***
Довольно часто фигуристка присылает ему фотографии из разных городов, среди них Шепс замечает те, на которых блондинка с вымученной от усталости улыбкой позирует перед камерой. Естественно, это не ускользает от цепкого и избирательного взгляда мужчины. Он все равно ставит реакции на ее сообщения и не расспрашивает о причинах такого настроения: знает, что это лишь еще больше заставит Лину чувствовать себя глупой, не слушающей советов девочкой, которой триста раз сказали, что с шоу нужно быть осторожной. Теперь пытается скрыть за счастьем на лице адскую замотанность и совсем не хочет быть раскушенной в этой пантомиме. Олег пытается подыграть, изображая невиданного слепого и каждый раз напоминая ей о том, как здорово сегодня выступила. Правда смотрит все эти фанатские видео с трибун и ищет на них Лину. Она слишком много стала занимать места в его свободной от работы жизни, подозрительно много. Девушка после каждого шоу бежит писать ему, зная, что там ее уже ждут слова поддержки и тепла. Фигуристка со временем догадывается, что Олег давно расковырял ее чувства, глубоко запрятанные под красным платьем, и просто пытался держать ее на тонком волоске от падения в пропасть. Если бы он знал, что это вовсе не хлипкий тросик, а самая настоящая крепкая ладонь, до боли сжимающая пальцы и не дающая Джебисашвили бросить все. Чемпионкой мира белокурая становится тоже внезапно и удивительно. У конкурентки обнаруживается грязная проба на допинг, и вокруг нее молниеносным вихрем закручивается скандал, лишающий почетного звания. Официально победительницей теперь становится Джебисашвили. Спортсменка не чувствует совершенно ничего, кроме какого-то смятения, когда узнает обо всем. Была бы ее воля, сероглазая сразу же отказалась от такой почести. Увы, теперь никого это не волнует. Только отовсюду начинают сыпаться дурацкие вопросы от прессы, отвечать на которые смысла даже нет и даже в какой-то мере опасно для собственной карьеры. Девушка оказывается заложницей ситуации и чувствует необоснованную и надуманную вину в этом. Честно, Лина не примеряет на себя это звание и каждый раз новое обращение к ней в такой форме коробит слух, отчего та непроизвольно жмурится и морщит нос. Общественность же не совсем разделяет такие упаднические настроения. Фанатские отряды сталкиваются друг с другом, начиная самую настоящую травлю. В интернете вновь разгораются горячие споры о том, достойна ли Лина такого подарка судьбы или нет. Подстроена ли эта история с допингом кем-то? От несущегося, как разъяренная лавина, потока информации хочется застрелиться. Шепс пытается защитить ее, все чаще напоминая о том, чего стоили выступления во Франции. В один момент девушка не выдерживает и нервно откладывает телефон на несколько дней. Становится страшно от происходящего. Никогда она не была так зависима от того, что пишут. Тогда каждые полчаса она обновляла ленту в поисках новых статей и комментариев от коллег. Некоторым из них хотелось зажать рот обеими ладонями, чтобы ядовитые плевки в ее сторону не имели даже права вырваться на этот свет. Взрослые люди опускались до уровня развития школьников и строили невероятные теории заговора вокруг произошедшего. От всеобщего помутнения разума хотелось вывернуться наизнанку, потому что безобидный истерический смех постепенно норовил перерасти в самый настоящий нервный срыв. Нежная кожа на больших пальцах незаметно уже стирается в мясо от вечного трения об нее ногтей и начинает зудеть от любых прикосновений. Да и все тело находится в напряжении, Лине кажется, что если до нее хоть кто-нибудь сейчас дотронется, то его шарахнет от такой злобы и ненависти. Она забывает эгоистично и хореографа. Тот появляется на пороге ее квартиры в тот же вечер с бутылкой Киндзмараули. На девичьем лице проступает лишь глупая вымученная улыбка, проходящая даже на оскал. Она молча пропускает мужчину и тянется к нему за объятиями. Олег ловит в своих крепких руках, ласково проводя прохладными ладонями по спине, медленно подбираясь к голове. Девушка отлипать от него не собирается, отчего тактильный контакт получается непозволительно долгим. Но их обоих это сейчас совершенно не волнует. По телу вибрациями пробегают крупные мурашки, словно стая