Мармелада и Эректор

— Что это ты забыл в моём телефоне? — ядовито поинтересовалась Наташка, выходя из моей ванной в моём халате. — Шпионишь за мной? Ты забыл — между нами всё кончено? — Не забыл, не забыл, — буркнул я, последним движением удалив диалог с Мармеладой (на всякий случай). — Просто стало любопытно, какие книжки у тебя в библиотеке на «Книгочёте». Моего романа так и нет? А почему? — Твой роман невозможно читать, Карасёв. Я уже говорила. И вообще, бросай ты это дело! У тебя как было полтора подписчика, так навсегда и останется. — У меня их четыре тысячи, — ответил я.       В глазах у Наташки на мгновение зажглось что-то похожее на недоверие или зависть, но тут же было потушено. — Ну надо же, — ответила она. — Значит, уровень культуры у народа ещё ниже, чем я думала... — Ах, ну разумеется! Куда уж нам до озабоченной бредятины ваших «Мармелад»! Те, кто читает писево автора с таким псевдонимом, вообще не имеет права судить о литературе... И, кстати, почему ты там «Фиона»? Я, что, Шрек? — Отдай телефон, Карасёв, — Наташка уклонилась от дискуссии. — У тебя преувеличенное мнение о собственной значимости. Если я о ком и думаю, когда сочиняю ники для Интернета, то точно не о тебе! А что касается Мармелады, то признайся: тебе ведь понравилось то, что сегодня было?       С этими словами она скинула халат, кокетливо глянула на меня из-за плечика, но, не дождавшись нужной реакции, начала одеваться. — Мне вообще нравится секс, — ответил я. — Если у женщины есть руки, ноги и голова, то я готов её трахнуть — даже если, Карасёва, это ты. — От ответа не увиливай! Я видела, что тебе было интереснее, чем обычно! И не буду скрывать, что мне тоже. Когда ты называл меня Матильдой, это было потрясающе волнительно! — Мы были как два идиота. — Да нет же! Мне правда казалось, что это не я, какая-то более красивая, более сексуальная женщина.       Я думал разочаровать её, но решил не превращать наше обычное покусывание после этого дела в склоку и просто ответил: — Да уж, Матильд у меня ещё не было. — И не будет, — сказала Наташка. — Губу не раскатывай.       К этому времени она уже оделась до конца и переместилась в прихожую. — Это мы ещё посмотрим, — сказал я. — Всё. Досвидос.       Когда дверь за Наташкой закрылась, я мысленно произнёс ещё несколько гадостей в её адрес, а потом принялся думать о Мармеладе. Интересно, написать ей с аккаунта ярой (судя по всему) фанатки — это была классная идея? Или всё-таки не очень? Жаль, нас быстро прервали, и я не успел выудить у горячей фантазёрки никаких секретов. Остаётся только надеяться, что моё предложение написать рассказик исключительно о сексе ей зайдёт. Может быть, я почерпну оттуда более реалистические, нежели летучий эректор, идеи для внезапного соседского перепихона? Или, к примеру, напишу свой похожий рассказ и поражу её совпадением наших фантазий... Ну, ладно, посмотрим.       Однако какова эта Наташка! Надо уже сменить замок и заставить её, по крайней мере, стучаться, когда она заявляется. А то ходит как к себе домой, пользуется моим котом и моим прибором, фантазии дурацкие свои реализует, а потом ещё хамит! Понятия не имею, как меня угораздило-то на ней жениться? Теперь и не вспомнишь уж... Ну змея, блин! «Матильды не было и не будет, не раскатывай губу, бла-бла-бла-бла». Тьфу!       Пойду писать проду.       Я слез с Кшесинской и взглянул на статы. Эх, буквально пару фрикций не хватило, получил бы новый уровень! Ну ладно. Зато харизма приросла на четыре пункта и меткость тоже. Может, сделать дело с ней ещё раз? Уровень сейчас мне был бы кстати, да и обаяние побольше прокачать перед спасением Империи не повредит...       Впрочем, ладно, не буду больше мучить прима-балерину — ей ведь после моего кавалерийского натиска ещё на сцену идти! Как-никак сегодня, после того, как я с лошади заскочил на её балкон, мы прокачивали меткость и харизму уже шесть раз. Теперь я в тайне надеялся, что Матильда успеет до революции выносить и родить наследника древнего боярского рода Попаданских, и он появится с такою же мощной магией, как и у папеньки.       Сейчас же, пока Кшесинская лежала без сил на своих белоснежных простынях, я принялся делать то, ради чего, собственно и проник в её особняк — расставлять по всем углам магические антибольшевистские ловушки. Представив, как через несколько месяцев гнусавый Ульянов заявится в этот дом и застрянет в одной из них, я довольно расхохотался. Портал, через который принудительно выкидывало попавших в мою ловушку, выходил другим концом прямиком в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Можно было бы, конечно, закинуть Ульянова и подальше, в черту оседлости... Но сейчас там были немцы и бросать туда немецкого шпиона было бы всё равно как отправить в терновый куст Братца Кролика.       После этого я вышел на балкон и обратился к обывателям: — Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! — выдал я. — Сейчас на австро-венгерском фронте силами войск генерала Брусилова, числом в 534 тысячи штыков и 60 тысяч сабель, 1770 легких и 168 тяжелых орудий, а также 100 самолётов, осуществляется прорыв в юго-западном направлении. Трёхдюймовые горные пушки системы «Данглиз-Шнейдер» образца 1909 года, выпущенные на Путиловском заводе, уже палят по позициям неприятеля...       Лишних знаков не бывает, а заклёпочникам — радость. Я надеюсь. — К оружию! — продолжил я. — К оружию! Все на фронт! Сплотимся вокруг Государя! Всё для фронта, всё для победы! Наше дело правое, победа будет за нами! А вы записались в добровольцы?       Под влиянием моих слов группа мужчин, стоящих под балконом, тут же бросилась на призывной участок. Остались только женщины и дети. Дамы в длинных дореволюционных платьях восхищённо смотрели на меня своими дореволюционными глазами из-под модных дореволюционных шляпок. Румяная гимназистка подбросила чепчик. Радостный малыш на руках матери загулил и потянул ко мне белые русские ручки.       Вдруг я увидел, что из-за угла подкрадывается группировка злокозненных крючконосых большевиков. — Эй вы, черти! — крикнул я.       И бросил файерболл в них.