В плену фантазии

Саша знает – у Сережи бывают проблемы с социализацией. Больших усилий ему стоит перешагнуть через собственное «я», девушка не торопит события в их отношениях. Со временем они придут ко всему, ведь психологический покой Разумовского гораздо важнее. И ей уже совсем невдомек, что с чувствами к ней ему приходится бороться с самим собой. Птица называет любовь слабостью. Презрительно фыркая каждый раз, когда Сережа с щенячьим восторгом смотрит на Воронову. Птица всегда считал, что родился каким-то несовершенным, ибо, сколько себя помнил, в нем все было не так. Будто сама жизнь была против него. Будто кто-то ошибся, явив его на этот свет, не в то время, не в том месте, не в том теле, в конце концов. Делиться с Сережей приходилось многим. Идеями, временем, чувствами, которые он так отчаянно презирал. Птица не имел никакого понятия о любви, эмоции Серёжи пробивались к нему сквозь толстую пелену. Великий соблазн испытать незнакомое ощущение. Сергей боится. Мысли Птицы кажутся ему собственными, когда пернатый «друг» рассуждает о том, что девчонка отвлекает их от важных дел. Но Саша не отвлекает. Она приносит с собой стимул не умереть за компьютерным столом, когда в глазах пестрят цифры. Она теплыми ладонями разминает затекшие мышцы и приносит с собой запах какао, в которое Разумовский, каждый раз робея, просит добавить цветного зефира. Тело предательски реагирует на ее прикосновения, расцветая под девичьими пальцами. Но в собственном теле он не один. Пройдет время, и его безумный кровожадный двойник, жаждущий справедливости, воспрянет и не угомониться, пока не достигнет цели. И все, чего Сережа боится — что Саша станет препятствием для Птицы на его пути справедливости. Больше всего ему нравится наблюдать за ней во сне, хоть и никогда Каратель правосудия в этом не признается. Птица застывает в дверях, стягивая с себя ненавистную белую рубашку, ебал он этот официальный стиль. Саша уже в постели. На его телодвижения она не шелохнулась. «Спит или не спит?» – думает Птица, забираясь на другую сторону их общей кровати. Думал механически, потому что никакого дела ему не было до того спит она или притворяется. Конечно, Сереженька бы сразу уткнулся носом в ее волосы, нежно поглаживая тонкие плечи, скрытые под их футболкой. Птицу тошнит от его телячьих нежностей и он презрительно фыркает на просьбу Сережи, демонстрировано отвернувшись от девушки. Дорогой костюм свалил кулем при входе в комнату — на утро это будут уже не его проблемы. Он сиротливо приткнулся к Саше сбоку, сохраняя разумную дистанцию, чуть потянув одеяло на себя. На поиски второго вставать было лень. Пернатый сам не понимает, в какой момент все начинает меняться, когда прикосновения теплых рук вызывают приятное чувство в районе груди и оживление в паховой области. Сережа наблюдает за изменениями затаив дыхания, Птица фыркает. — Ты позволяешь ей слишком много, Тряпка. Теперь любуйся: наше тело — экспонат в учебнике биологии на тему пубертатного периода. Птица всю жизнь придерживался позиции – «мне и одному хорошо», брезгливо транслируя миру, саботируя любые возможности сближения с людьми, но с Сашей ему действительно хотелось завести отношения, «снять себя с ручника». Птица боялся, стоило ему открыть рот, чтобы съязвить очередную ерунду, как он начинал мямлить что-то совершенно не похожее на человеческую речь. Было стыдно. И каждый раз он сбегал в кабинет, пряча свое смущение за экраном ноутбука, ожидая, что Сережа сам разберется с этой проблемой. Но однажды Птица сам пришел к ней. Не царапаясь, не огрызаясь. Демонстрируя сволочный характер, просто положил голову на ее колени, как часто делал Сережа, пытаясь сбежать от внешнего мира. Он пришел к ней такой уставший, потрепанный – хотелось простого куриного супа, которым пахло от ее пижамных штанов, а