Жопороги ада

      Женя ошарашенно уставился на стойку. Увиденное его не порадовало. А где?... Он пару раз моргнул в тщетной надежде на какие-то внезапные зрительные галлюцинации, но ни скотч никуда не исчез, ни прикрывавший его декоративно-функциональный элемент не появился. Женя поднял взгляд на уже изрядно заполнившую зал толпу и мрачно поинтересовался прямо в микрофон:       - Какая сволочь спиздила бандану со сцены? - и обвёл суровым взглядом сначала замершую в священном ужасе публику, а потом и оцепеневших с выпученными глазами коллег-музыкантов.       Вообще, предположить, что всё пойдёт по упомянутому им органу, можно было ещё в гримёрке.       Всё и все почти с самого начала будто специально нагнетало какую-то странную деструктивную атмосферу, стараясь выбить из позитивного или хотя бы профессионального настроя.       Начать с того, что в гримёрке, не смотря на зимнее время года (а быть может, именно благодаря ему и возомнившим себя не иначе как адовыми печами чугунным батареям) стояла неимоверная жара. Вспотели все без исключения. Даже Женя иногда промакивал повлажневший лоб салфеткой, хотя его терморегуляция вполне позволяла выдерживать накал. Чего нельзя было сказать о Юре.       - Я сейчас даже пудриться не буду, - заявил он, останавливаясь рядом с Женей, но глядя не на него, а на вяло натягивающих концертные костюмы коллег, - Смысла никакого нет - либо стечёт, либо вместе с потом сотру.       Женя, не оборачиваясь, протянул за спину салфетку. Юра, боковым зрением, заметив движение, забрал её и почти остервенело протёр лицо.       - Спасибо.       - Могу предложить душ! - весело усмехнулся, материализовавшийся перед Юрой Лебедев, сжимая в руке кем-то забытый пульверизатор. Вообще-то с ним успели поиграться поочерёдно все, даже Женя, хихикнув, опрыскал стоящий на гримёрном столике фикус (а может и не фикус - Женя в зелени не разбирался). А вот теперь в роли фикуса оказался Юра.       И не только он.       - Ты... ты что... что наделал? - возмутился Женя, наконец отворачиваясь от зеркала и впиваясь взглядом в Лебедева, - Ты мне волосы облил!       - Совсем немного, - попытался неуверенно оправдаться Лебедев, отступая на несколько шагов от разозлённого и разом растерявшего всю свою ангельскую миловидность, зато приобретшего взамен какую-то скрытую, совсем не характерную ему грозность, вокалиста. Лебедев уже имел несчастье получить нагоняй от Жени после одного из концертов. И приобрёл славу единственного и неповторимого человека, сумевшего довести Женю до точки бурления.       - Немного? Да ты хоть знаешь, что с волосами от влаги происходит? Они опять завьются! - взвыл Женя, разом беря такую высокую ноту, которую до этого у него ни на концертах, ни в студии ещё ни разу взять не получалось.       - А неплохо вышло, - спокойно сказал Юра, отстраняя от ближайшего к Жене и наиболее пострадавшего уха зажимающую его ладонь и мотнул головой, вытрясая излишки звука, - Зафиксируй фишку - ещё пригодится.       - Я их два часа выпрямлял, - сбавив тон до тихого почти шёпота пожаловался Женя. И теперь Лебедеву действительно стало стыдно.       - Ну извиниииииии, - покаялся он.       Женя тяжело вдохнул и, вновь отвернувшись к зеркалу, включил в розетку "утюжок".       Впрочем, сам концерт прошёл вполне себе гармонично. Ребята выложились на все сто, Женя ни разу не перепутал слова, зал довольно орал и бесновался, подпевая и, казалось, перекрикивая не только вокалиста, но и барабаны. В общем, Женя был доволен собой, музыкантами, зрителями и даже Лебедевым. Теперь можно было наконец умыться, стирая с себя неизбежно растёкшийся грим, переодеться во что-то не пропитанное насквозь потом и хлебнуть чая, если кто-нибудь додумается его предложить. Или если удастся наконец отловить Максимкина и отправить его за добычей пропитания (вернее, пропивания).       Странно, но в гримёрке Женя почему-то оказался в гордом одиночестве. Таааак! Не порядок. Куда подевались Герр и Ларс, отвлёкшийся на стоящего рядом со сценой и жаждущего общения фаната, Женя не видел, но Юрон вроде бы следом шёл. Может, он с тем же фанатом до сих пор лясы точил? Так вроде бы уже минут пятнадцать прошло. Позвонить? Вот только телефон Юрин наверняка где-то тут среди баулов и лежал. Женя встал, твёрдо намереваясь отправиться на поиски если ни Юры, то Максимкина и потребовать у него наконец хотя бы воды, потому что в гримёрке обнаружились только пустые пластиковые бутылки. Но до двери он не успел дойти всего каких-то трёх шагов, когда она распахнулась.       