Звёзды над нами | The Stars Above Us

Сириус Блэк разделял свою жизнь на четыре периода. Первый – детство. Это время было наполнено радостью и печалью, смехом и болью. Дни, когда он был беззаботным ребёнком, представляли собой постоянную борьбу между светом и тьмой. Его детство началось во тьме, у кончика палочки матери и её неодобрительного взгляда. Но впервые оказавшись в Хогвартс-экспрессе, он твёрдо решил, что выбирает свет. Встретив Джеймса Поттера и Ремуса Люпина, Сириус понял, что никогда не будет похож на своих родителей, потому что в его сердце было слишком много любви. С того самого дня он знал, что всегда и везде будет искать тот небольшой лучик света, пробивающийся сквозь тьму в этот мир. Его детство и закончилось во тьме. Да, формально Блэку было двадцать два года, когда тот оказался под стражей, но в душе он всё ещё был ребёнком. День, когда лучший друг был убит из-за его оплошности, стал концом детства и ему пришлось повзрослеть. Он не убивал своего лучшего друга, без преувеличения брата, но всё равно считал себя виноватым в его смерти. Следующие двенадцать лет в Азкабане были пропитаны страхом и ненавистью к себе. Каждую ночь, закрывая глаза, он представлял улыбку Джеймса, его морщинки вокруг глаз за круглыми линзами в металлической оправе. Представлял, как Лили смотрит на сына с бесконечной материнской любовью, которой его самого лишили в детстве. День изо дня проклинал себя за то, что обрёк юного Гарри на такую жалкую, лишённую родительской любви жизнь – парнишка не заслуживал этого. Но больше всего, лёжа ночью в холодной и тёмной камере, он скучал по своему Лунатику. В день, когда Сириус увидел в «Ежедневном пророке» колдографию Питера Петтигрю, схваченного Корнелиусом Фаджем, начался следующий период его жизни – месть. Сириус Блэк принял решение, что не успокоится, пока не сотрёт Волдеморта с лица земли. Бродяга сбежал из Азкабана, переплыв зловещие воды. Внешняя оболочка – единственное, что осталось от него прежнего, и до самой битвы за Хогвартс он был совершенно другим человеком. Из его глаз исчез огонь, вместе с наивным оптимизмом и любовью к жизни. Если уж говорить совсем откровенно, раны в сердце Сириуса стали затягиваться лишь после, как он своими глазами увидел смерть Тома Реддла – существа, разрушившего жизни сотен тысяч людей. Блэк до сих пор помнил, как пялился на место, где секунду назад стоял человек, создавший весь тот хаос, что царил вокруг. Исчезновение этого монстра открыло в душе Сириуса дверь, которая была заперта и давно забыта. Он упал на колени и зарыдал, хватая ртом воздух, вдруг осознав, что у него наконец-то появился шанс на жизнь. Хотя вскоре после его возвращения из Азкабана Сириус и Ремус воссоединились, их отношения не стали прежними. В течение пяти лет борьбы с Волдемортом они будто цеплялись друг за друга изо всех сил. Бывали дни, когда Лунатик не мог встать с постели, устав от жизни, полной потерь. Это разрывало сердце Сириуса. Сириус чувствовал огромную вину за то, что оставил его в одиночестве. Ведь, хотя Блэк и был заперт, он, по крайней мере, знал, что не виноват в гибели их ближайших друзей. Ремусу же приходилось жить с мыслью, что любимый человек предал тех, кого они поклялись защищать. В те дни, когда Бродяга не