Заповедник: гениальная идея и (или) помешательство

      В 3D моделировании и собственном воображении предполагаемые обитатели заповедника выглядели весьма нестрашными, а забавными — ему даже понравились их тентакли разной формы, похожие были скромно припрятаны в одном из углов дальнего отсека лаборатории под маленькой табличкой с корявыми иероглифами, значение которых Лог так и не понял, и ещё, как по секрету шепнула Карин, в подвале тюрем, гордо именуемых ею же обезьянниками. Там в прошлом (да и, не кривя душой, сейчас) томились бедные заключенные, ожидая, когда им вспорят живот — что, как справедливо считал Лог, было даже милосерднее, ибо родитель был тем ещё садистом — или же заставят корчиться в муках ради науки (стоит ли говорить, что одно это слово приводило подопытных в необъяснимые судороги вроде смеси экстаза и мучений умирающей чайки?).       Одно время Лог не прислушивался к монологам Суйгецу, которому часто было не с кем поговорить, но после нашел в них что-то интересное: помимо ворчания, что всё и все задолбали (Лог это прекрасно понимал — отсутствие отпуска и средств не сказывалось положительно; если родитель ему лично что-то платил, наверное, из-за родственных связей, то Суйгецу он во многом решил освободить от такого тяжкого бремени, как деньги), там ещё были слёзы и сочувствие к названным родственникам. Долго, очень долго Лог не понимал, про каких таких родственников идёт речь, но в какой-то момент обратил внимание на грустный взгляд Суйгецу в сторону отсека с теми пресловутыми тентаклями. И действительно, те, кажется, имели морскую природу, причём, кажется, осьминогами не были. Но, скорее всего, были живыми — вот в чём парадокс. Самое плохое, что про них он практически ничего не знал, хотя и обыскал всю научную часть библиотеки родителя. Тот, кстати, впервые на памяти отказался что-то объяснять и вообще перевел тему. Лог сделал вид, что этого не заметил, однако понял, что его научное любопытство пробудилось ещё сильнее.       Свойства живых организмов он изучил ещё давно, подробно разбирая каждое, а потому без зазрения совести мог применить свои знания на практике и оценить степень жизнедеятельности любого существа или предмета. К сожалению, подойти ближе к объекту исследования не удалось по соображениям безопасности — Суйгецу вещал, что тентакли обладают вспыльчивым нравом — а поверхностное изучение довольно неточное, но… Те явно были живыми. И явно хотели на него напасть, но недаром он был сыном великого и ужасного. Быстро капитулировал, используя виртуозные техники и разрушающих все вокруг змей. Родитель потом даже высказал за поломанную технику, недовольно щурился и вообще выглядел невесело. Оно и понятно — траты. Но, может, и не только… ведь и техники там практически не было. Так, малый генератор. Починить его — раз плюнуть, честно говоря.       Садизм в родителе мирно уживался с мазохизмом, как подозревал Лог. Тот посещал отсек с тентаклями нечасто, но регулярно. Оно было и понятно — мучить себя смертным людишкам он бы не разрешил, а стопроцентное желание сделать себе больно наверняка давало знать. Выглядел после он всегда довольным, пусть и каким-то уставшим.       Лог мысленно пожурил родителя за то, что тот так и не рассказал про тентакли. Ибо они были у многих обитающих здесь, на специальной космической станции, существ. У некоторых прикреплялись к чему-то, похожее на туловище, у других же жили почти как самостоятельное тело. Техника переноса сюда отняла последние силы, и он прилёг в уголок, внимательно наблюдая за окружающими вещами. Вернее, существами. Некоторые мирно ели что-то непонятное, на вид несъедобное, и вообще выглядели дружелюбно (правда, как только один из них повернулся передом, а не задом, и сверкнул чем-то огромным и острым, отдаленно похожим на зубы, Лог невольно поёжился и подумал о поспешных выводах), другие гуляли и вели себя как-то дико, третьи спаривались. По крайней мере, именно на сей процесс были похожи их нелепые телодвижения. Все были настолько заняты своими делами, что его, к счастью, не замечали. До поры до времени.       