не очередного «пафосного» рецепта от повара из ресторана с Мишленовской звездой. Птице впервые хотелось почувствовать завтра на вкус вне его мстительных обязательств. Проснуться утром в мягком сплетении с ее телом, послушать хриплый ото сна голос. Она называла Сережу своей любовью. И Птица мечтательно зажмурился, представляя, что так она обращается к нему. Прижимаясь носом к ее животу, в голове мужчины промелькнула мысль «пусть так будет всегда». Пусть рушатся города, уходят на дно океанов континенты – они будут навсегда. Порой он думал, что может дать ей кроме абстрактных нежности и любви, идущих в базовых настройках по умолчанию? Если может Сережа, то и он тоже, верно? — Красивые женщины — проклятие моей вечной жизни, — улыбнулся Птица, на все протесты Сережи. Птице нравилось притворяться Серёжей. Ему нравилось притворяться Серёжей рядом с ней. Подобно голодному псу, что выпрашивал кусок хлеба, Птица выпрашивал ласку. Кладя голову на её колени, он мечтал о том, чтобы всецело поглотить её любовь, став единственным его объектом. Птица хотел, чтобы она любила его, а не Серёжу. Да, прежде были в их жизни мгновения, когда сильно хотелось отправить все куда подальше и выписать себе по каталогу другую жизнь. Так было в детском доме: Сережа мечтал о семье, о теплом доме и о румяных пирожках на выходных. Птица мечтал отомстить всем обидчикам. Но о таком чувстве, что возникает рядом с Сашей, не мечтал никто. Он постепенно учился настраивать себя, свое существование, мысли на новое понятие: «любовь». Учился думать и чувствовать, не причинять боль, а дарить удовольствия, чтобы Саша не ушла, чтобы подольше прижималась к нему, позволяя зайти дальше. Иногда удавалось, иногда нет. Это все было новым и необычным для животных инстинктов Птицы: он делал ошибки и сам исправлял их. Любые ссоры, даже самые бурные, которые Воронова списывала на усталость после напряженных переговоров, забывались, стоило Птице коснуться губами ее ладоней. Птица ревновал, чувствуя, как Сережины пальцы скользят по ее плечам. Он рычал, срываясь на отчаянный скулеж. Ревность – это умение распознать конкурентов и защитить «свое». Даже если конкурент — ты сам. Он глупо улыбался. Каждый раз, когда Сережа тянулся, чтобы воздвигнуть между Птицей и Сашей дистанцию, забрать ее себе, пернатый был готов бить до последнего. Спустя столько лет одиночества быть рядом с тем, кто понимает его, разделяет чувства надвое, было упоительно приятно. Но рядом был Сережа, этот испуганный воробушек, который вполне может оказаться его врагом в этом вопросе. Кто-то из них должен был сказать Саше о маленькой проблеме, но каждый отчаянно оттягивал этот момент. А если она уйдет? Ведь ни один из них не переживет такую потерю. Птица не спрашивал разрешения остаться у Сережи, а он не настаивал, им с Сашей было хорошо в уединение. Он вообще его не приглашал вмешиваться, Птица просто остался, и Сереже пришлось тесниться, чтобы остаться вместе с ним. — Я не собираюсь делить её с тобой, Тряпка, — острые пальцы отдаются болезненным толчком на груди Серёжи. — Она моя. Всегда была моей. Сережа противостоял, кусался, злился. А Птица вспоминал Сашу, на теле которой проверил все до последней родинки. И на каждом участке ее кожи оставил свою печать. Совершенно счастливый мужчина снова возвращался к работе, не обращая на терзания второй личности совершенно никакого внимания. Он был готов построить вокруг нее не только свою башню. Построить вокруг нее свою жизнь. Зачарованный он смотрел, как Саша, подпевая очередному бездарному певцу, что звучал из динамика ее телефона, готовит для них ужин. В отношениях с Сашей Птица живой, теплый, нежный. Понятно, что временами они будут царапаться об острые углы друг друга, главное, не считать, что однажды испытанное «некрасивое» чувство перечернет