Мымра

С тех пор как Самохвалов посоветовал с легкой руки приударить за Людмилой Прокофьевной, Новосельцеву она снится почти каждую ночь. Он, во-первых, ничего не понимает в технике соблазнения, а во-вторых, не понимает, как можно быть настолько бесчувственной и как держать всех в железном кулаке. Новосельцев ее боится… Он не может рассмотреть женственности за этими стальными чертами лица и понимает, почему ее называют «Мымрой». Такого отторжения у него не вызвала еще ни одна женщина из всех, кого он когда-либо знал. Он искренне пытается как падшая девица, которой некогда смотреть на клиентуру, найти в ней что-то хорошее, но выходит плохо. Мешает страх, мешает неумение говорить. И в то же время он чувствует, как за этим стальным бастионом скрывается человек со своими обидами и сожалениями. Новосельцеву хочется подойти к ней и, словно в какой-то волшебной сказке, снять с нее покрывало, которое закрывает ее истинное лицо. — Да не нужно мне это повышение! — однажды надрывно кричит он в пустоту осеннего парка, понимая, что попал в капкан из своих чувств. Мымра оказывается не просто человеком, которого он привык видеть перед собой, но еще и женщиной. Слабой, ранимой. Новосельцев чувствует угрызения совести и понимает, что «Мымра» тут прежде всего — он сам.