каких-то диких животных, отчего сердце ускоряет ритм и колотиться так, как будто девушка произвольную два раза подряд откатала. — Спасибо, что пришел, — поджимает в тонкую полосу губы и пристально всматривается в его глаза, которые сейчас казались совсем светлыми и наполненными усталостью вперемешку с грустью. — Перестань, я не мог не прийти, — медленно отходит от нее, — пойдем посидим, поговорим, вина наконец выпьем, — бархатно соблазняет голос на нарушение режима. Уже с полчаса Шепс вертит в руке бокал с темно-красной жидкостью и водит взглядом то по несколько расслабленному лицу своей спортсменки, то по мраморной столешнице. Лина сидит напротив и не разделяет такого спокойствия, продолжая тараторить обо всем, что роится в гудящей голове. Остановиться уже нет сил, а язык бежит вперед головы, поэтому с губ часто срываются фразы, которые бы Олегу, может, слышать и не стоило. Сейчас настолько все сложно, что до таких мелочей нет и дела. Джебисашвили постоянно елозит на стуле, отчего ее несмолкаемый говор заглушает противный скрип. Такой потерянной и одновременно взбудораженной шатен давно ее не видел. — Стоп, стоп, — мягко останавливает ее, поднося указательный палец к своим губам, — ты просто должна для себя выяснить лишь одно: откатала ли ты тогда для победы? — Нет, — резко отвечает ему Лина, потому что до сих пор чувствует обиду за кажущуюся ей тогда слабость. — Вот и все. Не психуй сейчас. Да, так произошло. Теперь ты — победитель, формально. Подумай о себе и не кричи направо и налево о том, что правда думаешь. Поверь, это никому неинтересно, а любой твой комментарий в эту сторону вновь поднимет резонанс, — медленно тянет хореограф, не отведя серых глаз от нее, после чего выпивает остатки вина. — Ну конечно, я же не дура. Давай сменим тему? — Лина складывает на груди руки и хмурит брови. — Давай, давай, — усмехается Олег, — начала говорить про это ты, — отвечает на немой вопрос белокурой, еще больше нахмурившейся после его смешка. — Скажи честно, у меня есть хоть какие-то шансы оказаться в Милане? — сбивается Лина, непонятные волнение и страх переполняют ее, отчего округлившиеся глаза бегают по столешнице, периодически поднимаясь на мужчину. — Кто из нас только что решил сменить тему? — хитро улыбается Олег и пытается скрыть неловкую заминку. Нет, в Лине, он, конечно же, уверен. Вот только вся эта быстро сменяющаяся реальность каждый раз подкидывает им кота в мешке, отчего мужчина сам не знает, уверен ли он вообще в том, о чем говорит, — давай я скажу так, Милан будет нашим путем, но не самой целью. Я не хочу закручивать свою и твою жизни вокруг этой гребаной олимпиады, — на последнем слове он не сдерживается и несильно бьет кулаком по столу от бессилия и перенапряжения. Блондинка лишь смятенно поджимает ноги под себя и старается не встречаться с ним взглядом. Неловкость сейчас в движении каждого из них видна: Шепс медленно кулак разжимает и жалеет о том, что вообще продолжил говорить, Лина себя ругает за такие вопросы и винит за только что услышанное. — Давай выпьем, — смятенно и неожиданно для всех вытягивает фигуристка и сразу же устремляет пару серых на собеседника, — иначе зачем оно тут стоит, — шутя оправдывает нахождение бутылки на столе прямо между ними. Темно-багровая жидкость медленно растекается по глотке и опаляет прохладой всё внутри, отчего тело содрогается от нового потока мурашек. Все туманящие разум мысли растворяются сами собой.***
— Плавнее здесь надо, — Шепс аккуратно обводит своей руку блондинки и медленно ведет ею наискосок от правого предплечья, — ты только начинаешь ощущать свое тело в этом пространстве, поэтому ладонь будто ищет границы между воздухом и корпусом. — Я закрою глаза? — шепчет Лина, — иначе совсем не понимаю, как это. — Закрой, — кивает Шепс, — постарайся запомнить это чувство: кататься-то тебе с открытыми надо. Когда Олег предложил поставить танцующую в темноте качестве программы, спортсменка сразу же отказалась, испугавшись огромного объема работы над этим образом: до этого всех своих лирических героинь она раскусывала практически сразу. Сейчас же перед ней лежал словно пустой лист, причем черного цвета, на котором чтобы что-то начертить, нужно приложить значительно