Дом в Ольте

«Сириус» взмахнул рукой перед мордой кайдзю — тот едва пошатнулся. Кулак обратно — из ребра запястья выдвинулось лезвие, полоснуло монстру по глазам. Третий — крепкий удар сверху. Два острия вонзились в череп. Голова чудища склонилась к песку, из разинутой пасти вместе с густой слюной вырвался свирепый рык. Когтистые лапы лихорадочно размахивали в воздухе в безнадёжной попытке отбиться от атаки Архонта. Мегистус врезалась в его грудь коленом, восстанавливая равновесие подкосившему ноги монстру, резко отняла кулаки от его головы. Клинки потянули за собой пронизанный мозг, орошая песок кусками свежей мякоти. Француженка накинула петлю рук на шею кайдзю, надавила толчком ноги. Толстая кожа ореолом разошлась под напором лезвий. Финальный рывок — и голова рухнула под лапы чудищу. Тяжёлое тело завалилось набок. Забрызганный кровью «Сириус» сделал шаг назад. Белый берег омывали волны, закручивались, пенились и рассыпались, утягивая за собой голубые пятна на песке. Ещё несколько ликвидированных кайдзю лежали поодаль друг от друга. Назвать бой слаженным язык не поворачивался — каждый Архонт выбрал себе цель и самостоятельно устранил. Однако ввиду равного числа противников низкой категории, его с натяжкой можно было назвать эффективным. У монстров не было шансов для хитрых манёвров. — Сколько злобы, — ехидный комментарий прозвучал в передатчике шлема. Райден, повернувший в сторону «Селестии», услышав реплику, остановился. «Тигр» стоял у неё за спиной. Лики Архонтов не выражали никаких эмоций, но Скарамучча отлично угадывал наметившийся оскал звероподобного робота. И ничего в нём не предвещало того, что он спокойно последует в док. Что бы на этот раз не пришло в голову 04, Райден не торопился вмешиваться. Задержался из предусмотрительности. Француженка строптивая и наглая, что раздражало его до скрипа зубов. Наладить связь с роботом у неё заняло немало времени, по прошествии которых она всё-таки присоединилась к ним. С опозданием. Если в прошлый раз её присутствие сыграло свою роль, то сегодня это было ни что иное, как упрямая выходка. Больше всего Скарамучча ненавидел шаткую непредсказуемость. Всё, что не контролируется — действует на нервы. Обычно он старался об этом не думать, вручал ответственность в чужие руки и выполнял приказы. А с Мегистус так не получалось. Янг наблюдал за ней сквозь пальцы. Не терял время попусту, зная, что за француженкой есть, кому присматривать. Сказал бы ему кто, что Райден не только никаких успехов не добился, но и попыток не предпринимал — любопытно, как бы тот отреагировал. Она была проблемой для Герты, для госпожи Яэ. И кроме того, Альбедо, проводивший дни и ночи в лаборатории за изучением кайдзю, впадёт в бешенство, как только увидит истерзанную Мегистус голову монстра. Он просил оставлять её целой по возможности. Не кромсать намеренно мозг, которым он так одержим. Впрочем, Скарамуччу это всё мало волновало. — Либо выгружаешься из дока со всеми, либо остаёшься, — коротко резюмировал он, нарушив затянувшееся молчание. — И почему же? — с придыханием ответила, но откуда-то силы ёрничать хватило. — Потому что протокол не предполагает гибкий график службы, — стиснув челюсти, ответил он. — Правда? Можно не делать вид, что не понимаешь, почему я задержалась. — Мне тебя пожалеть? — равнодушно бросил Райден. — Если не для этого споришь, тогда остановимся на том, что я сказал. — Я не послушаюсь. Что тогда? Меня уволят? — француженка надменно усмехнулась. Что же, крыть нечем. Если 04 не отстранили от службы, то её и подавно не станут. — Хватит протоколов. Их сочиняют за Стеной, — сделала паузу тяжёлым вдохом, — а я, так уж вышло, здесь. Наигранной бравады в голосе Мегистус не было. Если она и отсылалась в своих словах на что-то, Райден проигнорировал даже саму мысль об этом. Словно он самый поверхностный человек на земле. — Где тебя явно не должно быть, — вмешался 04. — Госпожа Мегистус, тебе всё же нужно было пойти вслед за товарищами. Им, наверное, жутко стыдно наблюдать за потугами своего когда-то командира в рядовых. Отчаянно барахтаешься. И ради чего? Ты никто, с тобой не считаются. Даже