Во льдах

— Я думал, ты обратно к отцу вернёшься. — Нет уж, — усмехается Джокер, глядя в окно, — хватит с меня. На самом же деле ему просто нужно восполнить запас магии, а Ворон, увидев его с «коктейлем», сразу насядет с расспросами о состоянии и излишней заботой, которая ему уже лет шесть как без необходимости. Всё, чего ему сейчас хочется — самостоятельности, стабильности и спокойствия. И, когда заходит разговор о «доме», Саша выбирает свою квартиру, где нет ни одного свидетеля, который может его заложить. В город возвращаются ближе к семи вечера. Джокер предлагает пару часов переждать у него, а потом сгонять в «Рынду» — он там уже несколько дней не появлялся. Поднявшись в квартиру, Виталя сразу же занимает диван в гостиной и закрывает глаза. Саша только хмыкает и начинает привычный ритуал восстановления сил: красный порошок в спальне, полуночная вода в холодильнике, шейкер в верхнем ящике над столом. Взбалтывая смесь, выходит на балкон. Квартиру тут же заполняют звуки улицы, которых ему совсем немного не хватало. Проведя почти безвылазно несколько дней в посёлке, Джокер привык к тишине, свежему воздуху и лёгкому, прохладному ветру, приходящему со стороны залива. Благодать. Будь он как отец — в жизни бы никогда местом обитания город не выбрал. Но и эту любовь к шумной жизни он унаследовал от матери. И хотя бы за это мог её поблагодарить. — Совсем хреново? — отвлекает его от мыслей голос Шрама. Приподнявшись на локтях, он внимательно смотрит на Джокера, словно каких-то пару минут назад и отправился искать приключения в сновидениях. — Нормально, — Саша качает головой и делает залпом несколько глотков. — Просто у этого Вячеслава магия льда очень мощная, я даже не ожидал. Хотя, если он её не контролирует, это всё объясняет. — Ты ж против него в одиночку переть не собрался, надеюсь? — на всякий случай уточняет Виталя, потому что от Джокера чего угодно ожидать можно. Возьмёт и пойдёт разбираться без подстраховки. И не ради того, чтобы доказать что-то отцу, или показать, что он самый крутой и самый сильный. Взбредёт в голову, что ему надо сделать это самому, и всё. А Шрама потом четвертуют. Саша вздыхает, облокачиваясь на перила балкона. — Я там в подвале столько сил потратил, что чуть не отрубился. А его там даже не было. Я может и попёр бы, как ты выразился, но я свои возможности здраво оцениваю. Джокер никогда ему не признается, что в какой-то момент испытал страх перед чувством холода, когда огонь в ладони почти превратился в ничто. Но Шраму ничего говорить и не обязательно — иногда казалось, что он знает Сашу лучше, чем все остальные. Возможно, тому послужил отпечаток нескольких прошлых жизней, о которых Виталя ничего не помнит. И Джокер этому даже рад. — Ладно. Но, если всё ж надумаешь, не забудь взять меня с собой, — хмыкает Шрам и заваливается спать дальше. Воронов на это не отвечает. Убирает чистый шейкер обратно в шкафчик и идёт к себе в комнату. Наверное, всё же пару часов можно передохнуть, пока магия плавно пробирается по венам к сердцу. В привычной обстановке Саше становится гораздо легче и спокойнее, и почему-то кажется, что на него всё ещё действует сила маленькой девочки с кроликом.

