У тебя в голове

      — Да пошли они все к черту, — Лина практически выплевывает едкую реплику, когда вновь натыкается на дурацкие новостные строки, — давайте сразу после контрольных медали развесим олимпийские, — внутри бушует самое настоящее цунами, вымывая волнами эмоций остатки здравого смысла.       — На кого ты там опять ругаешься? — интересуется Шепс, внезапно появляясь за спиной.       — Боже, Олег, — вздрагивает Лина и резко оборачивается, встречаясь со взглядом, в котором плещется спокойствие, — я, наверное, домой поеду, — спешно отходит от него и глазами начинает искать свою сумку.       — Давай без глупостей, уже поздно — утром поедешь…       — Утром тренировка, — резко перебивает его.       — Значит, после нее. Чего случилось? — твердо настаивает Олег, удерживая девушку за плечи, чтобы та никуда не увернулась.       — Ничего, просто опять началось обсиралово после прокатов, — в ее глазах уже практически стоят слезы безысходности.       — Дело же не совсем в негативных комментариях, — осторожно подкрадывается к самым сокровенным мыслям в ее голове, — ты боишься, что теперь полностью померкнешь на фоне других? — медленный кивок дает ответ на множество вопросов хореографа и полностью объясняет такое поведение девушки, — не померкнешь, поверь. Не мне уж рассказывать про твою музыкальность и пластичность. Ты должна, наконец, сама в себя поверить.       Он снова попадает в самое яблочко. Раскалывает ее пополам своей правдой. На лице блондинки проскакивает горькая усмешка, а в глазах начинают скапливаться слезы растерянности.       — Не убегай, иди сюда, — мужские руки нежно разворачивают за плечи уже собравшуюся куда-то фигуристку, — давай попробуем оставить все сомнения и страхи здесь, в этой квартире?       — Договорились, — неуверенно шмыгает Лина и утыкается носом в его плечо.       Мягкие поглаживания по спине и неожиданный теплый поцелуй в макушку вселяют какое-то необъяснимое спокойствие и уверенность хотя бы в сегодняшнем вечере. Джебисашвили нерешительно тянется к губам хореографа, остановиться на мгновение ее заставляет лишь промелькнувшее сомнение в серых напротив глазах.       — Уверена? — томный шепот обжигает ушную раковину.       Девушка ничего не отвечает, лишь решительно впивается в особенно манящие сейчас губы. Лина полностью растворяется в поцелуе, с напором наседая все увереннее и сильнее. Прокаты, каток сейчас отходят на второй план, дурманящая привязанность и безукоризненное доверие этому человеку заполняют собой все пространство в спутанном рассудке.       Влюбленность совсем не пугает девушку: чувства возникли далеко не внезапно — все началось с косых взглядов в его сторону, постоянных огрызаний и огромного количества стычек на тренировках. Но девушке никогда не было все равно на нахождение хореографам рядом. Сначала даже запах его одеколона в коридоре начинал раздражать еще до появления мужчины в поле зрения. Потом многочасовые разговоры на двоих и вечерние тренировки с криками и срывами стали настолько сокровенными и ценными для каждого. Сероглазая постепенно распускалась, как самая что ни на есть хрупкая роза с огромным количеством шипов, которые не без царапин аккуратно срезал Шепс.       