не в своём уме. Можно сказать, ты уже исчезла. Так зачем вообще продолжать это всё? Жить ради тех, кто тебя знает… Скарамучча усмехнулся самому себе. Для человека, стоящего между пропастью и работой, подобные мысли недосягаемы. Он ещё не определился, зачем в принципе живёт. Он тоже не понимал Мегистус. Вся её сущность напоминала погоню за хвостом кометы, которая так или иначе упадёт. Так зачем пытаться что-то изменить? Но почему-то, когда он наблюдал за ней, это не казалось бессмысленным. — Предлагаешь мне себя убить? — злобно посмеиваясь, произнесла француженка. — Боится, что его барахло первее перекочует в кладовую, — холодно изрёк Райден. — Возвращаемся. — Мы ещё поборемся за места на полках, — едва ли это звучало примирительно. Они толком не успели разойтись, как вдруг свет «Сириуса» отключился. Архонт застыл как терракотовый войн, руки его упали по швам. Скарамучча посмотрел на робота. Слова застряли на языке, но он так ничего и не сказал, молча взирая на эту картину. В голове пронеслась одинокая мысль о том, что в этот раз винить будут его. Стоило всё же её отозвать, когда был шанс. — Ой-ёй, — голос у 04 был весёлым, если не гордым. Ему было чему радоваться. Если признаки плохой калибровки проявляются неоднократно, то списывают пилота, а не робота. Ублюдок всё грезил пересесть в «Сириус». Прежде чем он успел оповестить о случившемся Герту, Архонт стабилизировался. Снова заработали сложные механизмы, и загорелись глазные отверстия. Тряхнув головой, словно человек, сбрасывающий с себя наваждение, «Сириус» медленно, без пояснений, направился в сторону станции. Четвёртый с сардоническим удовольствием произнёс: — Считай дни, Райден. Скоро у меня будет обновка. Скарамучча подумал, что скорее превратит «Тигра» с четвёртым внутри в металлолом, чем это произойдёт. Тем временем фигура «Сириуса» казалась неустойчивой и уязвимой.

***

Аяка оглянулась на хлопнувшую дверь. Отложила альбом и карандаши. Мона медленно сползла спиной по двери. В жёлтом свете блока её лицо казалось восковым, пот покрывал его липкой плёнкой. Волосы лохматые и слипшиеся, глаза прикрыты. Камисато схватилась за костыль. — Ты… — начала девушка запальчиво. Но француженка выставила перед собой руку, призывая немедленно остановиться. — Не лезь ко мне. Аяка замерла, сделала глубокий вдох, приводя в порядок мысли. Задумалась. Как с ней обращаться, не оскорбив? До неё до сих пор не доходило, как может задевать простое беспокойство, но чем дольше она была здесь, среди этих загрубевших людей, тем больше понимала. Потускневшие глаза брата, впитавшие горечь за них двоих, немногословный Кадзуха, кривые учтивые улыбки Горо, едкий Сампо, колючий Скарамучча. Что-то, что было вне пределах её, любимой и оберегаемой, досягаемости, понемногу обретало очертания. И становилось стыдно за то, что она никогда не была против быть отгороженной от этого. Аято стал говорить, что все люди злые с тех пор, как ему пришлось растить её одной. Для неё не было странным, что никто из родственников не захотел помочь, хотя они были так приветливы до того… На самом деле это даже не было важным, ведь брат и сам мог о них позаботиться. Он много работал, она училась. Она улыбалась, он говорил ни о чём не переживать. После первой атаки кайдзю, после второй, третьей, после разрушенного дома продолжал твердить одно и то же. Теперь Аяка не уверена, кого брат пытался убедить. Её? Не стоило так много раз повторять. Она просто плыла по течению безопасной реки, направляемой сначала родителями, затем — братом. И здесь она начала злиться на него за эту женщину. Единственную вольность, что он себе позволил. Такая эгоистка… Она снова посмотрела на соседку. — Мона… — тихо начала Камисато. Её никто не перебил. Мегистус прижала голову к согнутым коленям. — Что мне сделать? Я не знаю, какого это. Мои родители погибли ещё давно, я мало что о них помню. Мне жаль, что я была груба к тебе. Тот рисунок, что дала тебе… — Что? — Мегистус уставилась на неё затуманенными, но от того не менее недоумевающими глазами, едва оторвав подбородок от коленей. — Я просто надеялась, что могу быть полезной в