Уйти тихо и спокойно

Утро… такое спокойное, солнечное и радостное утро. А может, нет? Может, небо, за долгие годы не избавившееся от смога? Темно-серые поля, пропитанные нефтью и машинным маслом, на которых виднелись лишь полусгнившие пни, иссохшая речка, оставившая после себя лишь канаву с отходами и спертый воздух, которым попросту невозможно дышать. Посреди этого ужаса стоит высокий неуклюжий дом, который, казалось, был ближе к падению, чем Пизанская башня. Заколоченные окна и общий потрепанный вид дома отпугивал любого, кто бы хотел приблизиться к нему… Старик, по виду, как и его жилище, такой же неуклюже долговязый и уставший от бренности бытия, смотрел своими потухшими некогда ярко-голубыми, а сейчас серыми глазами сквозь щели между досками на возвышающиеся вдали металлические стены, ограждающие свой маленький мирок от того, что ждало снаружи. Из-за общей серости окружения и загрязненного воздуха было сложно разглядеть само изваяние, даже светящаяся надпись больших размеров казалась не такой уж и яркой. И как издевательски ее фонарики были направлены прямо в сторону дома, в то самое окно. Находкинс поморщился и отошёл от окна, очнувшись от некоторого транса задумчивости, который накатывал уж слишком часто. Неудивительно, после стольких лет, проведенных в полной изоляции от общества, от мира в целом. Единственное, что осталось у него ценного, так это воспоминания, которые, к сожалению, по большей части были не самые позитивные. Но то, что осталось хорошего, он бережно хранил в своей уже не особо крепкой памяти. Вот, что сталось с некогда известным на весь мир магнатом, придумавшим чуть ли не революционное изобретение — всемнужку. Как оказалось позднее, не так уж она и была нужна всем. А что в сухом остатке? Жизнь проведенная на кладбище, которое сам он и устроил, которое было постоянным напоминанием ему о содеянном. Но один ли он виноват? Это вряд ли. Желание признания и власти не возникло из ниоткуда, взяв начало из детства Находкинса. Семья, которая не верила в него. раньше он думал, что это нормально и все так живут. Но ведь далеко не все проводят последние годы жизни на пепелище праздника жизни. Кажется, Находкинс был единственным таким. Да… А как появился Лоракс из первого срубленного дерева. Столь нелестно отозвавшись о таком великолепном изобретении, он лишь подстегнул тогда ещё совсем юного предпринимателя, который с большим остервенением стал трудиться, чтобы доказать всем, на что способен. Пытался, не обращая внимания на летевшие в него помидоры и оскорбления, делал не благодаря, а вопреки. «Ну что, доказал?» — иногда вопрошал старик сам себя вслух, удивляясь звучанию собственного голоса. Уже не звонкого и жизнерадостного, а скрипучего и чуть хриплого. Проснувшись от очередного приступа глубокой задумчивости и обнаруживая себя посреди комнаты, старик по возможности выгнул спину до характерного хруста, чтобы хоть немного облегчить регулярно возникающую боль в пояснице. Высокий рост вовсе не играл ему на руку, лишь добавляя проблем. Давно бы уже помер здесь в одиночестве, но этот день все никак не наступал. Чувство вины и какой-то незаконченности жизни тяжелым камнем лежали на душе, не давая ей воспарить к праотцам. Как жизнь хочет его ещё наказать за содеянное? Даже то драгоценное семечко, что уцелело каким-то чудом, он не мог посадить. Почва была слишком загрязнена, юный росточек бы просто не выжил. И казалось, что выхода нет. Но судьба столкнула его с одним мальчиком: Тедом, который пробрался сюда каким-то чудом. Несмотря на некоторую ворчливость, присущую пожилым людям, которую Находкинс обнаружил в себе только сейчас, он был рад появлению человека здесь. Хоть какого-то собеседника в этой глуши. Пусть парень с детской нетерпеливостью не особо вникал в историю старика, желая перейти, наконец, к сути, но сам рассказчик не торопился, вспоминая все заново. Будто какие-то старые и забытые механизмы и шестеренки завертелись и заработали, проясняя туман в голове и глазах… Всё же отдав настойчивому Теду семечко, Находкинс отнюдь не почувствовал свалившегося камня с души, но всё же свет пробился в нее. Может, не всё ещё потеряно. Каждой частичкой своего тела он надеялся на это Грохот сломавшейся стены быстро дошел до ушей старика, привыкшего чуть ли не к гробовой тишине вокруг себя. Свет понемногу пробирался через щели между досками, будто немного робко забираясь по выцветшей зеленой ткани плаща, потом перчаток и не менее выцветшей розовой всемнужке до лица старика, чуть щурящегося с непривычки. Топор, которым некогда было срублено первое дерево, теперь разрубал ту границу между миром и стариком, сослужив последнюю службу своему хозяину.

***

Яркое нежное солнце обогревало своими лучами уже заметно подросшие Трюфельные пальмы. Ожившая природа долины радовала глаз, все дышало жизнью и обновлением. Животные возвращались в родные края. Но пока что все было тихо... утро и обитатели леса только-только просыпались. Добрая половина из них обустроилась дома у старого Находкинса. Пусть и ворчливого, но невероятно радостного видеть этих чудных созданий и в особенности Лоракса, по которому как оказалось он очень скучал. Сложив руки за спиной и чуть наклонившись, он любил бродить с заступником лесов меж молодых деревьев и говорить совершенно о разных, возможно даже бессмысленных вещах. Возвращение в социум было для Находкинса слишком трудным шагом, для него компания духа и лесных зверушек была куда приятнее, так что единственной ниточкой между ним и Всемнужвиллем был Тед, хотя и он крайне редко навещал старца, на что сам Находкинс вовсе не обижался. Он чувствовал, как с его души по маленькими кусочками спадает тот камень вины. Вдыхая полной грудью чистый воздух и не отрываясь смотря на голубое небо с его белыми облачками своими уже чуть подслеповатыми глазами, отшельник чуть улыбался, невольно пуская скупую слезу и тут же ее смахивая перчаткой. Слишком стал сентиментальным, видимо. Уход за деревцами стал его медитативным занятием и даже когда ростки уже не требовали столь бережного обращения, Находкинса это вовсе не останавливало. Но в это солнечное утро он не проснулся. Заснул навеки. Пусть этого никто и не заметил сразу. Он ушёл тихо и мирно, совсем не так, как однажды пришел в эту долину ещё совсем юнцом. Но что же он оставил после себя? Он оставил после себя важный урок всем последующим поколениям, оставил великолепный новый лес, искупив вину перед природой. Но главное, что он оставил этот мир спокойно. Ничто больше не держало его здесь, ничто не приколачивало его к этой бренной жизни. Дом его зарастет лианами, скрывая жилище от чужих глаз, время там остановится навсегда, и только пыль покажет, насколько тот стал древним. Почтительная тишина будет витать вокруг и даже цветущая лесная жизнь своим шумным потоком будет затихать, дабы не нарушать покой. Но, если бы Находкинс мог осознать все за доли секунды до конца, то был бы очень рад. Чему рад? Этого мы уже никогда не узнаем