Титулярный советник

      За объёмным, широким окном расцвела тёмная ночь, в небе которой ярко светила полная луна, выглядывая из-за крыш невысоких петербургских домов. В богато украшенной зале — оформленной в золотистых и красных оттенках — с самим Александром Григорьевичем негромко переговаривались высокопоставленные чиновники; уставшие музыканты, сидящие в углу, заставляли себя исполнять мелодии. Николай снова здесь.       Начинался вальс. Юноши встали напротив девушек. Пары поклонились друг другу в знак приветствия. И вновь Мария Александровна стояла перед Николаем. Ярко-голубые глаза её блестели от счастья. Николай тоже счастлив. Они подошли к друг другу. Николай взял её за талию, нежно прижал к себе. Мария Александровна улыбнулась. Танец начался. Шаг назад, и она повернулась налево, а Николай последовал за ней. Он радовался, что первый пригласил Марию Александровну на танец. Она шагнула вперёд, и уже отступал Николай. Они переменились несколькими фразочками, засмеялась. Однако всё тотчас испортилось, словно зеркало разбилось и разлетелось на мельчайшие осколки.       Наступил припев, и Николай вынужден был убрать руку с талии Марии Александровны. Она отдалялась от него. Радостное лицо Николая неожиданно изменилось — оно стало испуганным. Он побледнел, затрясся. Среди толпы аристократов стояла его умершая бабка. Её голова была покрыта разноцветным платком. Кожа бледная, как смерть. Лицо не выражало никаких эмоций. Она не сводила серых глаз с Николая, сверлила в самую душу. По телу пробежалась мурашки. Никто не замечал бабку, будто бы она и должна была быть там.       Николай остановился и испуганно осмотрелся по сторонам. Мелодия уставших музыкантов слышалась эхом. Окружающие люди стали медленно растворяться в воздухе, пока окончательно не исчезли. А с ними и Мария Александровна. Роскошная зала начала терять свои яркие краски, превращаясь в серую картинку, похожую на зарисовку какого-то художника. Николай остался рядом с покойной бабкой в этой кромешной пустоте. Он нервно сглотнул и сжал кулаки.       Бабка состроила злую гримасу и, открыв беззубый рот, яростно прокричала:       — Окаянный! — Она сделала несколько шагов к Николаю. Он отпрянул.       — Чего вам, бабушка, не спится? — стараясь звучать равнодушно, проговорил Николай. — Лягте в могилку да глазки сомкните.       — Мерзавец! — крикнула бабка, бросившись на Николая. Он вскрикнул от неожиданности. — Глупец! Забудь ты дворянскую девку, иначе в могилу она тебя сведёт.       — По́лно, бабушка! — Николай оттолкнул её от себя. — Я сам решу, кого мне любить, а кого — нет.       — Послушай меня. — Бабка схватила его за плечи и легонько потрясла. — Иначе ты на тот свет попадёшь. Говорю же тебе!       — Да вы уже давно сгнили в земле! — не выдержал Николай. Он свёл брови к переносице. — А потому хватит являться живым в сновидениях.       Бабка помолчала. Ничего не ответив, она продолжила сверлить его взглядом.