мог справиться с яростью, когда он ругался и ломал всё, что попадалось на его пути, Ремус понимал и даже сопереживал. Он знал, что каждый справляется с эмоциями по-разному. В то время как Люпин замыкался в себе и анализировал свои чувства, Сириус позволял эмоциям взять над ним контроль, пока те не поглощали его целиком. Но на следующий день после гибели Волан-де-Морта они посмотрели друг на друга и поняли, что за этой болью скрывается море любви. Через несколько дней после победы в битве за Хогвартс Сириус опустился на одно колено перед Ремусом и попросил его выйти за него замуж – он задал вопрос, терзавший Блэка с шестнадцати лет. Кольцо было стальное, а не серебряное, с надписью на внутренней стороне «Ad Astra per Aspera». Через тернии к звёздам. Сириус благодарил жизнь за второй шанс, но сожалел о потерянных годах. С тех пор он был полон решимости наверстать упущенное. Затянувшийся вечер перетекал в позднюю ночь, пока стаканы лучшего огневиски пустели. И вдруг Сириус озвучил мысль, которая вертелась в голове много недель. — Ты был бы таким хорошим папой, Лунатик, — улыбнулся он, его глаза слегка потускнели от выпитого спиртного. — Ты тоже, — рассмеялся в ответ Ремус. — Я серьёзно, — добавил он, заметив вопросительный взгляд Сириуса. По правде говоря, Сириус никогда по-настоящему не представлял себя родителем. Он помнил, как был сбит с толку, когда Джеймс стал отцом: очевидно, уже тогда они достигли возраста, когда могли бы стать родителями. Мысль об ответственности за другого человека пугала. В тюрьме он даже не думал, что когда-нибудь сможет иметь собственных детей, ни на секунду не сомневаясь, что гнить ему на этом богом забытом острове до конца своих дней. Даже после побега, было сумасшествием привести ребёнка в мир, в котором всё ещё правит Волан-де-Морт. Он отбрасывал эти мысли, не желая подвергать ни одного малыша бедам, которые обязательно настигнут его после смерти отца. Несмотря на то, что он сам только что смело затронул эту тему, у него всё ещё оставались сомнения. Сириус боялся, что как только их семья станет больше, он каким-то образом превратится в отца или, что ещё хуже, в мать. Вдруг его сердце наполнено тьмой, которую он наверняка унаследовал от Благородного и Древнейшего Рода Блэков. Он не был уверен в том, сможет ли стать лучшим родителем, чем Флимонт или Юфимия. Его боггартом, сколько Блэк себя помнил, был Лунатик, лежавший на земле без дыхания. Но однажды всё изменилось. Теперь там был маленький ребёнок, съёжившийся от страха, а Сириус направлял свою палочку на него. Но вместе с тем Сириус хотел, чтобы у Ремуса была возможность стать отцом. И поэтому он тоже станет им, потому что больше не может позволить оставить Лунатика одного. Он смирился с тем фактом, что внутри каждого человека есть и свет, и тьма. Но действительно важно лишь то, какую часть мы выбираем ведущей. — Нам нужно усыновить ребенка, — быстро предложил он, позволяя словам вылететь изо рта прежде, чем он успел бы передумать. — Хорошо, — просто ответил Ремус, не давая себе ни секунды на размышление. — Но сначала нам следует купить нормальный дом, — рассмеялся он, осматривая грязную квартиру, в которой они жили. — Завтра же куплю, — зевнул Сириус. — Конечно, купишь, — фыркнул Ремус.