***

      После того вчера Олег искренне надеется, что теперь между ними, как минимум, не останется секретов и недопониманий. Как максимум, Лина полностью оставит идею ковыряться в себе и продолжать сравнивать прокаты с соперницами.       Тренировки привычной чередой сменяют друг друга, монотонность работы периодически прерывается очень эмоциональными всплесками, заканчивающимися истериками и рыданиями на плече темноволосого. С приближением этапов Гран-При таких срывов становится больше, что начинает тревожить и волновать: стабилизировать психологический фон своей спортсменки Олегу так и не удается. Буря внутри этой девочки затихает лишь на некоторое время, а потом в тройном объеме вырывается в самый неподходящий момент. Ему иногда самому хочется со всей силы кинуть чехлы в борты или перевернуть тренерский стол, когда видит, что фигуристка на последнем издыхании, еле переставляя ноги, вытачивает дорожки и вращения, которые часто заканчиваются падениями и очередной порцией ругательств в сторону самой себя. Пальцы с силой вжимаются в ладони, оставляя ярко-красные отметины. Физическая боль притесняет желающие вырваться наружу эмоциональные порывы гнева и досады после очередного танца умирающего лебедя, а не жизнерадостного полонеза. Олег пытается держать себя в руках до последнего. Когда музыка наконец заканчивается, тот резко встает и спешно удаляется, бросая лишь теплое «жду у машины». Уходит сразу, чтобы не наговорить ничего лишнего, что еще сильнее бы взвинтило нервы его спортсменке. Он сам ужасно переживает за происходящее и не хочет лишний раз перечеркивать хоть какие-то улучшения в катании своими замечаниями. Нужно сказать, что все со стороны выглядит в целом очень неплохо, однако для штаба максималистов и идеалистов нынешняя форма является далеко не оптимальной и не удовлетворительной.       Светловолосая, конечно же, все замечает и поджатые губы, и серьезный уставший взгляд, который в одно мгновение Олег пытается превращать в поддерживающий и очень верящий. Только это и спасает. Они друг за друга цепляются, как за спасательный круг. Все работа в этом сезоне напоминает бескрайний океан, где штиль молниеносно сменяется бушующим штормом, который смывает все на своем пути и захлестывает тревогой с головой.       — Куда тебя везти? — привычно уточняет Олег, оперевшись на капот собственной машины. В последнее время девушка проводила ночи у него, но тот продолжал задавать этот вопрос, надеясь на уже привычный исход.       — Ко мне, — с хитрецой отвечает сероглазая и пытается уловить хоть какие-то эмоции на лице мужчины, — надо хоть с мамой вечер провести, я соскучилась, — решает не испытывать нервы темноволосого и выкладывает намерения.       Олег лишь понимающе кивает: сейчас все бы отдал, чтобы хоть пару минут провести с отцом, но невозможность лишь едко разливается внутри и впивается острыми иглами куда-то в районе груди. В огромном городе среди массы знакомых и друзей он часто чувствует себя одиноко и потерянно. В периоды великого счастья всегда находится те, кто готов разделить его с тобой, а вот у подножия упадка и отчаяния остаешься наедине с сжирающими изнутри ядовитыми страхами.       Доезжают они в полной тишине, изредка нарушаемой щелканьем поворотников и периодическими фразами «кречет» и «в спину» от радара.       — До завтра, — лишь уголками губ вытягивает вымученную улыбку и покидает автомобиль.       — До завтра… — повторяет Шепс с запозданием, оставшись в салоне совсем один.

***

      — Ну твою ж мать! — чуть ли не выкрикивает брюнет, стоя у борта в Ванкувере на первом этапе Гран-при. Его девочка еле-еле вытягивает выезд с первого трикселя в короткой программе, после которого, как ему кажется, может все посыпаться к чертям. Осознание того, что прыжок все-таки сделан чуть отпускает. Кроме этого, умерить пыл заставляет осуждающий косой взгляд Виноградовой, выглядящей привычно уравновешенной и будто отстраненной. — Ну давай, давай…дожимай обороты, — уже практически шепчет сероглазый на последних волевых, когда фигуристка заканчивает комбинированное вращение.       Финальная точка. Олег резко откидывается назад и запрокидывает голову, вдыхая влажный и холодный воздух, чтобы хоть немного отрезвить разум. Сегодня он стрессанул так, как никогда. Рационального ответа на такую реакцию организма у него не было. Да и зачем?       Подсознательно понимал, что теперь всегда будет переживать больше после того, как она поселилась в его квартире, нагло отобрав любимые тапочки, в которых теперь очень смешно болтались и часто выскальзывали ее ноги. Олег уже привык к ее вечно холодным ладоням в любое время дня и ночи, к буйству всевозможных бутыльков и тюбиков, поселившихся на полке в ванной.       В КиКе Олег пытается с трудом выдавить подобие удовлетворения и спокойствия, в отличие от фигуристки, улыбка которой сияет во все 32 зуба. Девушка плотнее жмется к нему и обхватывает обеими руками торс, глубоко выдыхая. Он чувствует, как до сих пор учащенно колотится ее сердце, а плечи немного подрагивают из-за ощущаемой прохлады на арене.       — Потрепала ты мне нервы, конечно, — тихо шепчет ей на ухо, пока ожидаемые оценки не появились на табло.       — Я сама чуть не развалилась там, — Лина закусывает нижнюю губу и прищуривается, вспоминая косяк в начале проката, — но все хорошо, — мастерски выуживает остатки самообладания из недр утомленного организма, которому в данный момент требуется лишь восьмичасовой сон и ничего больше.       

