Таяние

В свете луча, пробившегося сквозь пыльные гардины, танцевали хороводы пыли, рябым облачком взметнувшиеся с внушительного фолианта в руках, обтянутых чёрной кожей. На лакированном круглом столике развалились груды свитков, смятого пергамента, перья, полупустая чернильница, по краям заляпаная кляксами и застарелыми отпечатками пальцев. Оул, вяло зевая, не замечая, как марает чернилами собственный нос, убирала последствия мозгового штурма, продлившегося, как минимум, два часа к ряду. Желудок досадно урчал, сворачиваясь в узел, и требовал еды — сочной, питательной, ещё шкварчащей после того, как её сняли с огня и заботливо выложили на тарелку, к голоду добавилась занывшая перевязанная рука, след от прострела уже не кровоточил, но болел, стоило ей пропустить приём лекарств и пищи. — Вот же-ш… Порывшись в карманах рабочей одежды, она победно хмыкнула, услышав хруст обёртки карамельной мятной конфеты. Лучше, чем ничего, пока ноги донесут её до таверны. — Ах, детка, ты всё ещё тут? — Из-за ломящийся от книг полок выпорхнула безмятежная Лиза, звеня колокольчиками на одежде. — Библиотека закрывается. — Да-да, я собираюсь. Не убирай, пожалуйста, эти стопки слишком далеко, ладно? Завтра ещё загляну. Письменные принадлежности отправились в бездонную сумку на крепком плече и, скрипнув кожей перчаток, она победоносно потёрла ладонь об ладонь. Она славно поработала. — Как скажешь, дорогая. По щелчку изящных ведьминских пальцев с отросшими ровными ноготками стопки мягко взлетели и отправились на полку. — Запомнишь? Оул бодро кивнула, сжав лямку тяжёлой сумки. — Ты давно была в лазарете? Как твоя рука? Привычное радушие, уютная забота, тёплые слова, укутывающие внутреннего ребёнка тёплым пледом. Оул любила Лизу, как бы многозначительно не звучали иной раз её сладкие речи. — Жить можно. — её плечи кротко дёрнулись и расправились, точно крылышки. — Не знаю, что бы я делала без обезболивающих. — Береги себя, крошка. Ты нужна этому городу. — Снисходительный тон ласково коснулся слуха и даже тронул что-то внутри, точно прикосновение крыльев бабочки. Лиза не жалела, просто заботилась, дарила ту нежность, о которой Оул забывала сама по отношению к себе, расценивая это как проявление внутренней слабости и отсутствие прочного стержня, без которого в отряде рыцарей, тем более надменных мужчин, смотрящих с высока на неё — человека без рода и племени, попросту не выжить. — Есть! — Девушка шутливо приставила руку ко лбу и, не выдержав, рассмеялась. Предплечье снова прострелило острой болью, и она поморщилась, не прекращая улыбаться. — Осторожно! Повышенный тон Лизы гулко отразился от стен, словно бы эта комната вскрикнула вместе с ней. — Пожалуйста, береги руку. — уточнила она уже более тихо и, бережно приобняв за плечи Оул, которая уступала ей в росте на пол головы, вывела её из библиотеки. Она осталась в дверях, пока не загудели входные ворота и девушка не исчезла из её поля зрения. Вечерний Мондштад обладал свойственным только ему очарованием в те минуты, когда заходящее солнце оглаживало последними алеющими лучами его здания и башенки, отбрасывающие длинные тени, напоминающие мантии. Скоро весь город погрузится в вечерний покой, а на улицах зажгутся фонари, вокруг которых неустанно начнут клубиться мелкие мошки и ночные мотыльки, все заведения позакрываются, в том числе и «Доля ангелов». Возможно, Оул даже застанет Дилюка, и они вместе, обсуждая насущные темы, оседлав своих лошадей, отправятся домой, на винокурню. В его окне ещё долго будет гореть тусклый огонёк свечи, а она отправится патрулировать