* * *

Их коттедж в Хогсмиде стал началом новой жизни. Шансом расти и развиваться как единое целое. — Бродяга, почему я должен идти с завязанными глазами? — уже в третий раз спросил Ремус. — А что такое? Тебе не нравится? — хоть он и не видел его, Ремус точно знал, что мужчина поднял брови. — Сними с меня чёртову повязку. В любом случае, я скоро всё увижу, — застонал Ремус. — Таа-даа! — воскликнул Сириус, снимая ткань с глаз. Ремус усмехнулся, глядя на маленький коттедж, стоящий перед ним. Он заметил величественное здание школы, и это заставило полюбить их дом ещё сильнее. Хогвартс был больше, чем просто школой. Он – одно из немногих мест, где пара чувствовала себя как дома. Они поженились в саду своего нового дома через несколько дней после окончания учебного года. Гарри был шафером Сириуса, но все понимали, что парнишка брал на себя эту роль скорее от имени своего отца.

* * *

— В данный момент у нас живёт много детей, — объяснила Матрона. Ремусу было очень некомфортно в приюте. Он слишком напоминал ему Сент-Эдмундс. Но это учреждение было создано специально для сирот войны, у него защемило сердце при виде этой толпы – он хотел усыновить всех. — У вас есть предпочтения по возрасту ребёнка? — спросила она. — Не думаю, — ответил Ремус, понимая, что они только-только решили усыновить ребёнка и ещё не обсуждали, какого именно. — Тогда мы можем встретиться с кем-нибудь из младших прямо сейчас. Они сидели на полу и играли с детьми, которым было от двух до четырёх лет. Сириус отлично провёл время, пока катал маленький мотоцикл по полу, сопровождая действия звуками, вызывающими у детей улыбку. — Матрона! — раздался возглас, а затем в комнату вошла девочка в слезах. — Дорогая моя, что случилось? — спросила воспитательница. — Ребята подставили мне подножку, я упала и поцарапала колено, — вновь расплакалась девочка. Воспитательница вернулась через несколько мгновений, сильно извиняясь. — Другие дети вымещают свой гнев на этой бедной девочке, — воскликнула она. — Для них она виновата в том, что многие больше не увидят своих родителей. Сириус и Ремус обменялись понимающими взглядами, прежде чем решить, что именно эта девочка отправится с ними домой.

* * *

Кэсси Люпин-Блэк очень гордилась своей уникальностью. С тех пор, как её удочерили, и предопределенная безрадостная жизнь вдруг изменилась в лучшую сторону, она твёрдо решила не тратить время зря. Ей есть, что показать себе, отцам и миру. И хотя она уже староста, лучшая студентка на курсе и капитан команды по квиддичу, она жаждала большего. Когда девочка услышала про чемпионат, который должен был пройти в Хогвартсе, она решила – это судьба. Это то, чего она ждала. Кэсси отсчитывала дни до объявления о турнире. Она скрывала существование чемпионата, не говоря ни слова даже самым близким друзьям, проводила вечера в библиотеке, штудируя историю мероприятия или, скорее, его предшественника – Турнира Трех Волшебников. Она догадывалась, что сейчас многое изменилось, но всё же ей казалось, что подготовка необходима. Удалось найти информацию о том, что избранные чемпионы должны соревноваться, выполняя задания, призванные проверить их магические способности, интеллект и храбрость. Она, конечно, знала, что Гарри, её крестный отец, участвовал в турнире на четвёртом курсе, но когда спустя пару недель она получила ответ на письмо с расспросами, тот оставлял желать лучшего. Кэсси, Гермиона просила меня не поощрять твоё участие в чемпионате. Я не знаю, что именно она считает поощрением, поэтому не хочу рисковать. Тем более, для меня весь турнир прошёл как в тумане. Я почти ничего не помню, кроме того, что меня чуть не сжёг дракон, я чуть не утонул в Чёрном озере и меня чуть не убил Волдеморт. Делай с этой информацией, что хочешь. Держись подальше от неприятностей. Или не держись. Решай сама. Я знаю, что у тебя есть карта. Гарри P.S. Джеймс, Фредерик и Лили передают тебе привет. Она нашла вырезки из «Пророка», в которых писали о турнире, но обнаружила, что все они являлись ужасной работой журналистики, в основном сосредоточенной на прошлом Гарри и личной жизни Гермионы. Однако она была рада узнать, что её крёстная мать, похоже, в какой-то момент завоевала сердце чемпиона по квиддичу. Ей предстояло обсудить это с ней за ужином в воскресенье.