***

Дмитрий Иванович часто видел свою дочь задумчивой в периоды учёбы, когда голова забита конспектами, проектами, практикой и сессией, выплывающей из-за гор с довольной улыбкой и кучей проблем за спиной. У Светы учебная пора осталась в прошлом — та ушла и школы после девятого класса и поступила в колледж, — Марине же остался последний год бакалавриата и два в магистратуре, если захочет продолжить. Сессия успешно закрыта, практика перенесена на вторую половину июля, когда из отпуска вернётся Цветков и сможет погрузить Рыжову во все прелести криминалистики. Именно потому, что сейчас у Марины есть по сути только работа, Дмитрий Иванович и не понимает, что происходит с дочерью. — Мариш, у тебя всё нормально? — осторожно интересуется он. Рыжова вздрагивает, выныривая из мыслей и натянуто улыбается. — Да, пап, всё хорошо. Просто не выспалась после смены. Звучит правдоподобно: она поспала всего несколько часов и потом ещё долго зевала и тёрла глаза. Но Дима не верит, потому что дочь выглядит не уставшей, а именно задумчивой и, пожалуй, даже расстроенной. Кажется, вчера перед работой она была такой же. После разговора о Джокере и Арине Ильиничне. Рыжов хмурится. В такие моменты самое время применить свою особенность и выведать всё, что у родного ребёнка на душе. Но Дмитрий Иванович считает это не совсем правильным, будто не доверяет. Только сама Марина жаловаться не станет, до последнего будет в себе держать, пока весь ком проблем и переживаний не выльется в долгую и тяжёлую истерику. Долго Рыжов не думает. Берёт дочь за руку и мягко улыбается, поглаживая костяшки большим пальцем. — Я же вижу, что что-то не так. Расскажи. Тяжело вздыхая, Марина опускает голову. — Пап, я и сама толком понять ничего не могу. Вроде нормально всё было, а потом Света про Сашу с Ариной Ильиничной спросила, и как будто всё не так сразу стало. Убеждаясь в своих подозрениях, Рыжов понимающе кивает, потому что если бы не знал, в каких они в действительности отношениях, чувствовал бы себя так же. — Нравится он тебе. Поджав губы, она соглашается одним движением головы. С одной стороны Дмитрий Иванович действительно прекрасно её понимает и совершенно не против этих чувств, с другой же испытывает сильные опасения — Марина его хоть и знает давно, но не так хорошо, как Рыжов. Ей знакома лишь «нормальная» сторона Джокера, без убийств, пыток и поджогов. Без всего того, что течёт по венам вперемешку с кровью и выливается наружу пламенем. Он уверен в Воронове и в том, что тот не даст Марину в обиду и не причинит ей никакого вреда. Но правда куда страшнее физического удара, а хрупкая душа дочери вряд ли такое переживёт. И в том вся дилемма — Дмитрий Иванович не знает, как к этому относиться. — А он знает? Марина вздрагивает так, что чуть не вырывает свою руку из его, и Рыжову приходится сжать её чуть крепче, чтобы не разорвалась связь. — Нет, конечно! — почти возмущается она. — Да и как о таком сказать, если я сама до конца разобраться не могу. — Ну почему же не можешь. — В дверях появляется Света, насмешливо улыбаясь. — Я давно подозревала, что ты в Джокера влюблена. Как речь о нём зайдёт, так ты сразу в лице меняешься. Счастливая такая, только крылышек не хватает. Нахмурившись, Марина отворачивается. Разговор с появлением сестры стал куда напряженнее, и ей это совсем не нравится. Как не нравится и Дмитрию Ивановичу, который только дотянулся до причины переживаний дочери. Светлана же, хоть и буквально пальцем указала на истинные чувства Марины, в которых та вроде как запуталась, сделала это неправильно. Грубо. Словно посмеяться хотела. — Ты собралась куда-то? — чуть повысив голос спрашивает Рыжов, окинув взглядом облегающее платье чуть выше колен и красную кожаную куртку. Это разговор на троих нужно прекратить и как можно быстрее. — В Рынду, — отвечает Света и смотрит на сестру. — Пойдёшь? Получив отказ, пожимает плечами и, надев туфли, выходит из дома. Откровенно говоря, она и правда хотела провести немного времени с сестрой: прогуляться по району, потанцевать в клубе, выпить пару коктейлей, оторваться от проблем и будничной суеты и просто отдохнуть. Сейчас же только и думала: «Хорошо, что отказалась». Потому что отдохнуть бы не получилось, и вина в этом была только Светы. И ведь всё было прекрасно, пока она не услышала их с отцом разговор и имя «Саша». Именно тогда в Рыжовой проснулась злость и обида. Они с Виталей