Адам

      День начался не с кофе. Ещё затемно где-то по соседству шумели сквоттеры, а когда их успокоила полиция, кто-то долго и безуспешно ругаясь заводил машину. Едва получилось заснуть — зазвонил будильник.       В холодильнике стоял одинокий пакет прокисшего молока, в банке на столе закончилась арахисовая паста.       Адам апатично смотрел в окно, всухомятку жуя кусочек хлеба с изюмом и вспоминая минувший вечер. Кто-то, кажется, был в его постели, но ушёл после полуночи. В стекле он уловил своё отражение — небритое, уставшее лицо — и вздохнул. Сейчас он пойдёт в веломастерскую, поработает, и жизнь наладится.       Отчасти ему было жаль, что мастерская находилась на противоположном берегу канала и её можно было разглядеть из окна, — так хотелось прокатиться с утра на велосипеде и развеять мысли. Крутанув на пальце кольцо с веером разномастных ключей, он оглядел жилище и закрыл дверь.       Без остановки зевая, Адам ждал, пока поднимутся автоматические ставни. В мастерской почему-то было холоднее, чем снаружи. Он включил свет и радио, надел рабочий фартук и сел за дела. Перетянул спицы, поставил колёса, настроил тормоза — поставил галочку в тетради. Укоротил цепь, подтянул болты — поставил другую галочку. Чувство удовлетворения от завершения дел попроще вдохновило взяться за велосипед, над которым его мастерская ломала головы несколько дней.       Велосипед приехал из-за границы и во многих смыслах был нестандартным: допотопные ободные тормоза, странноватый диаметр колёс, экзотичная рама. Владелец хотел свой транспорт, как он выразился, «оголландить»: установить изогнутый руль и планетарный переключатель передач взамен обычного. В любом другом случае такую работу можно было бы завершить за полдня, но ни один новый руль не влезал на место старого, а настройка переключателя представляла собой сомнительное предприятие — полную замену спиц и себестоимость задней втулки. Практичнее было бы купить старый и неубиваемый велосипед на барахолке за бесценок — такой не жалко, если угонят, что случалось сплошь и рядом. Но никакие доводы на владельца не подействовали.       Ну а раз клиент готов платить, кто такой Адам, чтобы отказываться от денег? Финансы его были в полном порядке, однако он не шиковал и откладывал каждый лишний евроцент. Помимо веломастерской, он имел несколько подработок. В разное время дня и ночи он бывал водителем пожарной машины, официантом в дорогущем ресторане, водолазом-спасателем, почтальоном и продавцом в магазине сыра. Немного хаоса в жизни не помешает.       Вскоре подтянулись напарники. Даан тоже был механиком, а Ренс занимался реставрацией и покраской. Перекинувшись с Адамом парой слов о погоде, они разошлись по своим рабочим местам. Мастерская ожила, к звуку радио присоединились голоса парней, редкие ругательства, звон инструментов и скрип их «пациентов», но такой шум Адам любил.       Эту мастерскую он открыл всего год назад. До этого он пять лет снимал помещение в другой части города, где с ним работали Йонас и Рулоф. А до них были Бастиаан и Марта. А до них Крис и Ади… Через несколько лет он, сославшись на болезнь, банкротство или обстоятельства непреодолимой силы, попрощается с Дааном и Ренсом, наймёт фургон, погрузит инструменты и поедет в другой район, дальше от центра. Появятся новые знакомые, которых он временно будет считать друзьями, и через них найдёт одного, а лучше двух напарников.       