* * *

Профессор Малфой готовился к среде в учительской, когда в помещение ворвалась Грейнджер. — Я скоро сойду с ума! — воскликнула она, явно не заметив его присутствия. Она раздражённо топнула, и Драко пришлось сдерживать смех, наблюдая за этим. Внезапно повернувшись и заметив его, она замерла как вкопанная. — О, Малфой, привет! — воскликнула она весело, но как-то натянуто. — Не сдерживай свою ярость из-за меня, Грейнджер, — ухмыльнулся он, прежде чем снова вернуться к «Ежедневному пророку». — Зачем ты читаешь эту ерунду? — спросила она, всматриваясь в движущиеся фотографии на первой странице. — Почему ты сходишь с ума? — парировал он. Она поджала губы и нахмурилась. — Если тебе интересно, то дело в Жаслин Уильямс, — произнесла она, как будто это отвечало на его вопрос. Он приподнял бровь. — Она профессор по Чарам в «Ильверморни». — Ах, это какое-то соперничество между профессорами по Чарам? — пошутил он, явно не воспринимая разговор всерьёз. — Она, она… — начала Гермиона, но вдруг замолкла. Её глаза вспыхнули, как это обычно бывало, когда она особенно взволнована. — Она что, Грейнджер? — переспросил Драко. — Жаба. Драко разразился смехом, а такое случалось редко. — Это лучшее оскорбление, которое ты придумала, Грейнджер? — Но она правда такая, — возразила она, скрещивая руки на груди.

* * *

Итак, профессор Уильямс и профессор Грейнджер, по определению Гермионы, являются заклятыми врагами. В частности, академическими заклятыми врагами. Гермиона получила первую степень магистра в Оксфорде, а затем вторую – в Гарварде. Она всегда мечтала побывать в Америке, и различия в волшебных историях были настолько интригующими, что она решилась на путешествие через Атлантику. Прежде Гермиона не встречала никого, кто мог бы бросить ей вызов в учёбе, пока не познакомилась с Жаслин. Она наконец нашла себе равную, но вместо того чудесного опыта, на который она всегда надеялась, это привело её в ярость. Поначалу она не была уверена, что именно так раздражало в Жаслин. Она действительно раздражала и была невероятно упрямой, но этих качеств недостаточно для ненависти. Нет, только когда Гермиона нашла время для сознательного самоанализа, она поняла, что это, вероятно, было связано с тем, что Жаслин являлась ее точной копией. Вся самооценка Грейнджер основывалась на том факте, что окружающие считали её исключительной, на голову выше остальных, самой яркой ведьмой своего времени. Однако, они с Жаслин были достойны этого звания одинаково, и это напугало Гермиону. Она решила получить вторую степень, даже если единственной причиной для этого было то, что Жаслин могла похвастаться только одной.