чём-то. Мона вздохнула, опершись затылком о дверь. — Что за идиотка. Как ты вообще здесь оказалась? Плевать я хотела на твои каракули. Дай ты мне их хоть сто — ничего бы не изменилось. — Я думала, что ты ненавидела меня всё это время. — Ты меня даже не знаешь. Почему тебя это волнует? — Если всем будет всё равно друг на друга, станет только хуже, — Аяка понуро пожала плечами. Повисло долгое молчание. — С чего ты так решила? — наконец сказала француженка. Аяка видела всё: то, как она подрывалась ночью с криками и больше не ложилась спать, какой уходила на бой, какой возвращалась, каким было её лицо, когда она просто сидела на кровати, задумавшись о чём-то. Может, она была неправа, но ей хотелось верить, что любая, даже самая глубокая рана рано или поздно затянется. — Потому что в мире не останется совсем ничего хорошего. Даже если ты думаешь, что это не так… — Это не так. Мона медленно встала, помогая себе руками. Пошатываясь, пошла в ванную, на ходу спрашивая: — Правда, что в кладовой хранятся вещи бывших пилотов? Почти вся одежда Мегистус, за исключением костюма, была взята оттуда. Женщин на станции побывало немного. И их телосложение от мониного отличалось. У неё рост чуть выше среднего, сама с виду худощавая. Однако крепкая, как бывалая спортсменка. Соседка, не отличавшаяся стеснительностью, в моменты, когда Аяка не успевала отвернуться, демонстрировала рельефы живота, плеч и ног. Камисато часто одалживала ей что-то из своего. Удивительно, что именно сейчас её это заинтересовало. — Не все. Большая часть утилизируется за ненадобностью, что-то оставляют. Что-то, что может пригодиться или было очень дорого тем людям. На случай, если объявятся родственники. Но… — потупив взгляд, Аяка не стала продолжать. За то время, что она пробыла на станции, такого ещё ни разу не происходило. — Можешь брать их. — Вот как… — француженка гадко усмехнулась. — У нас такого мемориала не было. Довольно практично, учитывая состояние вашей армии. Люди меняются часто, а вот правила остаются теми же. Строгая, великая Япония. В этот раз, когда Мона взглянула на неё, Камисато съёжилась. Дрожь прокатила по спине от её изогнутых насмешливых глаз.

***

— Долго ты ещё будешь этим заниматься? Француженка оставалась на своём месте, продолжая бить грушу. Звуки от столкновения её кулаков с тяжестью упакованного веса разносились по залу довольно продолжительное время. Монотонные, жёсткие. Сначала Райден их игнорировал, но когда время его тренировки истекло, а они всё продолжались, он всё же решил подойти. Мегистус либо делала вид, что его не слышала, либо виртуозно игнорировала. В обоих случаях его это выбешивало. Ритм её дыхания не сбивался, но свисты во вдохах выдавали изнурённость. Он схватил иностранку за плечо. Легко развернул несопротивляющееся тело в свою сторону. Так всё-таки не слышала. Мона пошатнулась. Во взгляде тут же промелькнула осознанность. Холодные, острые глаза фокусировались на человеке, прервавшем её. Сразу сказать ничего не смогла — выведенная из строя стала откашливаться, задыхаясь. Скарамучча, наблюдая за её отдышкой, строго покачивал головой. Что, чёрт подери, она тут себе устроила? Придя в себя, француженка запоздало скинула его руку. Движение вышло расхлёбанным. Неизменно и забавно то, что и это она тут же восприняла в штыки. — Что тебе надо? — наконец выплюнула она. — Забавный у тебя способ забыться, — наглая улыбка растянулась у него на губах. — И как? Помогает? Она пихнула его в грудь, делая шаг вперёд. Райден не сдвинулся с места. Скептически оглядел перемотанные боксерскими бинтами костяшки. — Хватит возни, — прошипела она, переключая его внимание, — чего ты хочешь? Райден подумал, что если бы все здесь были такими проницательными, они бы, наверное, вызывали у него симпатию. Но решил разнообразия ради притвориться идиотом и подразнить её: — Гипоксия в голову дала? Не понимаю, о чём ты. Сложив руки в карманы, он с интересом подмечал, как её без того багровое лицо наливается кровью от злости. Не раздумывая ни секунды, француженка выпалила: — Ты не такой, как та назойливая девка. Похитрее будешь. Дольше всех здесь, но только