В Петербурге сегодня гроза

Ну и зачем так часто ездить в этот Питер? Ну работа, можно и дистанционно, можно подождать его и поехать вместе, а лучше вообще не ехать. Володя наматывал круги по квартире, не зная, чем себя занять. Злиться было глупо, он это прекрасно понимал, но эта безутешная тоска давила на него со всех сторон. Он вспоминает, как она холодной ладонью гладила его по щеке на прощание. А можно и не на прощание, можно и просто так, только не уезжай. Но это невозможно, чемодан уже у двери. Хорошо, что маленький. Разлука предстоит не такая долгая, но все равно жгучая, черт бы ее побрал. Расставаться ему не хочется, давай лучше на диван с ногами и смотреть все, что захочешь. А ночью в магазин пойдём за мороженым. Жара такая, что ещё есть прикажете? Это Володе нравится, ему не нравится только билет на Сапсан, торчящий как копье с ядом из паспорта. И Ленинград Володе не нравится. Хотя бы потому, что именно с ним Эва сейчас и проводила время. Ревность к городу? Здравствуй, Максим, можно к тебе на консультацию по вправлению мозгов? И что это за болезнь такая, когда Она младше меня в 2 раза? Жалко, что Макс сейчас в Севастополе. Он бы понял, что происходит с Володей, сам Володя этого пока не понял. Хотя все-таки ненавидеть Питер было нельзя. Ведь именно там он перестал чувствовать обжигающее одиночество, а вместо этого ощутил как горячее тело прижимается к его под проливным дождём.

***

Володя не любил случайных прикосновений, и уж тем более неслучайнных, намеренных таких, да ещё и от незнакомых людей. Но там, на скамейке напротив акватории Невы, он изо всех сил старался не нарушать личные границы Эвы. Скамейка была узкая, особенно не разгуляешься, хочешь-не хочешь, внешние стороны бёдер так и будут соприкасаться. А Володя этого хотел, очень хотел и если бы было в его силах, сделал бы скамейку ещё короче. У Володи был маленький фотоаппарат 70-х годов, который он захватил с собой из Херсона. Когда выдавалось несколько свободных минут, он фотографировал. Особой тематики не было, щелкал все подряд: вот они еле идут с вокзала в гостиницу рано утром, вот ливень накрывает асфальт, вот Макс показывает ему фак. А вот серо-зеленые глаза смотрят прямо в объектив. - Нашла!- радостно вскрикивает Эва, рассматривая свою фотографию. А Володе неловко: и за нелепые фотографии, и за прикосновения их ног, и за то, что он крадёт её сон. Потихоньку Нева начинает менять цвет: из небесно голубого маленькие волны окрашиваются в алый. Если бы он сейчас не был сосредоточен на её веснушках, в голове обязательно бы набросались несколько строчек. Хорошо, что она не видит, как он на неё смотрит! Ещё немного и взгляд придётся отвести. Смотреть куда угодно, на Неву, на Адмиралтейство, рассматривать свои красные кеды, как будто только что их купил. Только не на неё, только не в глаза, иначе он опять начнёт заикаться, что-то блеять и с трудом произносить эту букву "П", с которой с самого детства у него не завязалось дружбы. Солнечный свет начинает выпригивать из-за горизонта, пока еще блекло освещая все на своём пути. А в гостиницу совсем не хочется, в гостинице катастрофа: давящие белые стены как в психушке и прохлада подушки, как будто специально напоминающая о её горячих ладонях. Он бы мог положить руку на спинку лавки, закинув ее за спину Эвы, но это так глупо и пошло, что уж лучше без этого. И что с ним происходит? Снимать галстук на выступлениях перед кричащими о любви женщинами? Легко! Растегивать рубашку на сцене перед сотнями людей? Запросто! С микрофоном опускаться на колени и двигать бедрами как в самых дешёвых фильмах для взрослых? Можно не спрашивать. Выходит, Володька-то тот ещё развратник! Самокопание длилось бы бесконечно, пока губы не чмокнули его в щеку. Он резко повернул голову так, что Эва испугалась. - Извини, - робко прошептала она, пряча глаза и опуская вниз лицо. Володя почувствовал, как её неопытность и лёгкая застенчивость сорвали ему предохранители. Он аккуратно обвил её лицо руками и немного приподнял. Все поменят это чувство? Как захватывает дыхание, как ожидание пускает дрожь по телу, как сердце с силой бьется о грудную клетку. Все это он чувствовал лет 20 назад. Забытое и далёкое, но такое желанное и трепетное, что больше у него нет сил сдерживаться. 3 джентельменские секунды прошли, за которые Эва могла бы оттолкнуть его руки, но не сделала этого. Он ненавязчиво коснулся губами её губ. Она опустила руки на его колени, уперевшись в них. Поцелуи продолжались, пока Володя не поднял голову вверх, глубоко вздохнул, набирая воздух в лёгкие. На минуточку, ему уже не двадцать, голова кружилась как в семьдесят. Эва хихикнула, целуя его в подбородок. Погода сменилась также быстро, как пришёл утренний рассвет. Небо тут же заволокло тёмными, густыми тучами, поднялся ветер и совсем скоро их оглушил протяжный гром. Раз, два, три и крупные капли дождя начали обстреливать их со всех сторон. Давно Володя так не бегал. С набережной пришлось нестись галопом и как назло поблизости ни одной крыши. Наконец, они уперлись в белую ротонду, которая скрыла их от испортившегося настроения Петербурга. Володя облокотился спиной к решётке, крепко прижимая к себе Эву. На секунду ему показалось, что он сейчас просто умрёт от переизбытка эмоций. Но ее горячие ладони вовремя упали ему на лопатки. Он закрыл глаза и блаженно выдохнул.

***

Володя мотнул головой: он ждал её всю жизнь, как-нибудь продержится эту неделю. Всего-то! Всего лишь 7 дней. Один, два, вот и все. А что потом? А потом в его квартире снова появится вторая зубная щетка, книга Довлатова упадёт на прикроватную тумбочку, и нежные поцелуи разбудят его раньше совести. Ну что ж, ради этого он подождет.