***

      Николай с трудом открыл глаза. Всё тело сковали тяжёлые цепи, не давая и шанса встать с постели. Он невольно прикрыл веки. Перед ним стояла вся та же покойная бабка. Николай тряхнул головой, стараясь выбросить из головы неприятную старуху, чтобы больше о ней никогда не вспоминать. Какая же она, всё-таки, уродливая. Даже при жизни была такой.       «Поскорее бы забыть этот страшный сон», — подумал Николай, лениво потирая переносицу.       Он присел на край кровати. Кости ломило. Какое же, однако, неприятное ощущение. Николай взглянул в окно родной каморки — дождь всё никак не хотел заканчиваться. Наоборот, только усилился. Дождевые капли стремительно разбивались об окна, о брусчатую дорогу, в конце концов, о головные уборы проходящих людей. Николай вздохнул. И снова серый день, и снова скукота.       Николай вышел в спешке: как оказалось, он немного проспал, а посему ходил дворами. Вскоре он вышел на просторную набережную. Утренний ветер дунул в лицо, развеял курчавые тёмно-каштановые волосы. Николай зажмурился и мотнул головой. Хороший способ до конца пробудиться ото сна. Он вновь открыл глаза, глянул вперёд: до департамента рукой подать.       Николай зашёл в департамент. У шинельной его встречал лишь вечно сердитый старик, что нервно постукивал по хрупкому столу. Николай отдал ему шинель, с неловкостью улыбаясь. С ним это впервые происходило. Обычно он всегда приходил вовремя. Старик устало покачал головой, принял шинель Николая и, бормоча что-то под нос, скрылся среди остальных товарищеских шинелей. Николай в растерянности почесал затылок и пошёл на своё рабочее место.       По пути Николай встретил такого же соню, который, ещё не проснувшись, зевал во весь рот. Тот обратил внимание на Николая и, поздоровавшись, с улыбкой проговорил:       — Николай Андреевич, по приходе вам велено явиться в кабинет директора.       Николай удивлённо вскинул брови.       «Зачем я ему понадобился в такое-то время?» — невольно пронеслось в его голове. Он поблагодарил коллегу, попрощался с ним и направился прямиком к кабинету директора. Теперь в его голову начали закрадываться нехорошие мысли.       Николай подошёл к кабинету директора. Всё та же дубовая дверь, всё те же суровые возгласы за ней. Николай, немного помедлив, постучал костяшками пальцев о тяжёлое дерево. Басистый голос Михаила Алексеевича сразу же стих. Минута, две — и раздалось уже хорошо знакомое: «Войдите!» Николай зашёл и увидел Михаила Алексеевича, что сидел с сигарой, напоминающей один из его пухлых пальцев. Директор бросил взгляд на Николая и, улыбнувшись, басистым голосом сказал:       — Доброе утро, Николай Андреевич!       Николай, улыбнувшись, тоже поприветствовал его. Михаил Алексеевич расплылся в улыбке. Он протянул ему два листка бумаги.       «Неужели мне снова надо к кому-то ехать?» — Николай молча взял один из листков и посмотрел на адрес. Зрачки его расширились то ли от удивления, то ли от радости. На листке крупными буквами написано название поместья, ставшего до боли желанным: «Жадкино». Второй лист же являлся подорожной бумагой, чтобы намного быстрее добраться до нужного места.       — Полагаю-с, вы очень понравились господину Жадкину, — многозначительно проговорил Михаил Алексеевич, складывая руки в замок. Николай ничего не ответил, лишь молча свернул бумажку и положил её за пазуху. Директор прокашлялся и продолжил речь: — Впрочем, возьмёте служебную лошадь, она довезёт вас до почтовой станции, а дальше возьмёте двойку лошадей и таким образом очень быстро доберётесь куда нужно.       — Благодарю-с, Ваше Высокоблагородие, — проговорил Николай, кланяясь. Он вышел в коридор, оставив Михаила Алексеевича наедине с самим собой.       Выйдя из департамента, Николай заметил Афанасия Никитича, который мирно посапывал. Удивительный человек! Если бричка остановилась, то он сразу же смыкал глаза. Только его лошадка тронулась с места, так он просыпался и продолжал работать. Николай подошёл к Афанасию Никитичу, бережно похлопал его по плечу. Тот с трудом разлепил тяжёлые старческие веки и, искренне улыбнувшись, хлестнул бурую лошадёнку. Она недовольно фыркнула, бричка тронулась, и Николай двинулся в путь.       Совсем скоро бричка подъехала к почтовой станции — небольшому каменному дому, рядом с которым стоял высокий чёрно-белый столб-указатель. Николай сошёл на землю и, попрощавшись с Афанасием Никитичем, направился ко входу. Ему уже не впервой так ехать. Николай зашёл в сени, и к нему подошёл высокий мужик — станционный смотритель. Его чёрная густая борода касалась полы крестьянской заштопанной рубахи. Смотритель вопросительно изогнул брови и скрестил руки на груди.       — Чего изволите, барин? — Его грубый голос заставил Николая съёжится.       — Мне бы лошадёнок двух, — тихо проговорил Николай, отводя взгляд в сторону.       Смотритель пожал плечами и, опустившись за стол, накрытый простой деревенской скатертью, пригласил его присесть. Первым делом Николай протянул ему подорожную. Смотритель бросил на неё взгляд.       — Дайте ваши документы, барин, — проговорил он и склонился над листком, что-то записывая. Николай усмехнулся, подавая документы. Грубость бывшего крепостного никак не сочеталась с вежливостью городского человека. А попытки почтительно говорить выглядели несколько забавно. По крайней мере, для Николая.       Спустя несколько мгновений смотритель подготовил двойку лошадей, с нетерпением ожидающую утреннего бега и какой-никакой свободы. Николай протянул ему деньги и вышел во двор. Его уже встречал ямщик, мужик возрастом за пятьдесят, хмурый и ворчливый. Николай попрощался со станционным смотрителем и сел в коляску. Смотритель проводил Николая взглядом, и когда он скрылся за ветвями тёмных елей, ушёл в дом.