* * *

Гермионе нравился кампус Гарварда и её маленькая квартирка на Кембридж-стрит. Но больше всего ей нравилось то, что она покидает Великобританию, хоть и ненадолго. Конечно, Великобритания была в её сердце, но хотелось чего-то нового. Она чувствовала, что застоялась, как будто топталась на месте, не двигаясь вперёд. Гарри и Джинни поженились, создали собственную семью, а Рон переехал к Дину. Гермиона по-прежнему каждую неделю приходила на ужин в Нору, но со временем начала чувствовать себя сторонним наблюдателем, а не частью семьи. Поначалу её мучило чувство вины за то, что придется уехать так скоро после рождения тройни. Но прислушавшись к человеку, чьё мнение очень ценила, в конце концов решила, что нужно хоть раз сделать что-то для себя. Гены Уизли взяли верх, когда Джинни забеременела и рано утром в июне на свет появились трое здоровых детей. Рождение Джеймса Рубеуса, Фредерика Сириуса и Лили Минервы Поттер стало общенациональной новостью: Избранный и Спаситель волшебного мира стал отцом. Гермиона, конечно, была в восторге. По правде говоря, она считала, что нет двух людей, лучше подходящих друг другу, чем Джиневра Уизли и Гарри Поттер. Но в то же время её накрыла легкая ревность, хотя она никогда бы в этом не призналась. Дело не в том, что она ревновала друзей к детям, ведь даже не была уверена, захочет ли когда-нибудь иметь собственных. И дело не в том, что она ревновала их друг к другу, ведь была вполне счастлива в одиночестве. И это было правдой, по крайней мере, какое-то время. Нет, ревность началась с осознания, что все друзья, казалось, перешли на следующий этап своей жизни, неважно какой. Их дорожки были расчищены, кусты подстрижены, а цветы посажены. Путь Гермионы, который когда-то казался понятным, в конечном итоге оказался миражом. Она убедила себя в том, что желание видеть перед собой ясный путь было абсолютно искренним. Отражение, которое она увидела, было не правдой, а тем, чего она желала. А истина на самом деле оказалась довольно простой: Гермиона умела поддерживать всех, кроме себя. К концу войны она понятия не имела, кем на самом деле является и какой дорогой стоит идти. С того дня, как она встретила Гарри и Рона в поезде, Гермиона почувствовала себя частью чего-то. Роль для неё была определена заранее: самая умная ведьма своего времени, мозг золотого трио, книги и знания. Гермиона говорила искренне, когда убеждала Гарри, что есть вещи гораздо более важные, чем знания, но сама не знала как уговорить себя оценивать всё так же. Кто же она, если убрать из списка все прочитанные книги и собранные за годы знания? Когда пыль улеглась и Хогвартс был восстановлен, ей стало очень трудно следовать примеру друзей. Гарри и Рон двигались дальше, как будто последних восьми лет жизни и не было, они были совершенно счастливы забыть и оставить всё позади. Таким образом, даже после получения первой степени Мастера – далеко не каждый сумеет достичь и этого, – Гермиона всё ещё не хотела входить в реальный мир, как его называл Рон. Она чувствовала, что ещё многое не знает как о магии, так и о себе. Но, честно говоря, то, что она покинула убежище знаний и погналась за ними, пугало её больше всего на свете. Конечно, ей предлагали множество должностей в Министерстве, но ни одна из них не заинтересовала. Перспектива быть прикованной к кабинету до конца своих дней, была последним, чего девушка желала. На самом деле именно Малфой предложил ей подать заявление на должность профессора в Хогвартсе.

