В плену фантазии

      Есть категория звонков, которым лучше всего оставаться пропущенными. Аня считает, что все звонки Разумовского можно отнести к этой категории. — Олег, мне нужна твоя помощь! — взбудораженный голос Разумовского прозвучал из динамика, когда они уже заканчивали ужин. — Я собираюсь возродить Чумного доктора!       Волков вскинул взволнованный взгляд на Аню. Девушка улыбнулась, собирая со стола пустую посуду — она не лезет в его дела, особенно в те, где фигурирует Разумовский. Волков же считает, что такие новости по телефону сообщать нельзя. Прихватив бокал и бутылку вина, Воронова уходит на веранду, плотно закрывая за собой дверь. Она уходила со странным чувством. Словно у неё что-то украли, пока они спокойно ужинали. Девушка присела на крыльцо. Хорошей идеей было выбраться за город на пару дней. Старая дача какого-то профессора, что почил несколько лет назад. Теперь его потомки пытаются выжать максимум выгоды из дедушкиного наследства.       Воронова плеснула в бокал ещё вина, пытаясь сбить горечь, что осела на языке. Аня зажмурилась, пытаясь успокоиться и унять дрожь в руках. Сколько лет длиться вся эта история? Планы и мечты, смех и надежда сменились сумраком тюремной камеры и запахом больничной палаты. Сколько лет вырвано из жизни? Сколько лет исчезло в песках и земле чужих стран? Она не сможет пережить все это заново, ведь Аня знает каждый его шрам, каждую отметину, особенно те, что были нанесены рукой Серёжи. Её просто не хватит.       Олег поджимает губы. Откуда ему знакомо это чувство уходящего времени? Словно он снова что-то теряет. Серёжа продолжает вещать в трубку что-то о справедливости и мирных людях, а Волков думает о другом, о более приземленных вещах. Вкусная еда, тёплый дом и супермаркет по выходным. Торт на день рождения — её личная инициатива. Чистая постель, а не смятый спальник в Сирии или твёрдые простыни в больнице. Чувство нежности. Чувство нужности. И Аня, его Аня. Волков тяжело вздыхает, трёт переносицу грубыми пальцами и произносит тихо, но уверенно. — Нет, Серый, это без меня.       Что-то тёплое падает на её плечи, Аня вздрагивает, чудом удерживая бокал в своих руках. — Увлекла загородная жизнь? — улыбается Олег и садиться рядом. Воронова замечает вторую бутылку вина в его руках. Они прощаются, да?.. — Здесь так тихо, — она пытается прогнать звенящую тоску и поднимает голову вверх, изучая звёздное небо. Открытое. Безграничное.       Аня не знает, как ей придётся жить дальше. Она словно все это время жила взаймы, но вот теперь судьба забрала у нее все, да еще и с процентами.       Волков бессовестно разглядывает девушку, словно до этого никогда не видел. Что ему нужно от неё? Что-то из прошлой жизни, ради чего он всегда возвращался домой, возвращался к ней. После Италии он поклялся себе, что отдаст ей все, что Аня только пожелает.       Олег думал, что он должен ненавидеть Серёжу за все то, что случилось в его жизни. Но не получалось. Даже в детстве, не то что сейчас. Серый и он — часть единого целого, чего-то реального, забытого до детдомовских времен. И ненавидеть Разумовского — все равно что ненавидеть собственные руки или голову.       Аня смотрит на жидкость в бокале и не понимает, от чего Волков медлит. Срывать пластырь с раны надо резко, а не тянуть мучительно и больно. Она прикидывает, что может отправиться на вокзал прямо сейчас, взять любой билет, найти работу и ходить в офис как обычный человек, но понимает, что скорее утопится в озере, который найдет по пути в город, чем будет так жить. — Олег, ты не понимаешь! Это все будет по-другому! — Серёжа слишком воодушевлен своей идеей, чтобы принимать отказ. — Я не стану помогать тебе в этой затее. Мы не перестаём быть друзьями, двери моего дома по-прежнему для тебя открыты, но пойти на такое я не готов. — Я же не прошу тебя стать чумным доктором! — обиженно сопит Сергей. — Просто проводить тренировки пару раз в неделю.       