Один очень интересный вид, красные шарики которого (наверняка заменяющие глаза) жили отдельной от миниатюрного тела с огромными тентаклями жизнью, обратил на него свое неземное внимание и даже, кажется, подмигнул одним из шариков. Вообще вид этот был чрезвычайно интересен и выделялся от остальных своими неуемными сексуальными аппетитами. Если другие потихоньку спаривались со своими сородичами и после безотрывного и, судя по всему, многочасового секс-марафона валялись полумертвые (а некоторые — именно мертвые, скорее всего, самцы, павшие смертью храбрых), то этому виду сородичи были не нужны. Он вообще тут наблюдался в единичном экземпляре, хотя Лог не исключал, что где-то может быть ещё такой же. Вид безостановочно раскидывался своими яйцами в самом что ни на есть прямом смысле слова, устраивая яйцекладку каждому, кто попадался на пути. Логу даже показалось, что виду было неважно, самец это или самка. А может, все они тут гермафродитами были, кто ж их разберет.       Так или иначе, вид этот, как бывалый разведчик, подкрадывался незаметно к беснующимся парам… а лучше сказать, группам, ибо любовь тут была повсеместной и численного ограничения не имела (коротко говоря, всё тут были одни сплошные оргии), и подстраивался сзади. Вообще Лога это заинтересовало: вид явно знал, как подойти, чтобы не быть изгнанным — или же был настолько беспардонным, что ему не отказывали. Или же… всем было всё равно, одним меньше или одним больше. Но всё же Логу казалось, что у этого вида есть крохи разума, ибо где-то же здесь жили разумные! Или… не жили, так как Оцуцуки не терпели конкуренции. Наверное, человечество по их канонам тоже подлежало полному уничтожению, а вот такие низшие существа, как эти, вполне могли сгодиться на новое для поглощения мясо. Правда, Лог не знал, какую чакру у них там пожирать, но в условиях дефицита любой плод сладок. А может, Оцуцуки вообще развлекались, как родитель, когда просматривал по внутренним камерам оставшихся в экспериментальной среде подопытных, попивая чай, хихикая и для пущего вида говоря о тяжёлых буднях злого гения. Лог иногда тоже смотрел, а иногда натыкался на снисходительный и даже добрый взгляд, такой, каким обычно смотрят на несмышлёнышей. Вспоминал ли родитель его истинный возраст, считая слишком маленьким, или наоборот забывал, что малыш уже видел в лаборатории всё, что можно и нельзя, неизвестно. В такие вечера он обычно запрещал смотреть и гнал от себя. Хотя, может, вообще уединения хотел. Его часто было не понять.       Вид тем временем отлепился от остальных и стремительно направился к нему. Тентакли взвились в воздухе, выделяя то ли смазку, то ли сперму. По крайней мере, Лог теперь имел ещё одно ценное знание — тентакли в лаборатории наверняка имели сходную природу с этими и под горячим нравом Суйгецу подразумевал страстный нрав. По отношению к родителю такие мысли не укладывались в голове, но зато теперь многое было ясно. Он теперь сомневался, сможет ли спать спокойно, зная, что где-то на базе обитает подобное чудище, желающее захватить всех и каждого в свои оковы… Как обвил его сейчас этот вид. На миг Логу стало страшно, и всё тело пробил холодный пот.       Судя по наблюдениям, вид этот откладывал эластичные яйцеклетки в виде яиц, а после оплодотворял их своей же спермой. Этакий хитрый паразитический механизм, отличный от партеногенеза и основанный на желании размножаться и невозможности сделать это в своем теле. Вероятно, организмы этого вида были не приспособлены под вынашивание, поэтому и находили своеобразных инкубаторов для потомства. И, похоже, вид нашел очередную жертву — его самого — и теперь пытался найти в его теле специальное для этого отверстие. Надо признать, с логикой у монстра всё было не так плохо, и Лог опять заподозрил у него разум. С одной стороны, всё это могло стать новым опытом и вещественным доказательством, даже результатом похода — родитель наверняка исследовал бы эти яйца вдоль и поперек и в искусственных условиях довел бы их до полноценных особей… Правда, их извлечение означало бы больше мороки и риска, легче было бы дать яйцам полностью созреть в организме — почему-то казалось, что созревание их было недолгим — и явить на свет уже живых существ, но от этой мысли Логу знатно поплохело. С другой стороны, сам процесс и неудобство — а инкубаторов разносило, как бочек — не вселяли доверия. Но наука… Когда монстр перешел к более активным действиям и порвал плащ, собираясь добраться к исподнему, Лог плюнул на науку. Гораздо важнее было собственное тело и душевное здоровье, которое и так пошатнулось от всех новых открытий.       