все хорошее, что было между ними. — Саша имеет право знать правду, — твердо решает Сережа. — Не посмеешь, — щетинится Птица. Зубами он готов вгрызаться в глотку обидчика, даже если это его глотка. Сережа испуганно отступает назад, сжимая кулаки. Он любит Сашу, он хочет быть рядом с ней, а не делить те редкие моменты, когда Птица слишком занят своими «коррупционерами». Сергей часто ловил себя на мысли, что попал в любовный треугольник. В их странном любовном «треугольнике» страдают все. Сережа, Птица, Саша. Осталось только понять, какое звено в их треугольнике занимает Птица? Главного ли хищника? И кто тогда он? — Ты ведь любишь ее, — Разумовский делает еще одну попытку. — Саша должна знать правду, и мы должны будем принять любое ее решение. Сереже тоже страшно, что она уйдет. Воспримет все за дурацкую шутку, лишь способ бросить ее так красиво и оригинально. И если Сергей готов к этому, готов скрепя сердце, отпустить ее, то Птица нет. — Это горькая правда, но если любовь требует жертв, она их получает. Птица спихивает разговор на Сережу. Сам он не в состоянии произнести эти слова вслух. Потому что ему просто не хватало мужества. Птица боялся правды. Одно дело – знать, что ты ни на что не способен, под гнетом эмоций, другое дело – что ты такой от рождения. Сам он лишь бы снова утянул Сашу в свои объятия, хоть напоследок он должен был насладиться ароматом ее кожи. Птица ее не отпустит. Его любовь вполне можно назвать безумной. Он почти готов запереть ее в башне, как принцессу, возложив себе роль дракона. Пернатый хмуро наблюдает, как меняется выражение на лице Саши. Мелькает отчаянная мысль, что вот сейчас она встанет и покинет их навсегда. Сережа на одном дыхании, сбиваясь и путая слова, пытается донести до Вороновой их общую проблему. Птица перехватывает контроль, успокаивая дрожащие руки. Да, они живут буквально на головах (в головах) друг друга, и иногда у них просто нет выбора. — Сереж, это все.. — Слишком? – Птица старается, чтобы его голос не звучал так холодно, но Саша замечает смену интонации, по инерции вскидывая голову. — Тебе ведь в голову никогда не приходило, что тут же рядом существую я, — длинные пальцы нежно перехватили подбородок, заставляя его обладательницу заглянуть ему в глаза. — Другой, не похожий на него. В глазах Саши страх, и Птица почти ненавидит себя. Опускаясь перед ней на колени, мужчина утыкается лбом в ее бедро. — Прости, прости, прости, — едва слышно произносит Птица, и внутри замолкает даже всхлипывающий Сережа. — Только не уходи, пожалуйста. Мы без тебя не сможем. Он впервые говорит «мы» в контексте не их тела, а скорее личности. — Если ты захочешь, я при тебе больше появляться не буду, — Птица сглатывает, слова даются ему с трудом. — Я оставлю вас в покое. Только не уходи, ты Сереже нужна. Пальцы робко касаются его волос, нежные поглаживания, которые обычно приберегают для уличного кота, побитого жизнью. — А тебе? – шепчет девушка. — И Птице нужна, — шмыгнув носом, объявляет вернувшийся Сережа. Его руки обвивают ее ноги, и вот Разумовский уже один сплошной мертвый груз. Воронова сползает вниз, на один уровень с Сережей. В глазах Разумовского страх, и он почти готов принять тот факт, что она сейчас уйдет. Его последняя надежда. А в груди становится мерзко от чувства, что это солнышко вообще можно бросить. Девушка прячет свое лицо в его растянутой олимпийке. Найти контакт, сосуществовать где-то в середине между его двумя личностями. Замирает даже Птица, жадно ловя ее шевеления. «Скажи хоть что-нибудь», — молит пернатый, и Разумовский охотно с ним соглашается. Напряжение в его плечах спадает, когда пальцы сцепляются в нежный замок на его спине. — Я не уйду, — обещает ему Саша. Ее голос звучит глухо и тихо, но им этого вполне достаточно. Они оба ее мужчины. Они вместе. Они семья.