Волков знает, что пары раз в неделю будет недостаточно. — Это из-за Ани, да? — интересуется Разумовский. — Я понимаю, что её положение рядом с тобой сильно теряет свою роль. Но если на прочность ваших отношений будут влиять какие-то тренировки, есть ли в этом смысл?       Олег закрывает глаза, сжимает кулаки и тяжело дышит, пытаясь не сорваться на лучшего друга. — Аня — моя семья. И даже думать не смей о том, что её положение в моей жизни не прочное, не то, что говорить. — Вы даже не женаты, Олег! — возмущается Серёжа, состроив обиженно выражение лица.       Волков вдруг ныряет в свои прошлые воспоминания, а точнее в разговор, что состоялся пару лет назад. До Сирии, до Чумного Доктора, до того, как они стали международными террористами. — Серый. — Да?       Разумовский оторвал глаза от ноутбука, уж слишком радостной была интонация его друга. — Я сделал Ане предложение! — Ага.       Между ними возникла пауза. Тяжёлая и тягучая, как нуга. — Это все, что ты можешь сказать? — Волков усмехнулся, ставя на стол бутылку какого-то алкоголя. — Ну.. Наверное... Я, знаешь ли, не знаток в том, что нужно говорить в таких случаях. — Обычно, люди говорят: «Поздравляю»! — оповещает его Олег, отправляясь на кухню, или её подобие, за бокалами. — Да, точно, поздравляю, Волче!       У Ани с Серёжей никогда не было тёплых взаимоотношений. Нет, девушка, конечно, всегда была рада лучшему другу своего возлюбленного в их доме, но назвать их друзьям было нельзя. — Какой у тебя непростой друг, — призналась Воронова, когда познакомилась с Серёжей. — А что, бывают другие? – по-доброму усмехнулся Олег, натягивая шапку на её чудесную голову. — Здорово было бы здесь остаться, — тихо произносит Аня, вырывая Олега из невеселых мыслей. Она словно обращается сама к себе, а не к мужчине, что сидит рядом. — Мы могли бы здесь остаться, — неожиданно отвечает ей Волков. Его голос теперь всегда звучит тихо и с заметной хрипотцой. Воронова часто шутит, что в старости ей явно придётся носить слуховой аппарат, чтобы слышать то, о чем будет говорить Волков. А он сам просто хочет дожить до этой старости с ней.       Аня смотрит на него с удивлением, и Олега все больше поглощает эта мысль и собственная фантазия. — Что? Мы бы правда могли остаться. Выращивать фрукты и овощи, придерживаться здорового образа жизни. Завести ребёнка.       Последняя фраза звучит очень решительно, и Аня невольно улыбается, представляя малыша на руках Олега. — Могли бы, — соглашается девушка.       Волков перехватывает её ладонь, двигается ближе и смотрит так влюблённо и преданно, что сердце щемит. — Тогда давай останемся, а? Снимем этот дом или купим свой, заберём все вещи, которых у нас даже для двоих немного. — Заведём собаку, — подсказывает девушка, сплетая их пальцы.       Это игра. Просто поделиться фантазией и мечтами, как в детстве. — Да, эта мысль мне тоже очень нравится, — Волков встаёт и поднимает Аню на руки. — Но пока я хочу заняться другой нашей идеей. — И какой же? — Воронова обхватывает его шею, понимая, что на ноги её поставят только в конечной точке. — Завести ребёнка, — улыбается ей Олег, толкая дверь здоровым плечом. — Или хотя бы попытаться.       Аня тихо смеётся, но с удовольствием отвечает на поцелуй, оказавшись на широкой кровати. Ей не хочется думать сейчас о том, что завтра её ждёт пустой дом и прощальная записка. И как же девушка удивиться утром, когда зайдёт на кухню, где будет невероятно вкусно пахнуть блинчиками, и где Олег негромко будет переговариваться с кем-то о покупке дома.