Паны не женятся на простолюдинках

В такое время в Богемии темнеет быстро. Про это знают и местные жители, которые спешат после звонка колокола по домам, спотыкаясь о беженцев из Скалицы, и трактирщики с купцами, которые закрываются лишь для вида – надеются на заблудшую душу, которой понадобился внезапно факел или пропустить рюмку другую перед сном. Будущий пан Ратае Ян, именуемый по батюшке Птачеком, как раз из таких. Только вот потерял он вовсе не огонь и не сон. — Выходи за меня замуж, Т/И! — Хватить чушь нести, пан Ян! Вовсе не смешно это совсем! Только ей так позволено говорить с дворянином. Особенно после третьей чарки вина. — Лучше расскажите мне про того самого беженца. — Про которого? Их теперь тут пруд пруди! — Ну этого... который из Скалицы на коне сбежал! — А потом на коне же обратно в Скалицу помчал! Пан Ян аж отхлебнул залпом налитое и попросил еще. В погребах уже не оставалось запасов, день был сегодня шумный, каждый прибывший норовил зайти именно к ним! Вот они с отцом с утра и думали: протянут ли до конца недели? Или придется как-то пополнять запасы? — Так и ладно бы помчал да возлег бы там со своими навеки, так он еще и меч Кобылы потерял — Пана Радцига? — Именно его! Птачек уже какой день сетовал на новоприбывшего «воина», которого успели окрестить все местные. Ему это не нравилось. Хотя бы потому, что до его приезда, слухи ходили лишь о самом Птачеке. Пусть и не самые лестные, но... — По-моему выглядит он неплохо для простого поданного. Пан Ян аж отхлебнул мимо рта. — И ты туда же, Т/И. Каждая девка теперь по нему за версту вздыхает, и ты туда же! — Нет нет, я вовсе не об этом. Парень ухмыльнулся. Отчасти потому, что сказала она это с малой доли язвительности. А значит и правда говорит «не об этом». — Он просто вроде как сын кузнеца... рихтарж нам тут недавно сетовал, что кузницу нашему подмастерье требуется... вот я и подумала... — Не надо больше о нем думать! — решил сменить тему Птачек. Больно много они в последнее время говорят об Индро из Скалицы. Пусть и разговоры эти заводит именно Птачек. Не проходит и пяти минут, как снова начинает — Представляешь еще пан Кобыла говорит, что якобы «я бы тоже побежал». Я бы не побежал! Я бы костьми лег за родной Ратае! За родную Богемию! И плевал я половцы бы пришли, татары или сам Бог! — Ох, не богохульничайте, пан! — осадила его быстро девушка. — Еще вас наш викарий услышит... — К дьяволу викария! И Индржиха вместе с ним! Т/И уже перестала считать какую по счету чарку он выпивает. Надеялась, что он скоро кончит говорить об этом «блудном сыне» и пойдет отдыхать в свои опочивальни. В них он ни раз приглашал девушку, но как бы дочери трактирщика не были интересны шелковые простыни и подушки из перины, сено на втором этаже пивной все равно было мягче. А пока она идет за еще одним кувшином погреб, надеясь, что сейчас отец не выйдет и не начнет снова сетовать на «этого несносного пана, дай бог он никогда не станет править Ратае, пусть уж и Гануш после смерти будет на нас бурчать, только не Ян Птачек». К ее приходу к «несносному пану» присоединяются его, так называемые товарищи, которые не прочь отлынивать от работы и, под видом интереса к рассказам пана о его приключениях, пропустить самим пару стопок. А если повезет — то и за его счет! Девушка аккуратно ставит кувшин на стол, добавляет к ним еще пустых чарок и тихо удаляется на второй этаж. В эту ночь она ни раз еще шевельнётся от возникшего резко шума на улице, но отец ее опередит. Как это всегда и бывает.