И сном окружена вся наша маленькая жизнь

— Лила-воительница, что ещё показать тебе? У тебя слишком много жизней, слишком много событий. Какое из них ты хотела бы увидеть? — Я хочу… я хочу увидеть, что могу принести счастье. — Трелл исполнят твое желание, Лила из племени Севатим. «Пиииип-пиииип-пиииип» Она ненавидит этот звук. Он приносит воспоминания о больнице в пустыне, о злом лекаре, что выплюнул ей в лицо: «Ты больше не сможешь видеть». Что ж, Элбон, из тебя вышел плохой провидец. Зрение к ней вернулось, а с ним вернулись и силы. Кровь вампира, будто сказочный источник Юности, подарила ей новую жизнь. Доктор читал ей о нем, когда они коротали время в библиотеке Тардис. Он только не уточнил, что нужно вскрыть кому-то вены, дабы получить живительную влагу. Не то, что б Лила возражала конечно. Вот Нарвин возражал ужасно. Кричал, мол, эксперимент леди Борусы сделает ее чудовищем. Мускулы у нее стали определено крепче, да зубы чуть заострились - вот и вся чудовищность. Глупый, брезгливый трусишка Нарвин. Лежит теперь на больничной койке, весь в синяках и шрамах. Всегда так боялся запачкать свои холеные ручки - что ж ты полез на этого большого злого вампира? «Пииип!» Как ножом по стеклу. Новый гипер-четкий слух имеет свои недостатки. Все в ней требует бежать из этого отвратительного места в спасительную тишину своей комнаты, зарыться с головой в фальшивые шкуры и сутки не выползать. Но Лила даже не меняет позы. Лила не оставляет раненных. Или умирающих… Экран перед ней рисует линеечки: горы и равнины. Романа объяснила, что машина рисует движения сердец Нарвина. Экран мерцает как волшебный фонарь, не отпускает взгляд, заставляя вместе с Нарвином преодолевать очередной пик и скатываться вниз. С койки слышится вздох. Она с трудом отводит глаза от пищащего экранчика и натыкается на испуганный взгляд Нарвина. — Ты здесь. У него явный талант замечать очевидное. — Я здесь, - подтверждает она, встает и склоняется над койкой. — Приятно видеть тебя в сознании, Нарвин. Романа сказала, что ты был в тер-ми-наль-ном состоянии. Ты мог бы и не проснуться! Он издает звук, нечто среднее между усмешкой и стоном. — Прошу прощения, что обманул высочайшие ожидания. Голос звучит хрипло и как-то сломано. Таким Лила его ещё ни разу не слышала. Что-то не так. Даже после взрыва в Паноптикуме залитый кровью, с проломленным черепом, в кратких проблесках сознания господин координатор умудрялся пытаться командовать происходящим. А сейчас его будто выключили. Оболочка без содержимого. Могли ли вампиры забрать его душу? Лила наклоняется ещё ближе, кладет ладонь ему на лоб и с подозрением заглядывает в глаза. Мудрые из ее племени рассказывали, что злой дух крадет души людей во сне, и тогда глаза их становятся бессмысленными, пустыми. Нарвин удивлено моргает. — Лила, ты что делаешь? - в безжизненном голосе появляются удивленно-ворчливые нотки. Это уже больше похоже на Нарвина. Глаза его мутные, левый совсем заплыл. Но в глубине все же горит знакомый огонек раздражения на всех и вся. Душа Нарвина крепко сидит в теле, никому до нее не добраться. На всякий случай она принюхивается - нет, и пахнет он знакомо, пусть и с противной медицинской примесью. — Я тоже рад тебя видеть, Лила, но избавь меня от своих дикарских ритуалов. Может ещё облизать меня решишь? Вот теперь он звучит почти весело. И лицо под ее рукой потеплело, порозовело. Особенно уши, они уже почти цвета закатного солнца. — У меня свои ме-ди-цин-ские способы, таймлорд. И я не хуже твоего компьютера могу сказать, что жить ты будешь. — Уверена? - он усмехается одним уголком рта и лоб под ее рукой собирается в морщины. — Знать бы ещё, сколько… — Никто из нас не знает, какой срок ему отведен. Если я верно помню, вам, таймлордам, вообще запрещено это знать. — Нам, таймлордам, - повторяет он странным голосом. — Не уверен, что меня можно теперь так называть. — Ты говоришь странно, я не понимаю. Ты таймлорд по своей природе, кем ещё можно тебя назвать? — Лила я… неважно. Он замолкает, губы сжаты в линеечку, брови насуплены как у сердитого сыча. Глаза как-то подозрительно блестят. Уж не собирается ли он плакать? Лила растеряна. Она знает, как успокоить Роману, когда той плохо, но Романа долго жила среди людей, с ней разговаривать проще. Жизнь не готовила ее к тому, что придется утешать ещё и Нарвина, который обычно такой же живой и теплый как разряженный планшет. Она долго обдумывает следующую фразу. — Я знаю, что ты не можешь регенерировать, - она старается говорить как можно мягче. Его ощутимо передергивает. — Ты