окрестности. — Готовы сделать заказ? Шустрая, прямая, точно пшеничный колосок, девушка с прижатым к груди подносом вытолкнула ее из тумана задумчивости, заставив мысленно плюхнуться обратно за столик под открытым небом. — Да, пожалуй. — Со вздохом из неё вышли остатки усталой полудрёмы, подгоняемые глухим урчанием негодующего желудка. — Мясной рулет. Официантка что-то отметила на клочке бумаги и вновь внимательно уставилась на гостью. — Вижу, у вас ранение. — Кивнула она на руку с засученным рукавом, обмотанную в белоснежные бинты. — В таком случае актуален будет куриный суп. Ускорит заживление. — Благодарю за внимательность. — Изумилась Оул, и её глаза медленно округлились, а губы тронула улыбка. — Тогда плошку куриного супа, ломоть хлеба и кофе. — Отличный выбор. — Девушка коротко кивнула и удалилась. Плотный поздний обед, а если судить по времени суток, то самый настоящий ужин, отнял остатки сил, но подарил приятную наполненность желудку, смиренно ждущего приёма обезболивающих. Как всегда, дилемма настигла, откуда не ждали. Оул была бы рада, попади стрела хиличурла в механическую руку — вполне возможно, пришлось бы чинить, но удалось бы избежать мороки с болью. Если фантомная проявлялась пару раз в неделю, а то и реже, то боль от прострела зудела острым жалом регулярно. На душе стало как-то легче, когда в поле зрения появилась таверна с зажженными фонарями у входа. Там сейчас царит атмосфера суеты, официантки кружат с подносами, ломящимися от кружек и блюд, Дилюк неспешно разливает напитки у бара, а местный бард напевает свою очередную балладу, играя на струнах не только арфы, но и нервов некоторых посетителей. Хозяин таверны встретил Оул привычным жестом — кивком с тенью улыбки, — а на стойке её ждал стакан виноградного сока, которым она непременно запьёт горькие, как полынь, пилюли. — Суета, господин Дилюк? — Вздохнула Оул, карабкаясь на долговязый стул, принимая излюбленное угощение, трогательно напоминающее ей о доме, которого у неё уже не было. — Стыдно жаловаться. — Кивнул он, оглаживая плавным взглядом помещение, и особенно группу рыцарей, устроивших звонкую попойку за самым дальним столиком. — Твои? — Скривил он брови. — Да-да… — Держа у губ деревянную кружку и непроизвольно покусывая гладкий край, пробормотала девушка. — Разгромили лагерь монстров, обосновавшихся на окраине Шепчущего Леса. Опять эти хиличурлы мутят что-то со слаймами. — Смотрю, и тебе досталось? — Кивнул он на перебинтованную руку. Сморщив нос, Оул махнула механической кистью, покоящейся на стойке. В её работе получать увечья давно стало считаться чем-то нормальным, точнее — неисключимым, и она с этим смирилась сразу. «Одним шрамом больше, одним меньше — толку-то? Хуже уже не будет.» — Чепуха. Бывало и хуже. Сама виновата, прозевала стрелу, а меня не прикрыли. — Куда смотрел капитан? Или его не было? — Так мы на пару митачурла с топором громили. — Возмущённо спохватилась девушка, тут же одёрнутая проснувшейся болью, и беззвучно зашипела. — Малейшая осечка — обоим бы снесло бошки… Дилюк смотрел снисходительно, точно на нашкодившее дитя, уперевшись сложенными руками в край стойки. По сути, он и так опекал её, хотя разница в их возрасте не превышала и пары лет. Скорее, не опекун — наставник. — Кому досталось больше? — Вопрос, после которого у обоих на лицах медленно проступили лукавые улыбки. — Вот им, — Оул большим пальцем указала себе за спину. — Что-то незаметно. — Да вы просто не видели, как им хиличурлы накостыляли, пока мы были отвлечены на митачурла! — Перегибаясь через барную стойку и прикрывая