больше усилий. Долгие уговоры тренеров с искренним желанием помочь разобраться в этой истории заставили Лину в конечном итоге согласиться на этакую авантюру для нее самой. Ладонь медленно скользит по влажному лбу и плавно съезжает вниз по щеке, а после вовсе прощается с лицом и теряется в волнующей темноте. Лина слышит лишь скрежет ребер от коньков хореографа и отдаленный глухой хлопок двери. Она неуверенно толкается задней ногой и бездумно катится вперед в абсолютную антрацитовую пустоту. Нога резко упирается во что-то, и по инерции тело ведет дальше. От неожиданности распахиваются глаза и встречаются с другой парой, хозяин которых крепко держит за плечи и немного смущается из-за очередной неловкости. Фигуристка не отводит взгляда и продолжает впиваться в плещущиеся спокойствием серые. Резко она поддается вперед и впивается в его губы, цепляясь руками за широкие мужские плечи. У Олега внутри все от неожиданности переворачивается и остаётся в подвешенном состоянии, что мешает ему молниеносно хоть как-то отреагировать на такой порыв ученицы. Он стоит в полном оцепенении и непонимании происходящего, как маленький ребенок. — Лин, я думаю, это неправильно, — единственное, что удается ему выдавить из себя. — А что правильно? — хитро наклоняет голову на бок и пристально смотрит в глаза. — Честно? Я не знаю, — шепчет с долей сочувствия к этой девочке, незаметно для него влюбившейся. Жалеет он ее из-за собственной глупой правильности. Может она ему и тоже нравилась, но она его ученица, едва выросшая из детских коньков. Вся возможная симпатия и влюбленность вырубались на корню последним фактом, словно черный палантин падал на голову, отгораживая его от блондинки как можно дальше. — Я не ребенок, если ты этого боишься, — фигуристка словно читает мысли и отвечает на пугающий его вопрос. Она, правда, уже давно не семнадцатилетняя девочка с глупыми идеями и принципами. Фигуристка не раз доказала ему, что повзрослела и стала более осмысленной, готовой к диалогу и компромиссу. Вот только Олег никак не мог разделить между собой двух Лин и понять, что одна из них каждый старалась быть лучшей версией себя: перестала резким отказом пресекать все предложение тренеров, которые шли вразрез с ее задумками, иногда переступая себя и не понимая к чему это приведет, соглашалась с ними. Шепс это все видел, но никогда не сопоставлял все факты вместе. Да, он признавал, что за сезон она выросла в профессиональном плане, поэтому сейчас старался ставить программы более психологически сложные и осмысленные. Но вот все изменения в ее поведения в свободной от катка жизни в круговерти каждодневной рутины он даже не замечал. Это все отлично укладывалось в несколько сломавшийся принцип работы: не привязывайся. Сейчас правило было нарушено. Шепс все равно пытался сохранять барьер в общении с Джебисашвили: личное хоть и перетекало на лед, но оставалось в рамках дозволенного. До сегодняшнего момента. Он, правда, не знал как к ней относиться. Ребенком было назвать трудно, но и взрослым человеком тоже. Для него Лина застряла в каком-то промежуточном состоянии. Хореограф лишь нервно тряс головой, чтобы вытряхнуть назойливые рассуждения о том, что все Линины подмигивания, ухмылки, резкие взгляды на что-то да намекают. Это все нарушало его личную гармонию и образ непоколебимого хама, коим считался в первые дни их знакомства. Вот только Лина давно для себя перешла все грани, когда в эмоциональных порывах беспрепятственно кидалась ему на шею. Сама того не замечая, фигуристка привязалась и стала практически зависима от его внимания. Она не ревновала к одногруппницам, которые казались ей пятнадцатилетними соплячками, требующими минимальной вовлеченности Шепса в их тренировочной процесс. А вот про саму себя такого Лина сказать не могла. Теперь главный тренер отошел на задний план, поэтому все слова, брошенные Виноградовой, улетели с молниеносной скоростью в пустоту. Олег же стал самым настоящим центром притяжения в ее вселенной, поэтому любой взгляд в свою сторону спортсменка расценивала как взаимность с его стороны. В девятнадцать лет она тайно навыдумывала себе таких радужных иллюзий, которые совершенно не вязались с серьезным и собранным образом на льду.