Он воспринимал личное одиночество как побочный эффект самого факта своего существования. Являя собой Амстердам, он старался жить как обычный человек, но его чувства и память выходили далеко за пределы человеческих и принадлежали городскому сознанию. Быть бессмертным означало, что во все века найдутся мерзавцы, готовые на что угодно ради секрета вечной жизни, а люди тем временем будут болеть и умирать. Дружба же с себе подобными зачастую была специфической, ну а те, кого Адам бы причислил к друзьям, жили далеко. Города, привязанные к своим жителям и местам, не могли надолго их покидать, отчего увидеться с приятелями раз в десять, а то и в двадцать лет считалось нормой. В конце концов, в отношения порой вмешивались политика и конфликты… Он привык ни о чём не сожалеть.       После одиннадцати заглянула за своим велосипедом Зои. У неё их было три — дешёвый, электрический и спортивный, — и каждый побывал в руках у Адама не один раз. На соревнованиях Зои для победы не жалела ни себя, ни велосипед; улицы города казались ей ещё одним гоночным треком. Держа огромный букет оранжевых тюльпанов от неё и глядя, как она с ускорением несётся вниз по улице и уворачивается от выехавшего на перекрёсток фургона, он поймал себя на мысли, что внутренне ликует и хочет, чтобы Зои никогда не менялась. Кто-нибудь упрекнул бы: как безответственно для того, чьей главной заботой должны быть жизнь и здоровье людей. К счастью, Адам глубоко плевал на чужое мнение.       — Плевать тебе или нет, это правда безответственно, — скрипуче упрекнул голос за спиной.       Развернувшись, Адам задумчиво посмотрел вдаль, на дома, стоявшие вдоль повернувшего за угол канала, пожал плечами и вернулся в мастерскую, совсем не заметив визитёра — невысокого мужчину в сером костюме.       На самом деле, конечно, заметил, но намеренно проигнорировал. Лондон Темсон никогда не оказывался ни на чьём пороге ради чашки чая или дружеской беседы. Впрочем, не отличаясь лицемерием, он редко пытался скрыть свои корыстные цели за ненужной вежливостью. Адам ценил прямолинейность и практичность в подобных людях. Однако Лондон был менталистом — умел читать мысли и без спроса лез в любую доступную ему голову, а это было преступлением против личных границ Адама. Впрочем, он не обижался — пока что только принимал к сведению.       Он поставил тюльпаны в выуженную из недр подсобки вазу. Затем как ни в чём не бывало вернулся к работе. От двери и окон его заслонили велосипед, покрышки и инструменты, висевшие на закреплённых в потолке крюках. Он повнимательнее прислушался к радио, к голосам ребят, сконцентрировался на задаче и с этой целью пересчитал спицы у колеса. Раздался звонок — в мастерскую зашёл клиент. Даан, на ходу вытирая руки о фартук, поспешил к нему.       — Goede morning. Ik zoek voor mister IJdijk, — нарочито громко произнёс всё тот же скрипучий голос, но Даан, услышав, что клиент говорит с ошибками, тут же переключился на английский. Спустя минуту он ушёл в подсобку, поманив за собой Адама.       — Хочет поговорить именно с тобой, — сказал Даан, плотно закрыв за собой дверь. Увы, двери от менталистов не спасали, но парень об этом не знал. — Какой-то странный дядька…       — В каком смысле?       — Ну… он жуткий. Похож на мафиози. Заканчивал мои фразы. И как будто знал, что я собираюсь сказать.       Адам ничего не боялся, но чувствовал необъяснимый испуг Даана словно свой собственный. Это была одна из самых странных вещей в его жизни: испытывать свои чувства и чьи-то ещё одновременно, когда они не совпадают и контрастируют.       — А что ещё он сказал?       Парень нерешительно уставился на него, как будто сам не готов был поверить в то, что собирался сообщить.       — Посоветовал не волноваться о Джо… Но откуда ему знать про Джо?       Терьеру Даана накануне сделали операцию, и он пока находился в клинике под надзором врачей неподалёку от мастерской. Его и звали Джо.       А Лондон, по всей видимости, пытался подействовать Адаму на нервы; впрочем, безуспешно.       — Не знаю. Давай-ка я с ним поговорю. А вы с Ренсом идите на обед, — Адам хлопнул напарника по плечу, возвращая ему присутствие духа. — Проведайте Джо на обратном пути.       Дождавшись, пока ребята уйдут, он вышел к Темсону, поприветствовав его всего одним словом:       — Некрасиво.       — Мне нужно было поговорить с тобой. Это важно.       Адам смотрел на него не мигая, потом вздохнул.       — Мы типа приятели, так что я скажу по-дружески. Одно дело — копаться в чьих-то мыслях. Совсем другое — пугать этим моих людей.       В его голосе и словах не было явной угрозы, но Лондон понял его правильно и не стал спорить.       — Я не хотел пугать. Но я понимаю его… у меня тоже есть пёс.       В отличие от Темсона, Адам не был телепатом, однако он умел взвешивать чужие слова и безошибочно понимать, врёт его собеседник или нет. Зная об этом, Лондон почти никогда не осмеливался ему лгать. «Кому в голову пришло подарить этому типу собаку? Не сам же он её завёл…» — недоумевал Адам, но вслух сказал:       — Так себе извинение. Ну и что тебе от меня нужно?       Но прежде чем узнать об этом, он выслушал историю про то, как некий магический артефакт будто бы попал в недобрые руки, и требуется во что бы то ни стало найти его раньше всех, иначе быть большой беде. Поскольку Лондон делился информацией выборочно, Адам напрямую спросил, о каком таком артефакте шла речь. Ответ был любопытным: ключи от города. Едва в его памяти всплыла история с собственным ключом, как телепат Темсон тут же ухватился за эту мысль.       — Ты знаешь, о чём я говорю.       — Я только знаю, что для Луи Бонапарта мои ювелиры сделали ключи, которые я поднёс ему на подушечке. А позже сделали ещё одни для Наполеона. Якобы его чем-то не устроили первые. И те и другие чисто символически лежат в Музее истории имени меня. В общем. При чём тут я?       — Ни при чём. Просто хотел с тобой посоветоваться.       Забыв о способности Адама распознавать ложь — или, скорее всего, по привычке, — Темсон соврал. Его слова ощущались распирающей болью в нижней челюсти; хотелось выковырнуть то фантомное, что застряло между зубами, и сплюнуть под ноги лжецу. Амстердам на мгновение прикрыл глаза, мысленно сосчитал крестики на своём флаге. Выдохнул. Боль ушла.       — Попробуешь ещё разок?       По лицу Лондона сложно было что-либо понять: он всегда смотрел насупленно и с раздражением, будто делал великое одолжение окружающим одним только присутствием своей седой персоны. Единственное слово, явственно читавшееся в его глазах, было: «Иди-от». «Сам ты идиот», — подумал Адам в ответ.       — Я всё слышу.       — Мне бы твои проблемы. Так зачем я тебе понадобился?       — В деле замешаны русские.       — Сочувствую. И?       — Мне нужен кто-то, с кем они пойдут на контакт. — Повисло молчание, и Темсон добавил: — Вы друзья. По крайней мере, были.       Адам склонил голову и, слепо глядя на инструменты, постарался оттолкнуть от себя светлое, доброе воспоминание, дабы уберечь его от телепата. Затем снова посмотрел на него.       — Кто именно замешан в этом твоём деле?       — Москва.       — Почему ты говоришь о ней во множественном числе?       Лондон шумно выдохнул, едва не закатив глаза.       — Потому что рано или поздно он окажется в это втянут — сам или под влиянием обстоятельств.       — Кто?       — Тот, про кого ты так упорно не думаешь, — мстительно прищурился Темсон. — Твой любимчик, баловень и практически крестник — Санкт-Петербург.       «Какая же ты скотина бездушная. Klootzak», — сказал про себя Адам, не изменившись в лице. А вслух добавил:       — Так. На ключи мне плевать. Помогать я тебе не буду. А Петер умный мальчик, сам в пекло не полезет, себя в обиду не даст. Класс? Класс. Мне тоже нравится… — взяв телепата под локоть, Амстердам повёл его к двери и вышел вместе с ним. — Надеюсь не видеть тебя в ближайшие годы, дружище! — добродушно заметил он, повесил табличку «Закрыто» и повернул в замке ключ.       — Что происходит?..       — Ну, тебе пора на поезд. А мне — на обед.       — Но…       Адам широким шагом пошёл в направлении Рембрандтплейн, вокруг которой всегда найдётся чем перекусить. Затем он остановился и отправился назад, причём спиной вперёд. Темсон так и стоял у веломастерской с несколько потерянным видом и, вероятно, ждал каких-то объяснений.       — Не знаю, кто и что тебе внушил про ключи, — заговорил он тихо, но Лондон прекрасно его слышал, — однако в мире есть вещи интереснее и опаснее ваших безделушек. — Он выдержал драматическую паузу. — Оракулы, вещие сны… acqua alta…       К вящей радости Адама, Лондон всё-таки закатил глаза.       — Спасибо ни за что, — прошипел он, развернувшись на каблуках.       — Обращайтесь никогда! — салютовал Амстердам и отправился за обедом, прикидывая на ходу, хочет ли он крокету на пышной булочке, большую порцию картошки с майонезным соусом, простой сэндвич с сыром и ветчиной или всё вместе. Да, всё вместе. А после обеда можно будет пройтись, погреться на редком в этих краях солнышке, не торопясь вернуться в мастерскую. А вечером напроситься к соседям на балконное барбекю; придётся, правда, купить бутылочку — виски? винца? — и каких-нибудь закусок. Или сделать самому эти закуски, так вроде бы дешевле. И душевнее. Главное, что дешевле.       Спустя полчаса он уселся на покатой спинке моста, свесив ноги вниз и болтая ими в такт пришедшей в голову мелодии. Ветерок шумел молодой листвой деревьев; по каналу, почти не тревожа воду, шли маленькие лодки. Вокруг ни души, и самое главное: ни одного желающего соврать. «Ну что за жизнь!», — довольно подумал он и, убаюканный весенней идиллией, задремал, навалившись на ограду моста.       Неизвестно, сколько он проспал: одновременно казалось, что и вечность, и всего пару секунд. Разбудил его щедрый залп воды, вылитой на голову. Подскочив на месте, он ударился о перила, а затем неприятно приземлился на зад.       Слева от него смеялась тонкокостная Амстель, покровительница реки. Справа возвышался крепкий, не по сезону загорелый Эй, владыка старого залива, ныне озера. Они называли себя богами, и Адам с ними не спорил; в конце концов, у каждого есть право на самоидентификацию. Они сели рядом, по обе стороны от него, хотя, конечно, в их исполнении это походило на сюрреалистичное превращение в две вязкие тёмные капли, которые затем снова обрели человеческие очертания.       Потирая ушибленную макушку, Адам угрюмо смотрел на Амстель. Она любила пошутить, и порой это было слишком жестоко, но река была далека от понимания концепции жестокости. Тогда, чтобы снова заслужить доверие, она достала что-то из сумки, которую всюду носила с собой.       — Гляди, что я нашла. — Это был велосипедный замок с ключом, весь в мерзких коричневых водорослях. — Слышала, ты что-то такое обсуждал с Лондоном…       — Не стоило с ним так грубо, сынок, — хрипнул Эй.       — Дорогой, у тебя ведь совсем не будет друзей, — посетовала Амстель.       Амстердам насупился.       — Опять подслушивали? Вы мне не папа с мамой. И это было вовсе не грубо. Я очень вежливо послал его с его же просьбами. Он ничего не делает без выгоды для себя. Это не дружба.       Они помолчали. Когда тишину нарушил Эй, тон у него был совсем другим, и Адам понял, что дело серьёзное.       — Вещие сны и acqua alta — не твой секрет и не наш, хоть мы рассказали тебе о нём, — тихо заметил Эй и почесал бороду. — Не стоило об этом говорить.       — Я особо и не говорил.       — Порой достаточно простого упоминания.       — У Темсона на уме совсем другие вещи, — проворчал Амстердам в ответ. — Как добраться до ключей, чтобы первым шантажировать остальных, и как произвести впечатление на Париж, а затем опять разбить ей сердце. Сильно сомневаюсь, что он вообще запомнил. А если и так — вспомнит, когда будет поздно.       Амстель взяла руку Адама в свою; её прикосновение было освежающе влажным и холодным. Он повернулся, встретив её бесконечно понимающий, проницательный взгляд на лице, похожем на его собственное, как искажённое рекой отражение.       — Милый, я знаю, ты хочешь помочь. Наводнения — это не шутка, вовремя говорить о них важно. Но ведь ты сказал, просто чтобы повредничать, чтобы отомстить ему.       — Ты способен на большее, сынок, — вторил Эй, хлопая его по плечу. — Далеко не каждому удаётся подружиться с водной стихией, не говоря уж о том, чтобы позаимствовать у рек их могущество.       — Просто направь себя в созидательное, гм, русло, — подмигнула с улыбкой Амстель. Затем она, резко сменив тему, снова указала на велосипедный замок. — Тебе нужен? Я заберу…       Адам посмотрел на неё с недоверием.       — Зачем он тебе?       Эй махнул рукой; видимо, у них на эту тему уже был разговор, и не один.       — Не спрашивай. Изобретает подводный велосипед. В буквальном смысле.       — У Адама такая уютная мастерская! — Амстель театрально всплеснула гибкими руками. — Почему у меня не может быть мастерской?       — Потому что на велосипедах ездят по земле?       — А дно — это разве не земля?       — Х-ху, — басовито выдохнул Эй. Этим звуком он обычно давал понять, что спорить дальше не намерен. — До скорого.       Он встрепал Адаму волосы широкой ладонью, а Амстель звонко поцеловала в щёку. Друг за другом они скользнули каплями вниз, став тёмной водой канала.       Адам шёл до веломастерской в задумчивости. «Ты способен на большее». А что, если большего не нужно? Откуда вообще рекам знать, на что он способен? Однажды они дали ему бесценные знания, и Адам, применив их в жизни, до неузнаваемости перекроил землю и воду вокруг себя. Но они по сей день оставались его главными союзниками и, прямо как настоящие родители, ничего не просили взамен. И как настоящие старики, они медленно и неумолимо впадали в забытье, превращаясь в городских сумасшедших. Веломастерская Амстель где-то на дне канала — не первая её причуда. Что, если она и Эй потеряли остроту суждений и ясность мысли?       «Чтобы отомстить ему». Ха. Адам умел задеть словами. Если бы гостю удалось вывести его из себя, он бы просто вскрыл карты и надавил на все болевые точки, и Лондон бы сторонился Нидерландов ближайшие сто лет… Но правда, зачем он ляпнул про вещие сны? Покичиться тем, что он тоже что-то знает? Показаться загадочным? Или ляпнул со зла, потому что ничего не может сделать с этим секретом, не может остановить ход времени, чужие амбиции, опасные заигрывания с будущим… Как ни крути, а вышло дёшево, совсем не в его стиле. Амстель и Эй были правы; как и всегда.       Лениво прикидывая, как и когда бы ему навестить Петера, он вставил ключ в знакомую дверь, но та не поддалась: оказалось, парни уже вернулись с обеда. Даан сообщил, что Джо уже довольно бодрый и завтра отправится домой. Ренс, хохотнув, заметил: «У тебя был обед в Эйндховене? Вроде бы там обещали дождь». «Нет, он искупался в канале, — отозвался Даан и прикрыл нос рукой. — От него пахнет речной водой». Отмахнувшись, Адам с самым серьёзным видом заявил: «Какой-то господин уронил с моста золотые часы… Но он тоже хорошо плавал, так что пришлось их ему вернуть».       Чуть позже, пока никто не видел, Адам высушил себя движением руки и вернулся к работе. Ещё одним движением наполнил бутылку на столе ледяной водой. Stay hydrated! — гласила открытка, прикнопленная к стене. У Амстердама не было с этим проблем.