не должен ценить свою жизнь меньше, от того, что она у тебя одна. Я понимаю, что ты чувствуешь, и тем не менее… — Нет, не понимаешь! Ты не можешь этого понять, - он отчаянно выпаливает, глядя ей прямо в глаза. — Вы, люди, с рождения привыкаете к тому, что жизнь коротка и ничего с этим не поделаешь. Для нас же это… это как уродство! Как физическая неполноценность! Расскажи-ка мне, как в твоем славном племени относились к калекам? Пандусы у каждого шалаша, протезы из веток? Так все было, а? Или все-таки их выкидывали на съедение хищникам? Я теперь такой калека, Лила. Мое тело может подвести в любой момент, как сейчас, когда я вместо помощи Романе валяюсь тут под капельницей. И лучше бы выкинуть меня уже в воронку и покончить с этим! Он замолкает и закрывает лицо дрожащими пальцами. Уши его багровеют как спелые сливы. Лила с минуту молча смотрит на него. Потом резким движением толкает койку. Нарвин, ойкнув от удивления, валится на пол. — Ты что, совсем ненормальная?! - вопит он, пытаясь выпутаться из проводов и простыни. — Поднимайся, Координатор. Если конечно тебя держат ноги - сухо цедит Лила, протягивая ему руку. Дрожа и пошатываясь он с ее помощью встает, охая и отряхиваясь. Она вдруг притягивает его за грудки: — Хорошо ли ты слышишь меня, Нарвин? Четко ли ли ты меня видишь? — Я прекрасно тебя слышу и вижу, отпусти меня, дикарка! - От шока у Нарвина даже глаза высохли. — Тогда как ты смеешь называть себя калекой? - она почти рычит. -- Ты не можешь понять, каково это! И да, ты прав, в моем племени слепых изгоняли в лес. И когда меня постигло это несчастье я сделала все, чтобы заслужить право остаться! Твои силы через пару дней вернутся, спасибо этим машинам, растворам и притираниям. И ты опять будешь здоров и продолжишь жаловаться на все вокруг. А теперь скажи мне, Координатор Небесного Вмешательства, ты все ещё хочешь умереть? Если таково твое желание, я могу исполнить его сейчас же! Ну? Хочешь закончить свою жалкую единственную жизнь?! Нарвин в ужасе трясет головой и шепчет: — Нет. — Я тебя не слышу, таймлорд! — Нет! — По прежнему не слышу. — Лила, я не хочу умирать, отпусти, пожалуйста! — он срывается на крик. Она рывком сажает его на койку и плюхается рядом. Оба глядят в стену. Первым не выдерживает Нарвин. — Лила, прости. Я сказал глупость. Она закатывает глаза. — Я забыл о твоей… недавней проблеме, потому что ты практически не давала повода о ней думать, - кажется теперь уже он старается подбирать тон и подходящие слова. Эта мысль приятно отзывается у нее внутри. Нарвин вдруг поворачивается к ней и умоляюще вопрошает: — Лила, как ты с этим справляешься? Как вы все с этим живете? Зная, что у вас всего одна жизнь? Она наконец поворачивается к нему. Ее рука легко касается шрама у него на плече. — Ты помнишь этот шрам? — он удивленно усмехается. — Как не помнить, ты его мне и сделала. Не думай, я тебе благодарен, уж лучше шрам, чем превратиться в фарш из-за бомбы Даркел. — Этот шрам всегда будет с тобой, Нарвин. Как и память о том, кто и зачем нанес тебе эту рану. Вы, таймлорды, оставляете свои жизни, а с ними и свои шрамы, как змея, которая сбрасывает старую кожу. Но ты не сможешь так сделать. Она обнимает ладонями его голову, поворачивает под свет лампы, гладит шрам на щеке. Нарвин жмурится под ее прикосновениями как довольный котоконь. — Эту метку ты получил в сегодняшней битве. Она досталась тебе в награду за храбрость. Благодаря ей ты всегда будешь помнить, что однажды был настоящим воином. — Однажды? Лила, ты сильно преуменьшаешь мой опыт. - ворчит он тихо, однако добродушно. — Может по количеству шрамов я уже с тобой могу помериться! — О, так ты хочешь состязаться по числу наших ран? Учти, таймлорд, ты не видел и половины моих! - она шутливо грозит ему пальцем. Нарвин смущенно кашляет и пытается отыскать нечто интересное на потолке. Лила также сконфужена. Что на нее нашло, ещё раздеться здесь предложила бы. Все это белая комната, она действует ей на нервы. Пора заканчивать визит. — Твоя история навсегда останется с тобой, Нарвин. По мне так это ценный груз, - завершает она свою мысль и встает с кровати. — Я зайду ещё завтра. На случай если тебе опять жить расхочется. Он ловит ее за руку. — Лила… спасибо. За все. Кажется он никогда раньше сам не прикасался к ней без нужды. Даже когда ей, слепой, требовалась помощь, она первая протягивала ему руку. Что ж, все меняется в этом мире. Она сжимает его пальцы. Улыбается. Лампа над койкой светит все ярче, уже невыносимо смотреть, она закрывает глаза.. — Лила, Лила Лила…