ушла?

Гарри чувствует себя с похмелья выжженной солнцем пустыней, по языку перекатываются песчинки, противно прилипая к нёбу. Она вновь говорила в его сне, что он проклят, и так будет продолжаться вечно. Куда Она ушла? В Никуда. Она никогда не вернётся к нему, хоть Гарри и не помнит, где это — Нигде. На задворках сознания ворочается мысль, что Она должна прийти к Славе. Без него. Скиталица, о которой он тоже ничего не помнит, оставила своих паломников посреди леса, полного монстров, и просто ушла в поисках одного ей известного света. Дора ведь не в Мирове на самом деле, и Гарри никогда не сможет её ни забыть, ни простить. Закрывая глаза, он всё равно видит пески, ощущает себя песком. Она прокляла его, превратив в пустыню, по которой бродят лишь призраки прошлых лет. Что-то, что давало ей радость жизни, обернулось её злейшим врагом, и Она всего лишь ответила взаимностью. Укравшая его взгляд, проникшая в жизнь, как Сколопендра, порхающая по танцполу Смеющимся Дроздом, обещающая своим существованием счастье, как Достославная Вольница, и ушедшая, как Пилигрим. Вывеска кинопроката меркнет и расплывается, Дора из воспоминаний качает головой и указываем пальцем вдаль, наверх. Ей пора вознестись. Лес Гарри полон монстров, на которых не получается закрыть глаза. Нечто в нём беспокойно шепчет, барабанит своими пальцами изнутри черепа, заставляет что-то искать. Он помнит то, чего никогда не было, и свободен от воспоминаний о том, что случилось на самом деле. В его удивительном мире снов диско-шар истекает кровью, низко склонившись над горизонтом, исчезая в Танцах-в-тряпье. Закат заставляет сердце сжиматься в приступе немыслимой тоски, грозящейся перетечь в инфаркт. Открывая глаза по утру Гарри не уверен, что просыпается. Ад, что завещала ему Она из снов, неотделим от его сознания. Алкоголь не способен смыть память так, как это делает вода с отдалённого острова, где все забывают обо всём. Где-то в Серости спрятано место исчезающих теней, уносящее с собой всё, что позволено бросить в источник. Если бы только Гарри мог вспомнить дорогу туда, в возможный свой дом, и раздобыть добротную, крепкую лодку, которой не страшен Шторм, то он забыл бы свою жизнь ещё сильнее. Тот остров полон тех, чьи надежды на лучшее и просто хорошее разбиты. Все они прокляты чередой своих ужасных деяний по отношению к близким, и все пытались не вспоминать. Призраки из снов, однако, не оставляют их до сих пор. Недостаточно воды утекло, чтобы обиды забыли о них. Дора всё приходит в его сны Сколопендрой, пробираясь в самые тёмные закоулки, из которых невозможно её прогнать. Изгнанная из жизни за то, чего тогда ещё не совершала, Она не имела дороги обратно, но возвращалась в кошмарных снах, что никогда не станут явью. Возвращалась, чтобы сказать, что никогда не вернётся. Даже Нигде лучше, чем с ним. Он никогда не привёл бы её к Славе, он изгнан оттуда за то, что уже совершил, даже если не помнит об этом. Но Она туда направляется, это всегда было её целью, и кажется самой правильной мыслью. Реки алкоголя текут сквозь пески, как Цветная Река протекает через незримое. Ни те, ни другие воды не способны изменить то, что наступит, и не смывают то, что уже произошло. Однажды Дора Ингерлунд прокляла Гарри болезненным закатом своих чувств, и её сердце сжималось от боли, ощущая холод потухших лёгких. Однажды Скиталица прокляла Миах, что был для неё домом, но стал душевной раной. Она ушла, чтобы увидеть, как прекрасен мир без него. Гарри задыхается до сих пор, с жаром выскребая из груди что-то жгучее, неправильное, заброшенное, но встречает лишь искажённых временем призраков, и даже те стыдливо прячутся в зеркалах, не выдерживая взгляда. Демоны ярости, боящиеся смотреть в полные слёз глаза. Когда-то очень давно, в совершенно другой истории, оставшейся на страницах испорченного журнала, Она была другом своего Солнца. Но любовь разделила его, расколола, породив ярость неудовлетворения, отражения прошлого, поиски смерти и кровавое увядание. Тогда Она нарисовала себе дорогу и ушла по ней, чтобы никогда не вернуться, обвинённая в том, чего ещё не произошло. Возможно, Она и смотрела с тоской и печалью, охваченная болью, но всё же ушла. Остались только осколки, продолжающие саморазрушение и обвиняющие её и себя. Гарри видит эти сны с завидным упорством, ищет дороги, которых не знал, и забывает то, чего никогда не помнил. Место, откуда не возвращаются — это не только Нигде, но и воспоминания. Из последних только уходят, снова и снова, оказываясь в самых неожиданных уголках, чтобы болезненно выгрызать путь наружу. Гарри чувствует, как сквозь него проходят жвала, слышит птичий смех. Она давно ушла и никогда не вернётся. Здесь её нет. Ни под одной из своих масок Она не прощает, и Гарри тоже не может простить. Ему всё ещё обидно и больно, злобно, беспомощно и отчаянно, болезненно пусто, нестерпимо тошно, до головокружения жаль. Стираются имена, мутнеют образы, но проклятье навсегда с ним, и его внутренний мир — пустыня, по которой Она скользит лишь ветром, которому было больно, и потому он перестал дуть на чужой ожог. Никто не способен испортить жизнь так, как тот, с кем ты отчаянно хотел быть. Желание превращается в невозможность и оставляет руины. Призраки, что не могут упокоиться, бродят по ним до сих пор. В глазах будто тоже песок, из них бегут мутные, почти крокодиловы слёзы. Гарри стирает их рукой, пытаясь вспомнить, почему же на этот раз плачет. Он больше не может вспомнить, куда Она ушла. Но пока Она совсем про него не забудет, он останется ею проклят. Есть вещи, которые невозможно простить, ни одному из них. Ни темнота забвения, ни яркий свет восторга никогда этого не затмят. Она не вернётся. Она будет приходить снова и снова во сне, чтобы об этом сказать.