сложенной в чашечку ладонью губы, чтобы никто не услышал, громким шёпотом возразила Оул. — То ещё было представление, там новобранцы позеленее меня будут. — Все мы через это проходили, не стоит относиться к ним столь категорично. — Из-за спины показался Кэйа, и девушка, спохватившись, вернулась на своё место, случайно задев локтем край столешницы. Больно. Надо срочно принять пилюли. — Просто не надо тащить зелень на такого серьёзного противника. Тогда и потерь будет меньше. Одним взглядом Дилюк указал на стушевавшуюся Оул, мысленно баюкающую левую руку и между делом шарящую по карманам в поисках спасительных таблеток. — Да я не прочь повозиться в штабе, пока заживёт рука… — Тихо промямлила она и добавила, — Насквозь уже провоняла кровью этих тварей. — У меня как раз накопилась бумажная волокита, вот и проветришься. Во взгляде Дилюка проскользнул немой укор, а Кэйа словно и не заметил, как мысленно в него полетел огненный феникс. С другой стороны, подстреленная Оул в поле не воин, всем будет спокойнее, если какое-то время она проведёт в суете стен Фавония. — Принято, капитан… — Девушка со скучающим видом закинула в рот пару таблеток и вновь отпила несколько глотков сока и невидящим взглядом засмотрелась куда-то в сторону, сквозь стены таверны и, скорее всего, сквозь весь Мондштадт и его пределы. Любовь к бумажной работе и писанине всегда была очень кстати в помощи обоим братьям. Вместе с Дилюком они иногда вели бухгалтерию, пересчитывали доходы и расходы, проводили перерасчёты, если что-то не сходилось. И пили виноградный сок. Шелест бумаг, вкус излюбленного напитка и запах чернил напоминали ей о младшем брате, отправленном в Сумеру на обучение, к встречам с которым она всякий раз готовилась, тщательно выбирая подарки, подгадывая момент, чтобы сделать свой визит как можно более неожиданным. Как он там, интересно? «Ты давно навещала Зяблика? Как у него дела?» «Давно… В последний раз он вцепился в край моей юбки, точно как в детские годы, и долго не отпускал. Хотела бы я сказать, что мы пустили слезу на прощание, но на самом деле ревели, как белуги, и я пообещала в скором времени вернуться. Господин Дилюк, не сносить мне головы за мою ложь. Каждый раз, когда мы видимся, мне кажется, что я начинаю скучать всё сильнее.» Виноградный сок лениво перекатывался по деревянным стенкам стакана, напоминая своим цветом свежепущенную кровь, и к горлу медленно подступил тошнотворный ком. В сознании всплыли те минуты, когда её меч нещадно прорезал плоть несущихся на неё монстров, а кровь горячими брызгами хлестала по щекам, стекая по ним тонкими струйками, подобно алым слезам порока и сожаления. Помнится, она жутко стыдилась, когда её начинало рвать, стоило опасности отступить, часто шарахалась озабоченных её состоянием сослуживцев, Кэйа был в их числе, как-никак он тоже переживал, но на его расспросы Оул отвечала нейтрально-уверенным тоном: «Я просто очень брезгливая, капитан. Дайте мне пару минут, я умоюсь и догоню отряд. Ступайте.» — Виноградный сок? — Кэйа заглянул в её стакан, едва соприкоснувшись с ней плечом, от чего та внутренне съёжилась, словно почувствовала укол игольного острия. — Мог бы предложить ей и чего покрепче. — Оул с осторожностью относится к алкогольным напиткам в отличие от некоторых. Дилюк как будто этим гордился, от чего резко захотелось его разочаровать (?) и поступить совершенно не в своём духе. — А вы знаете, господин… — Задумчиво пощипывая кончиками ногтей нижнюю губу, пробормотала Оул. — Не угостите ли вином из одуванчиков? На лице Кэйи медленно проступила победоносная