друзья, почти всегда вместе, занимаются одним делом. Только вот Джокер Марину, если она решит признаться, не оттолкнёт — в этом Света даже не сомневается. Потому что он, в отличие от всех остальных, их различает. Да, всего лишь по цвету глаз — единственной детали, позволяющей понять кто есть кто. И понимает это только грёбаный Джокер. Аргументом могло бы стать их давнее знакомство, но ведь отец куда лучше своих дочерей знает, а он их до пятнадцати лет путал, пока Света волосы не покрасила. А Джокер внимательно смотрит в глаза. Завалившись в «Рынду», она сразу заказывает два простеньких коктейля и устраивается за дальним столиком чуть в тени. Настроение снижается с каждой минутой и, едва она слышит голос Саши, испаряется окончательно. Они сидят, как и обычно, вместе с Виталей за отгороженным от остальных, словно специально для их компании, столом и не обращают на неё никакого внимания. Зато она может сколько угодно рассматривать Шрамова и не бояться, что её заметят. Виталя сводит брови и напряженно ведёт головой. — Чё с тобой? — Джокер допивает первую за сегодня кружку пива и вопросительно смотрит на товарища. — Так, чувство какое-то странное, — кривится Шрам и краем глаза оценивает обстановку в зале. Вечер четверга, народу не так уж и много, большинство посетителей ему хорошо знакомы — часто захаживают, много пьют, особо не дебоширят. По проходу между столиками проплывает официантка с двумя высокими бокалами, оставляет их в самом конце зала и сразу летит к следующему клиенту, ловко уворачиваясь от рук одного из постоянных. Тот ухмыляется и продолжает прервавшийся с собутыльником разговор. В соседях у Джокера и Шрама молодая парочка, явно решившая устроить в «Рынде» романтическое свидание, и угрюмый мужик, не отрывающийся от телефона. — Ты не чувствуешь ничего? Саша прислушивается к себе и пожимает плечами — ничего. А вот Виталя настораживается и то и дело бросает короткие взгляды на дальний столик. Воронов только головой качает. За временем они не следят, но Джокеру кажется, что прошло как минимум минут десять, потому что он уже вторую кружку пива почти уговорил. А вот Виталя ещё с первой никак разобраться не может — Туда отнесли два коктейля, — озвучивает наблюдательный Саша, которому подозрительность Шрама уже немного надоела, — значит скорее всего баба. Колбасит тебя, потому что ты — объект её внимания. Варианта у тебя два: расслабиться и получать удовольствие от женского внимания, или подойти и познакомиться. Виталя переводит на него удивлённый взгляд, а Саша замечает движение за столиком и тяжело вздыхает. — Вот тебе третий вариант — беги. Потому что это Светка. И у него в принципе есть неплохая возможность свалить и не встречаться с Рыжовой, потому что движется она после двух напитков медленно и криво. «Быстро она напилась», — думает Джокер, переводя взгляд с неё на Шрама. Ему то в этой ситуации опасаться нечего, он Свету не интересует, а вот за друга совсем чуть-чуть страшно. Но интересно, чем эта встреча закончится. Рыжова тем временем нетвёрдым шагом приближается к их столу и упирается в него ладонями, едва ли не нависая на Виталей. — Вот скажи мне, — со злостью произносит она, — какого чёрта, а? — Свет, я не буду это обсуж… — Какого чёрта?! — Стучит кулаками по столу и, всхлипнув, садится. — Почему ты не хочешь со мной поговорить?! Всё ведь было… прекрасно. — Не устраивай тут истерик. — Где хочу, там и устраиваю! Я всего лишь хочу, чтобы ты по человечески со мной поговорил! А ты… Между всхлипами Джокер наклоняется к Шрамову и тихо говорит: — Отвези её домой. Кивнув, тот неохотно поднимается. — Я же… — Идём, — протягивает Виталя и помогает ей подняться, — давай, домой поедем. — Нет, мы поговорим здесь! Я знать хочу, что вы, чёрт побери, за люди такие! Только возникли из ниоткуда и сразу… И ты! — она обращается к Джокеру. — Ты ещё появился! И как только Марину угораздило?! Шрам замирает, а Саша с ухмылкой скрипит зубами и смотрит Свете прямо в глаза. — Что именно? — Влюбиться в тебя! — выплёвывает она, а Джокер только рукой машет. Шрам силой вытаскивает ей из-за стола и тянет к выходу. Света упирается, цепляется за стол, пытается вырваться, но тот не ведётся ни на одно из её движений. Их голоса стихают вдалеке. Хлопают двери, рычит движок. Допивая пиво, Саша отодвигает кружку и сосредотачивает едва удивлённый взгляд на экране своего мобильного. Это ещё что было?