Оттеснив монстра змеями, Лог осмотрелся по сторонам в поисках выхода, но не нашел ничего на него похожего. Монстр, по-моему, принял это за забавную игру, ибо пошёл на него с ещё большим энтузиазмом. Нет, это был не гнев, а именно энтузиазм. Лог чертыхнулся и попытался сосредоточить чакру, чтобы направить ее в единую точку и создать энергетическую прореху в пространстве, дабы через неё перенестись атомами обратно на землю в задуманное место. Правда, оставался нюанс — расщепленное для переноса тело могло не собраться в нужном порядке (или не собраться вообще) при сильной торопливости. Здесь нужно было действовать вдумчиво и разумно. Чакры было не так много, восстановиться полностью она ещё не успела. Сейчас перед ним лежали два пути — либо пробовать отправиться домой, не обращая внимания на риски, либо отдаться монстру. Бегать от него по всей станции или защищаться техниками, лишая себя последней чакры и шанса оказаться в родных стенах, вообще было глупо. Снова откинув монстра змеями и пытаясь ими же его и удержать — тот ревел, бесился и ещё больше махал тентаклями — Лог прикрыл глаза и попытался сосредоточиться. Это получилось успешно — открывшееся энергетическое пространство было вполне надёжным и наверняка бы не закрылось в пути.       Он почти не понял, как очнулся. Плечо ужасно болело, будто на него положили раскаленный прут, а вокруг была темнота. Кто-то здесь или плакал, или стонал. Катакомбы были явно родительские, поэтому Лог сначала подумал, что попал к заключенным. Но судьба была той ещё злодейкой — или зря, зря он перед отправкой думал про того монстра и его тентакли… В темноте вырисовывались очертания маленького генератора, а знакомая комнатка была тёмным и дальним отсеком лаборатории… Стонали тут, несомненно, не от боли, хотя и этого исключать было нельзя — вдруг у тентаклей были садистские наклонности. Вроде стонала женщина. Карин…       Лог с трудом поднялся и на цыпочках вышел из комнаты, а потом, оказавшись в светлом коридоре, поволокся куда глаза глядят. Почему-то захотелось чашечку чая с саке. И, желательно, не одну. С десяток. Родитель наверняка любил эти тентакли, и узнай он о том, что их использует кто-то другой без его ведома…       — Ты уже тут? Как всё прошло? — вопросы заставили вздрогнуть. Откуда ни возьмись появился саннин. Родной, не обремененный лишними наростами, пусть и со своими тараканами в голове. Озабоченными тараканами… Лог захотел его обнять, но вместо этого странно хрюкнул. А ведь вроде ещё даже не пил…       — Знаете, а тентакли сходны со змеями даже… — пробормотал он, но родитель сделал вид, что не услышал. Больно лицо его было хитро-недоуменное. — Я потом… всё расскажу.       Родитель внимательно на него посмотрел и кивнул, наверняка сразу решив не мучить лишними вопросами. А потом направился в сторону заветного отсека — Логу даже и мысли не в голову не пришло, что, помимо того отсека, там ещё есть комнаты исследований. Чутье подсказывало, что в последние Орочимару не собирался.       — Не ходите туда. Не надо. Там занято… — ляпнул Лог, особо не задумываясь. Родитель оглянулся, кажется, даже удивился, пожал плечами.       — Занятым надо помогать… Тебе не кажется, что только сообща можно достичь наивысших результатов? — он хмыкнул, озадаченно оглядел рваный плащ. — Приходи в себя, потом посмотрим, как дело было.       — Посмотрим? — подозрительно пробормотал Лог, но родитель уже не слышал.       Теперь Лог не хрюкнул, а крякнул. И понял, что десяток чашечек будет мало. Очень мало.