***

      Вечерняя тренировка перед произвольной программой проходит в обычном рабочем режиме. На арене немноголюдно: спортсмены постепенно покидают площадку, оставляя лишь после себя исполосованный лезвиями лед.       — Мы же завтра без четверных, — для собственного успокоения вырывается фраза у Олега, когда тот подает чехлы белокурой.       — Это вопрос или утверждение? — девушка хитро сводит брови и в упор смотрит на него.       — И то, и то       — Посмотрим, — девушке сейчас хочешь хочется немного побыть занозой и потрепать всем окружающим нервы: чувствует же, что ей все сойдёт с рук.       — Лин, — брюнет такие шутки не понимает и сейчас воспринимает все в штыки. Его иногда просто выводят из себя такие выходки, отчего хочется выкинуть что-нибудь острое в ответ, но тот предусмотрительно сдерживается. В такие моменты Лина продолжает казаться ему еще самым настоящим ребенком, который мастерски манипулирует его чувствами.       — Не заводись, у меня голова на плечах есть, — отрезает уже серьезно блондинка, понимая, что ее юмор сегодня не заходит и оставляет тренера в легком замешательстве.

***

      Стабильный чистый прокат делает свое дело и выводит фигуристку на первую строчку турнирной таблицы. Полностью рабочий, больше даже тренировочный, турнир подошел к красивому завершению, результат которого был изначально предрешен. Но от этого некий мандраж все равно никуда не исчезал и привычно проявлялся в легкой тряске коленей и уголков нежно-розовых губ.       Канада теплыми оранжево-желтыми красками, перемешанными с влажностью частых дождей, провожает спортсменов. В качестве приятного напоминания помимо аккредитации и медали в чемодане фигуристка увозит печенье с кленовым сиропом, которое постепенно будет съедено Олегом в ближайшие дни: ее строгий спортивный режим питания в олимпийский сезон просто не допустит попадания случайных сладостей в организм.       Долгий перелет высасывает все соки. Тело ломит от накрывающей усталости, голова гудит словно железный колокол, по которой пару раз ударили с такой силой, что гомон стоит до сих пор. В квартиру они подают ближе к полуночи, когда сил стоять на ногах совсем не остаётся. Единственное, о чем сейчас мечтает Шепс, так это после горячего душа плюхнуться на кровать и провалиться в десятичасовой сон. Своим намерениям мужчина не перечит, поэтому все идет своим чередом согласно вымышленному плану до определенного момента. Непредвиденная жажда, ниоткуда возникшая спустя несколько часов, заставила с трудом разлепить глаза и подняться на кухню. Уже в коридоре мужчина щуриться из-за яркой лампочки, зажженной в соседней комнате.       — Ты чего здесь? — необъяснимо для себя шепчет он, заметив сидящую к нему спиной девушку, в руках которой болталась туда-сюда уже четвертая, судя по количеству пакетиков на блюдце, чашка чая.       — А? — девушка слегка вздрагивает от неожиданности и оборачивается на источник шума, удивительно, что она не услышала его шагов, — да так, ничего, — чуть запоздало рассеянно говорит, приглаживаясь ладонью волосы.       — Давай спать? — аккуратно Олег пытается вытащить ее из состояния глубоких раздумий, о котором говорит бледное лицо, блеклый взгляд, чуть подрагивающие губы, искажающиеся в нервной попытке выдать умиротворенную улыбку.       — Ты иди, я пока не хочу, — равнодушно бросает реплику и опускает взгляд, пытаясь разглядеть что-то в полупустой кружке.       — Дорогая моя, пойдем, — подходит чуть ближе, осторожно, будто боится спугнуть, кладет руки на ее холодные плечи, — ты устала, организму нужно отдохнуть, — неосознанно обычный тон становится почти шепотом, словно в квартире есть кто-то кроме них и это нечто будить совсем не хочется.       — Оставь меня, пожалуйста, — чеканят ее сухие губы и сжимаются в недовольной усмешке, а у уголков глаз начинают проблескивать слезы, — дайте мне побыть одной! — теперь голос уже срывается и в нем слышатся отголоски приближающейся истерики.       Лина прячет лицо в ладонях не в силах больше смотреть на пронзительный взгляд серых глаз собеседника. Тело начинает содрогаться от подступающих всхлипов, которые окончательно отгоняют у Олега сонную потерянность. В тот раз они все-таки не договорились…       Он с ужасным сожалением понимает, что прежние эмоциональные всплески были лишь предвестниками надвигающейся шквалистый бури. Всегда что-то останавливало и сдерживало: то посторонние дети на тренировках, то обязанность выйти на лед и откатать программу. Сейчас же все барьеры были снесены с такой легкостью, словно маленькую букашечку с листа нагло скинули щелчком пальца. Олег видел, что она выгорела, сдалась. Наступил тот самый переломный момент, которого он опасался больше всего. Без правильных сейчас слов Лине ничего не стоит бросить то, к чему она шла несколько лет, стирая ноги в кровь жесткими ботинками, разбивая локти и колени до синюшных гематом, сгорая от вечной усталости и желания съесть сладкое или жирное.       Глубоко почти беззвучно выдыхает, чтобы еще больше не взвинчивать нервы девушке тем, что она и его накручивает. Собраться мыслям в кучу не дают бегущие слезы по ее щекам, которые наглым образом дробят сердце на множество маленьких кусочков. Олег аккуратно присаживается на стоящий стул, который отвратительно и резко скрипит. Мягкие большие ладони разворачивают ее к себе в пол-оборота и притягивают девушку ближе к телу. Подбородок уже привычно устраивается на светловолосой макушке, а ее руки обвивают его и начинают теребить рукава одежды.       — Я не буду говорить о том, что олимпиада — цель всей жизни, это не так. Может, и важный этап в ней, но не более. Тебе и без меня каждый день вдалбливают в голову обратное. Я же хочу, чтобы ты сама для себя решила, потому что я поддержу в любом случае.       — Я не знаю, что сейчас ответить, честно. Я запуталась, — надрывно тянет девушка, содрогаясь от нового потока слез.       — Не отвечай ничего, просто послушай, — тихо шепчет хореограф, оставляя невесомый поцелуй у виска, — давай просто попробуем делать свое дело хорошо? А потом подумаем о дележке пьедестала. Я искренне желаю тебе победы, но совсем не хочу делать из тебя поломанного человека на пути к этой мечте. Чувствую, что ты уже ужасно устала, девочка моя. Если ты решишь все оставить сейчас — твое право, но я вижу какой потенциал кроется внутри тебя. Может попробуем показать его и другим? — больше брюнет не находит, что сказать.       Скорее всего, еще полгода назад в такой же ситуации он десять раз бы сорвался и настаивал на беспрекословном продолжении работы. Сейчас же, оставил ей полную свободу в определении дальнейшего пути, понимая, что силой и давлением не вернуть веру в себя и свои возможности.