лейтенант. Достаточно, чтобы пользоваться авторитетом, ну а то, что выше — утомительно. Повесил на простака. Горо, так его вроде зовут? Примерному парню только в радость. Даже если лавры вы давно не получаете. Отбросив в сторону желчь, столько слов от неё, да ещё и за раз, он ещё не слышал. Даже если сложить все их короткие диалоги до этого момента, вышло бы меньше. Скарамучча самодовольно ухмыльнулся, наклонив голову в бок: — Сколько внимания к моей скромной персоне. И когда только успеваешь? Она сузила глаза. На лице микс эмоций: отвращение и недоумение. Стоило только подумать, что он ввёл её в замешательство своей реакцией, как она язвительно выдала: — Боишься, что я с этим управляюсь лучше, чем ты? Не то чтобы он действительно боялся, но в настоящий момент в её словах была львиная доля правды. Он ничего не знал о ней, а она успела сделать о нём какие-то выводы. Скарамучча мысленно чертыхнулся и так же мысленно признал поражение. Но вслух произнёс: — Чтобы прижать меня, нужно сильно постараться. — Для чего этот спектакль? Думается мне, ваш маршал нарыл достаточно. Иначе он бы мне не позволил спокойно тут разгуливать. — Если для тебя это «спокойно», то ты точно обвела его вокруг пальца. Не так ли, Мона? — он наклонился и вкрадчиво произнёс последнюю фразу ей на ухо. — Чего стоило придумать грустную байку, чтобы оставили в покое? Сомневалась в актёрских способностях? Или нравится внимание? Ты ведь и сама далеко не так проста, какой хочешь казаться. Мона схватила его за ворот футболки. Сквозь стиснутые зубы процедила: — Не надо со мной играться. — Расслабься. Я из тебя ничего выпытывать не собираюсь. — Да неужели? Она убрала руку, а он с напускной педантичностью отряхнул футболку, говоря: — Мне всё равно, что там произошло. Если идиоты всё ещё рассчитывают, что этого не повторится, то мне их жаль. А что касается тебя, не расскажешь сама — со всех сторон будут изводить. В надежде, что их это спасёт. — А ты, значит, не с ними, — она надменно хмыкнула, очевидно не веря ни единому слову. Что же, в одном он точно не ошибся — не дура. Но Райден не обо всём врал — не видел смысла. — Боюсь, понятие «надежды» от меня далеко. — И ты зовёшь себя скромным? — она изогнула бровь, окинув его пренебрежительным взглядом. — Это просто данность. Зачем мне разбрасываться патетичными речами о вере в будущее, если всё это — бред? Они посмотрели друг другу в глаза. Мона отступила первая. Не сказав ни слова, сделала шаг назад. Скарамучча посчитал это хорошим знаком, заметил: — Ты со мной согласна. Её губы двигались в нерешительности, словно она удерживала себя от слов. А затем растянулись в издевательской ухмылке: — Нет. Она никогда не заявляла, что хочет спасения мира, но шла на мучительный дрифт. Выходила из себя, стоило только заикнуться о том, чтобы убрать её с линии. Но хотела сбежать, едва оказалась на станции. Скарамучча оглядел её с подозрением. Трудно сказать, чем вызвана подобная непоследовательность. Он так плох в психологии? Или дело в деталях? Пристальное внимание не осталось незамеченным. Однако Мона никак не отреагировала. Если не считать явного недовольства у неё на лице. Она развернулась, чтобы уйти. Райден бросил ей в спину: — Как насчёт спарринга? Она остановилась. Не оборачиваясь, произнесла: — Подраться со мной хочешь? Звучало как предупреждение. Он усмехнулся, чувствуя как внутри разгорается азарт. И его она упрекала в высокомерии? Не стоило даже рассчитывать, что она признается в усталости. И Скарамучча этим пользовался без зазрения совести. — Да, хочу. Откажешь? — Нет. Что и следовало ожидать. Она без промедления вышла на татами в углу зала, взглядом приглашая занять позицию напротив. Судя по неснятым бинтам, француженка рассчитывала на рукопашный бой. Они не так уж сильно отличались ростом, но всё же Райден был мужчиной и вес у него был соответствующий. Как и сила, которую он свободно мог не рассчитать. Скарамучча встал перед ней, с сомнением покосившись на инвентарь для боя. — Уверена, что не хочешь… Договорить ему не дали. Если бы вовремя не среагировал, получил бы между глаз. Вовремя увёл голову, заметив