Протискиваться в дверной проём втроём было не очень удобно. Впрочем, сейчас Процко был в том состоянии, когда его это мало волновало. Упорные попытки затормозить повисших на нём коллег-музыкантов - тоже. Сначала они всё-таки застряли, как пробка в узком бутылочном горлышке, а потом, как всё та же пробка вылетели, вваливаясь в гримёрку. Процко приземлился мягче всех - на Мамонтова. Он поднял голову и с удивлённым умилением уставился на длинные светлые волосы, обрамлённые ярким ореолом света. Склонившееся над ним лицо из-за этого контрового, не падающего на него света, рассмотреть не удавалось.       - Мадам, вы мой ангел? - расплываясь, как ему казалось, в очаровательнейшей улыбке, поинтересовался Процко.       - Сейчас посохом по лбу дам! - пригрозил Женя, - Какая я тебе мадам?       - А говорил, что стихи не сочиняешь, - прохрипел Мамонтов, пытаясь выкаробкаться из-под придавившего его к полу тела.       Кривенков рядом сел и попытался спихнуть Процко в бок, Женя потянул того за руку, помогая.       - Мда, девчонки на концертах на меня снизу вверх, конечно смотрели. Но мужики к моим ногам ещё никогда не падали. Тем более оптом, - задумчиво сообщил Женя, разглядывая Процко.       - Радуйся, что не голые, - хмыкнул Кривенков, видимо что-то припомнив из своей буйной молодости.       - Да Боже сохрани! - перекрестился Женя.       - А вы чего до сих пор тут? - удивился Максимкин, заглядывая в гримёрку, - Там поклонники автографы ждут. Ух ё! - выдохнул он, заметив живописный натюрморт на полу, - Герр, когда ж ты так накидаться-то успел? Концерт только закончился ведь! И почему без меня?       Женя закатил глаза, но комментировать последнюю реплику их директора не стал.       - Дир, где мой чай? - вместо порицания излишних алкогольных возлияний, поинтересовался Женя.       - А что тебе его не принесли? - удивился Максимкин.       "Как будто я бы спрашивал, если б принесли", - подумал Женя, но вслух говорить не стал, только отрицательно покачал головой.       Максимкин нахмурился и, пообещав:       - Сейчас! - скрылся за дверью.       - И мне чай! - крикнул ему вдогонку Кривенков, - И шоколадку!       Буквально через пять минут в гримёрке появился Юра, несущий чайник, в сопровождении двух хорошеньких, но суровых девушек с кружками, шоколадкой и вазочкой с песочным печеньем. Женя тут же сцапал одно. Мммммм. То ли печенье действительно было таким вкусным, то ли Женя таким голодным и растратившим громадное количество калорий во время беготни по сцене, но за первым печеньем из вазочки исчезло второе, а затем и третье. К моменту, когда ему наконец налили чай, Женя уже примерялся к застолблённой Кривенковым шоколадке. Впрочем, Дед не возражал. Тем более ему было не до этого - он настойчиво, поддерживая кружку под дно, заливал крепкий чай в Процко.       - Жеееень, ты чай допил? - заговорщецки спросил вновь заглянувший в гримёрку Максимкин.       - А что? - насторожился Женя.       - Да тут один... кхм... заказчик появился...       - И чего он хочет? - ещё больше насторожился Женя. Заминки директора его начинали пугать.       - Скоро Новый Год и всё такое...       - И? - поторопил Женя.       - Он что, хочет нас на новогодний корпоратив позвать? - не выдержал Юра.       - Нет, - отмахнулся Максимкин, - Вернее, хотел бы, но я сразу ему сказал, что это не вариант.       - Тогда в чём дело? - нахмурившись, продолжил допытываться Юра, - Автографы пусть ещё пять минуточек подождут, мы сейчас Герра в чувства приведём и выйдем.       - Да не, - вновь отмахнулся Максимкин.       - Да не тяни ж ты презерватив за кончик! - не выдержал Кривенков.       - Короче, заказчик хочет фото с вами в новогодних декорациях, - наконец выдал Максимкин.       - В смысле? - уточнил Женя.       - Ну, обмотать вас мишурой, серпантином, дождиком. Что там ещё есть?       - Это без меня! - отбрил Женя, представив себя, в блестючем, неприятно колющим шею боа из ёлочной мишуры, - Эта же полная безвкусица! Да ещё и лезет везде - в рот, нос, уши. А в волосы набьётся! Это ж потом фиг вычешешь!       Максимкин приуныл. Видимо, заказчик в этот раз попался щедрый. Женя оценил скисшую моську директора и задумался, уходя в себя. А потом вновь сосредоточился на Максимкине и деловито уточнил:       - Сколько платят?       Юра, слушая азартный торг вокалиста с директором, меланхолично пережёвывал печенье и потихоньку смирялся с тем, что они сейчас, как детсадовцы младшей группы обвешаются ёлочными украшениями и пойдут в народ. И сколько же будет дурацких фоток!       - Хорошо, - согласился наконец Женя, - но только при условии.       - Каком?       - Сейчас мы идём, раздаём автографы, а твой заказчик ждёт. И только в последнюю очередь мы возвращаемся вместе с ним в гримёрку и уже тут фоткаемся в мишуре. И только с ним.       Максимкин открыл было рот, но, напоровшись на устало-укоризненный Женин взгляд, закрыл его и выскользнул за дверь.       Слаженного облегчённого вздоха он уже не слышал.