* * *

24 мая 2001 г; Ботанический сад Грандпонт, Оксфорд. — Грейнджер, Министерство приедет и будет на задних лапах стоять, если это поможет им заманить тебя к себе, — смеялся он, делая ещё один глоток эльфийского вина. Она молчала и такое настроение девушки всегда пугало Драко. Ему нравилась её непрерывная болтовня и то, как её разум, казалось, никогда не останавливался, – он находил это успокаивающим, почти умиротворяющим. — Могу ли я поделиться с тобой секретом? — спросила она. Он обратил на неё взгляд, полный доброты, а не осуждения: эти чувства поначалу с трудом удавалось различить. Девушка чувствовала себя в безопасности в его присутствии, особенно в те ночи, когда кроме них и звёзд не было никого. — Я никогда не хотела работать в Министерстве, — прошептала она. — Я тоже, — прошептал он в ответ, быстро понимая, что впервые признаётся в этом вслух. — Но я не знаю, чем ещё можно заняться, — она повернулась к нему лицом, слегка сдвигая одеяло под ними. Прежде чем сделать глубокий вдох. — Могу ли я рассказать тебе свою самую сокровенную, самую тёмную тайну? — Если ты собираешься признаться мне в любви, Грейнджер… — ухмыльнулся он, но она его перебила. — Я сейчас не шучу, Малфой, — эти слова вызвали лёгкую боль в его сердце, но он винил в этом эльфийское вино. — Хорошо, да, раскрой мне все свои секреты, Золотая девочка, — он поднял бутылку в воздух и ответил с долей сарказма, которым, казалось, в совершенстве владел только он. Гермиона посмотрела в небо, переводя взгляд с одного созвездия на другое. Она успокоилась, когда нашла то, что искала. — Иногда я мечтаю просто покинуть волшебный мир и снова стать маглом, — прошептала она, её голос звучал настолько тихо, что Драко потребовалось некоторое время, дабы разобрать звуки и расшифровать их значение. — Правда? — Думаю, я достигла всего, чего хотела. — Грейнджер, это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал, — просто ответил он. В этот момент он подумал, что её мнение по этому поводу одно из худших, которые когда-либо были высказаны. — А я было подумал, что ты Самая Яркая Ведьма нашего времени, или как там тебя «Пророк» называет. — Малфою сложно осознать, что можно достичь вершины в восемнадцать лет, — пояснила она. — Похоже, ты думаешь, что вершина это просто остановка, а не место, которого нужно добиваться. Она посмотрела на него, очевидно, активно размышляя о только что услышанном. — Ты заслужила своё место на вершине, Грейнджер. Теперь всё, что от тебя требуется – получать от этого удовольствие. — Ты же знаешь, что я не могу просто сидеть и ничего не делать… — начала она, но он перебил её. — Я не предлагаю тебе сидеть сложа руки, Грейнджер, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Улыбка коснулась её губ. — Я имею в виду, что теперь ты можешь делать абсолютно всё, что захочешь. Ты не должна думать о том, чего от тебя ожидают другие люди. Она медленно кивнула, обдумывая слова. — Если бы ты могла делать всё, что угодно, Грейнджер, что бы это было? — Понятия не имею, честно. — Хочешь услышать моё мнение? — Я думала, что не должна учитывать мнение других, — пошутила она. — Моё мнение это совсем другое дело, большое спасибо, — ухмыльнулся он, но Гермиона знала, что это скорее заигрывание, и ей нравилось быть объектом его внимания. — Хорошо, Малфой, что по-твоему я должна делать? — Я всегда думал, что ты вернёшься в Хогвартс преподавать. Малфой действительно думал об этом несколько лет. В первый раз он подумал, что всё сложится таким образом, когда на четвёртом курсе Гермиона, по сути, каждый вечер преподавала Поттеру программу обучения трех следующих курсов в рамках подготовки к Турниру Трёх Волшебников. Затем он убедился в своих догадках на восьмом году обучения, когда ей удалось научить его вызывать Патронуса. — Ты правда так думаешь? — удивилась она. — Ты действительно никогда об этом не задумывалась? — Я не могу сказать, что никогда не думала об этом, но… Если уж на то пошло, Гермиона вообще не особо задумывалась о своём будущем. Всё её существование до недавнего времени было направлено на защиту Гарри, каждый день мог стать последним. Теперь, когда каждый вздох не был наполнен ощущением неминуемой опасности, она поняла, что понятия не имеет, что будет дальше. Она дала волю своей фантазии, представляя себя перед полным классом маленьких детей, слушающих лекцию о Законе Гэмпа, или себя за столом с другими учителями. Она поймала себя на том, что остановила ход своих мыслей. Взглянула на Малфоя, который лишь улыбнулся в ответ. Малфой? — Ты тоже был бы прекрасным учителем. — Я? — он рассмеялся. — Грейнджер, ты можешь себе представить меня, ответственного за маленьких детей? — Да, вообще-то могу. Теперь настала очередь Драко обдумать этот вариант развития событий. У него были планы открыть вместе с Тео аптеку через несколько месяцев. Он уже приобрёл помещение для магазина в Косом переулке и начал искать труднодоступные ингредиенты. Но, честно говоря, парень никогда не рассматривал перспективу работы в Хогвартсе и сомневался, что Макгонагалл вообще его возьмёт на работу. — Может быть, когда-нибудь, Грейнджер, — просто ответил он. — Да, может быть, когда-нибудь.