движение боковым зрением. Переварить её наглость не успел. Второй удар близился с левой стороны — Райден пригнулся, понемногу начиная закипать. На третий раз он перехватил её кулак, вывернул руку. Их взгляды пересеклись. Мегистус ядовито улыбалась с пережатым запястьем. Ещё немного и он бы заломил её полностью, но француженка оказалось удивительно находчивой. Скарамучча не знал, кто её учил, но когда она вывернулась боковым кульбитом, он на мгновение опешил. Ловко, но не так быстро, чтобы успеть освободить руку. Хватку он не ослабил. Свободной замахнулся сверху, целясь в сустав. Она поставила блок. Вырываясь, сделала шаг в сторону. Не упуская возможность, согнутым локтем наотмашь зарядила по рёбрам. Скарамучча втянул воздух сквозь сжатые зубы. Они разошлись на доли секунды. Мегистус, не давая себе передышки, бросилась на него, обхватила вокруг шеи и повалила на татами. По пустому залу эхом разлетелся грохот от двух упавших. Не вставая, француженка снова набросилась. Только сделать ничего не смогла. Он уже как оголённый провод — вовлечён в драку на уровне инстинктов. Подняв спину, перехватил её поперёк талии, давя весом. Они перевернулись на татами несколько раз, но Мегистус в последний момент оказалась сверху, коленями сжала его бёдра. Придавила выступавший кадык предплечьем и замерла с занесённым кулаком, фиксируя собственную победу. Она тяжело дышала, он тоже. Пот блестел на шее француженки. Скарамучча зачарованно смотрел, как капли скатывались по её молочной коже, прослеживал взглядом, как они терялись за краем майки лапши. Как вздымалась её грудь перед его лицом. Он облизнул пересохшие губы, заставляя себя оторваться. Её глаза, сосредоточенные на нём, пьяно блестели от адреналина. Приоткрытый рот, жадно глотавший воздух, выглядел маняще. Внутренние предохранители подвели его в нужный момент. Он подался вперёд. Её поза потеряла баланс, хватка ослабла. Они снова перевернулись на татами, но в этот раз Скарамучча навис над ней. Мегистус нахмурила брови, то ли от боли, то ли от недоумения. Он обхватил её челюсть. Грубо, беспардонно. Француженка разомкнула губы, чтобы возмутиться, и он жадно припал к ним. Концы его волос упали ей на щёки. Скарамучча целовался всего пару раз за свою жизнь и оба ему не понравились. Так что он не сильно пожалел, когда Мегистус яростно оттолкнула его за плечи. Это был странный импульс. Он не в полной мере осознавал, что хотел сделать и зачем, но жажда никуда не делась. Словно он стоял у водного источника и не знал, с какой стороны испить. — T'es une merde! Какого… Он поморщился от её крика, как от головной боли. Скучающим тоном перебил: — Я бы предпочёл заткнуть тебя тем же способом. Она была безумно зла. Широко распахнутые серые глаза смотрели на него с убийственной ненавистью. Ногти впились в его плечи через футболку. — Слезь с меня, — обманчиво спокойно произнесла она. Райден усмехнулся, но послушался. Она тут же отодвинулась, устанавливая дистанцию. Это выглядело ещё забавнее, чем её попытки сохранять самообладание. — Будешь строить из себя невинность после того как ударила исподтишка? — Это твой способ отомстить? — А ты другого ждала. Пинаешь грушу и злишься, что не становится лучше, — хмыкнул он. — Согласилась, хотя терпеть меня не можешь, — он внимательно проследил за тем, как менялись эмоции на её лице. Теперь она прятала глаза, как будто это как-то могло помешать ему всё понять. — Если хочешь, чтобы из тебя дурь выбили, подставляйся под кайдзю. Они не разочаруют. — Знала бы, что ты скорее трахнешь, чем изобъёшь, так бы и сделала, — выплюнула Мегистус. Скарамучча рассмеялся, откинув голову назад. Ну надо же, какой грязный язык. — Какая разница? — Что? — В обоих случаях тебе не понравится. Или у тебя избирательный мазохизм? Не ему судить о формах мазохизма, когда сам он в них разбирался лучше кого-либо. Но дразнить француженку начало входить в привычку, от которой он не собирался избавляться в ближайшее время. — Ещё раз выкинешь что-то подобное, и избивать — единственное, что тебе останется, — выплюнула она и, собрав свои вещи, покинула зал. Скарамучча проследил за ней с усмешкой.