***

      Уже несколько раз Николай подумал, что езда на лошадях — дело достаточно затратное и скандальное. Каждые двадцать вёрст стояла почтовая станция с новым станционным смотрителем, а потому по приезде всё начиналось заново: оформление документов, вопросы о свободных лошадях, бесконечные уговоры с ямщиками, чтобы они ехали быстрее, и многие другие сложности. Так что не удивительно, что Николай только к вечеру приехал в Московскую губернию.       Конечно же, она очень сильно отличалась от Москвы. Низенькие деревянные домики, что стояли друг от друга на расстоянии девяти-десяти аршин. А когда Николай проезжал такие «деревеньки», то высокие витиеватые деревья выстраивались строгой линией с одной стороны большой, двухпутной дороги, где столкновение всяких экипажей было попросту невозможно. С другой же простиралась бескрайняя степь.       Николай, оперевшись головой на руку, с особой мечтательностью смотрел на пейзаж. Его семья редко когда могла выехать за пределы города. Все её члены работали денно и нощно, чтобы прокормить себя и других.       Николай вышел из раздумий, когда бричка остановилась у входа в поместье. Он сошёл на землю, поблагодарил ямщика и осмотрелся. По обе стороны дороги росли фруктовые деревья, ведущие к двухэтажному дому, стены которого покрашены в кремовый цвет. Этот пейзаж красиво сочетался с вечерним небом: синим и местами розовым. Николай, прижав к себе кожаный портфель, направился к крыльцу помещичьего дома. По пути он ловил на себе взгляды смелых и весёлых крепостных девушек.       У крыльца Николая встретил дворецкий — зрелый мужчина с седой бородой и на удивление прямой осанкой. Он оглядел его с головы до ног и, поправив свою идеально выглаженную рубаху, проговорил:       — Вы — Николай Андреевич? — Николай несмело кивнул. Дворецкий открыл дверь и пригласила войти внутрь. — Барин вас ждёт-с.       — Благодарствую. — Николай кивнул и прошёл в светлый и просторный вестибюль.       Дворецкий появился за его спиной и, открыв дверь в парадную гостиную, пригласил войти. Николай зашёл и уже не удивился, увидев просторную комнату, всю обставленную мягкой мебелью, высокими шкафами, на полках которых стояло множество книг и фарфоровых статуэток. В кресле сидел Александр Григорьевич, читал газету. Он тут же обратил внимание на Николая и, улыбнувшись, проговорил:       — Добрый вечер, Николай Андреевич! — Александр Григорьевич свернул газету пополам и положил её на кофейный столик. — Как доехали? Небось, устали?       — Благодарствую, Ваше Высокородие, — с улыбкой сказал Николай. — Вам не стоит обо мне беспокоиться. Для меня есть какое-то дело?       Александр Григорьевич нахмурился. Николай отвёл глаза в сторону, попутно перебирая в голове ошибки, которые смогли его разозлить. Он уже готовился услышать претензии к своему поведению, однако их не последовало — Александр Григорьевич удивлённо вскинул брови, невольно чмокнув, и бросил взгляд на пол.       — Вам приготовили комнату, — коротко сказал Александр Григорьевич, рассматривая что-то в окне. — Прасковья вас отведёт. Отдыхайте и уже завтра продолжим разговор.       — Благодарствую-с, — ответил Николай, поклонившись. Напоследок он пожелал Александру Григорьевичу «Спокойной ночи» и, встретившись взглядом с пришедшей Прасковьей, вышел из комнаты. Александр Григорьевич посмотрел на дворецкого и проговорил:       — Как он тебе, Ефим? — Дворецкий немного подумал. Александр Григорьевич закурил трубку.       — Достаточно вежливый, — коротко проговорил дворецкий. — Однако стоит обратить внимание на его воспитание. В некоторых моментах оно прихрамывает.       — Согласен, — кивнул Александр Григорьевич, — Ну-с, посмотрим — увидим. Может быть, я действительно в нём не ошибся.       — Неужели это всё с самого начала было продумано? — вопросительно изогнув брови, спросил дворецкий, на что получил строгий и холодный взгляд Александра Григорьевича. Он понял, что сейчас стоит помалкивать, иначе головы ему не сносить.       Николая провели в его комнату: просторную и прибранную. Не то что его каморка. Оставшись наедине с собой, Николай подошёл к окну, что выходило в сад. Редко кто ходил под ним. А если кто и был, то только любопытные сенные девки, вышедшие на улицу под вечер. Николай, насмотревшись, подошёл к кровати и присел на неё. Удобная, мягкая. В ней можно запросто утонуть. Он переоделся и лёг в постель. Казалось бы, после долгого путешествия он должен тотчас заснуть. Однако сон не приходил, сколько бы Николай не ворочался.       Все мысли его занимала Мария Александровна. Прямо сейчас она могла находиться за стеной. Интересно, о чём она думала? Что чувствовала к нему? А может, те слова, которые она проговорила — правда? Тревожные мысли окутали Николая и он, отбросив их в сторону, с горем пополам сомкнул глаза.