улыбка, а Дилюк после недолгой паузы внутреннего триумфа, с треском расколовшимся на черепки, достал бокал и наполнил его золотистым напитком под довольным взглядом брата, явно внутренне ликовавшего. — Портишь мне людей. — Фыркнул парень. — Я этого не забуду. — Он резким движением придвинул к Оул бокал, и вино в нём пошло буйными волнами. Девушка обвела указательным пальцем край сосуда, словно не решаясь, но внутреннее напряжение требовало какой-то разрядки. — Это ведь твой алкогольный… Дебют? — Поинтересовался Кэйа, разваливаясь на барной стойке и подпирая щёку кулаком. Оул безразлично пожала плечами в ответ. — Не помню, чтобы ранее пила что-то спиртное. — Тогда не спеши, выпей сначала пару глотков обычной воды, — он важно кивнул Дилюку, — чтобы сок не перебивал вкус вина. Ей уже не нравилась эта затея. В её семье в принципе с сомнением относились к алкоголю, а тут Кэйа придаёт столько значения мелочам. Она протянула руку к бокалу, но вновь была остановлена шуточным шлепком по кисти. — Подожди, пускай немного «подышит». Девушка скептически подняла брови, начиная раздражаться. — Доверься мне, от первого раза много что зависит. Пожим плечами, вероятно, означал согласие либо безразличие. И всё же, то, как поочерёдно с кончиков его пальцев стали срываться в бокал ледяные кубики, сочно позвякивая при ударах о дно, невольно заворожило. — Вот теперь пей. — Он придвинул к её руке готовый напиток, уверенный в неукоризненности результата. — А вы, я посмотрю, много что в этом понимаете, раз с такой внимательностью относитесь к мелочам, капитан… Пара карих глаз над краем резного бокала, источающие глубокую задумчивость, невольно пробила его на улыбку. Теперь в её голове клубится ещё больше мыслей о нём и его натуре в целом. «По крайней мере, в её глазах он теперь поднялся со статуса алкоголика до тонкого ценителя прекрасного…» — Успокоил себя Дилюк, краем глаза наблюдая развернувшуюся перед ним картину, и не удержался от комментария: — Ну ещё бы… Терпкая сладость медленно разлилась во рту, а лёд, заботливо добавленный в напиток, деликатно остудил жар в горле, овежая изнутри. Оул старалась не спешить. Пригубив буквально полглотка, она смаковала, перекатывая его, точно карамельную конфетку. Запах пышных одуванчиков, подаривших свою сладость вину, невольно пробуждал в ней воспоминания — волну за волной, накрывавшие сознание пушистым одеялом, сотканных из жёлтых цветов из беззаботного детства. Они с братом плели из них венки, соревнуясь, у кого получится лучше, обвешивали ими друг друга, в том числе и родителей. Однозначно, лучшие её годы пахли мёдом и одуванчиками, звучали отголосками детского смеха и жужжанием мохнатых шмелей и пчёл. — Архонты, как это было давно… — Оул прижала тыльную сторону кисти к задрожавшим губам и отвернулась. Мучительно проступающие слёзы выдавали её с потрохами, вызывая волнение у обоих братьев. — Простите, мне надо подышать. — Увернувшись от рук Кэйи, девушка соскользнула со стула и быстрым шагом, непроизвольно наталкиваясь на посетителей — ей постепенно застилало глаза жгучей мутной пеленой — проскользнула к выходу и буквально провалилась наружу через дверь. Сдавленное спазмом горло мешало дышать, но от побежавших по щекам горячих дорожек почему-то стало легче, точно с солью и влагой из неё медленно выходила боль. — Присмотри, — тихо бросил Дилюк, не подавая вида, что встревожен, а Кэйа через секунду уже был на другом конце помещения, хлопая дверью — границей между ночной тишиной улиц Мондштада и шумом набитой людьми таверны. След Оул простыл, как и не бывало.