Фрагменты прошлого в настоящем.
Единственный человек, с которым вы должны сравнивать себя — это вы в прошлом. И единственный человек, лучше которого вы должны быть — это вы сейчас.
Скорее всего будильник звенел уже в шестой, или восьмой раз. Сейран не особо помнила, как каждый раз отключала его одним нажатием тонких пальцев, но ярко запомнила ошеломлённый взгляд в зеркале, когда она поняла, что опаздывает. Все её вещи в этот день летали по квартире, оставляя за собой полной беспорядок в идеально чистом доме. Бессонные ночи за написанием диплома давали о себе знать, именно поэтому Сейран не успела осознать тот момент, когда её голова с грохотом опустилась на ближайшую подушку. В углу спальни стояла законченная и выученная на зубок практическая работа, а на столе лежал тот самый диплом. Наверное, именно этого дня она ждала больше всего на свете. Время пролетело слишком быстро и в отражении Сейран видела уже не юную первокурсницу, а взрослую, состоявшуюся девушку. Но в какой-то период её жизни она определённо свернула на правильную дорогу, оставив позади всё прошлое, которое так терзало душу. Её психолог не раз говорила, что отпустив, мы приобретаем лучшее, чем то, что было прежде. Но когда навязчивые мысли лезли в голову, она не раз задумывалась о том, что её пугает абсолютное счастье. Но была ли Сейран счастлива на все сотни процентов? Возможно. Перспективное будущее, успешная карьера и диплом с отличием. Ведь об этом же она мечтала? И впервые её мечта сбылась. Это было чем-то неожиданным, отрывистым, заставшим её врасплох. Сердце билось с невероятной силой, когда она открывала ключом собственное жильё и не боялась вернуться домой. Сейран и в самом деле была вольной птицей, чьи крылья не сжимали чьи-то крепкие руки. Наверное поэтому она могла улыбаться днями напролёт, смеяться в компании друзей и без страха уходить по ночам. Взрослая жизнь была странной, но довольно интересной. Для большинства людей работа была обременяющим грузом, но с помощью неё Сейран отвлекалась, могла жить в радость даже в те дни, когда валилась от усталости. Но чего-то определённо не хватало. Или кого-то. Но отпускать всегда сложно. Особенно отпускать тех, кто оставил яркий след в нашей жизни. Но Сейран смогла. Выстояла и эмоциональные тяжести, и моральные, но смогла поставить шах и мат собственному существованию. Поэтому прошлое для неё было — прошлым, настоящее — нынешним, а будущее — перспективными возможностями, которые она не в коем случае не отпустит. Не зря говорят, что мы сами пишем историю своей жизни. Преодолеваем те трудности, которые несомненно бы повлияли на нашу судьбу. Некоторые положительно, а некоторые и отрицательно. Но порой мы пожинаем плоды собственных поступков, а виним всех вокруг, но только не себя. И тем не менее, свою вину умеет признавать не каждый, и наверное, этот мир был бы намного лучше, если бы у людей было такое качество. Возможно, рука Сейран дрогнула в момент написания собственной истории, но отныне она писала не переставая. И всё потому, что она сумела признать свои ошибки. Понять, что её неопределённость оставила кровоточащие раны не только ей, а ещё и многим другим. Она осознала, что только повзрослев, мы можем принять своё прошлое каким бы оно не было. И только взрослый человек может обладать той самонадеянностью и отвагой, которой ей так не хватало много лет назад. — Сеансы с психологом точно не прошли даром. — Тихо прошептала она, натягивая на босую ногу вторую пару туфель. Если бы тогда ей сказали, что всё сложится таким образом, Сейран бы не поверила. Нет. Точно бы не поверила. Уроки французского в детстве тоже не прошли для Сейран даром. Порой коллеги удивлялись её манере общения, в которой напрочь отсутствовал акцент. Франция. Именно эта страна последние шесть лет служит ей родным домом. И Сейран готова признать, что так хорошо ей не было даже в Стамбуле. Она до сих пор не могла понять каким образом судьба загнала её так далеко, но при этом была благодарна. Благодарна за то, что новое место жительства, совершенно отличающийся от турецкого менталитет и душевные люди помогли ей найти себя. Но Сейран никогда не отрицала того, что за свою нынешнюю жизнь она должна быть обязана только себе. Ни мать, ни тем более отец участия в этом не принимали. И вряд ли приняли бы, если бы она поддерживала с ними хоть какое-то общение. Действительно, в ту ночь с чемоданом в руках, Сейран изначально знала, что люди из прошлого должны остаться там же. Даже если это твои собственные родители. Она в достаточной мере натерпелась вязкой гадости от них, чтобы по сей день плясать под дудку отца. Именно поэтому на протяжении шести лет о ней нет никакой информации в родной Турции. И, честно признаться, Сейран хотела плевать на это с высокой колокольни. Время научило ценить в первую очередь только себя, а уже потом остальных, и важно то, что мнения других людей не должны становиться собственной реальностью. Никаких самоистязаний — переносила боль на ногах, носила в себе, не давая ей права выйти наружу. Сейран была слишком гордой, чтобы показывать кому либо душевный изъян, свою увечность, но для всех продолжала быть сильной навсегда. — Ты работаешь сутки на пролёт, милая. — Навстречу ей неслась начальница со стопкой бумаг в руке. — Даже не знаю, смогу ли когда-то найти такого же сотрудника как ты. — Мне кажется вы преувеличиваете, — смеётся она, — нас ведь четверо. И каждый делает свою работу по всем необходимым критериям. — Но это не мешает тебе быть лучшим работником отдела, Сейра-ан. — На французском её имя звучало намного нежнее, чем на турецком. И каждый раз, слыша его из уст местных, Сейран искренне смеялась. Ей казалось, что не только её жизнь заиграла красками, но и имя, фамилия и внешность, за которую она так часто получала комплименты. — На самом деле, — щурится она, — я хотела поговорить с тобой о том проекте в Анкаре. Сама понимаешь, ты носитель языка, поэтому будет лучше, если с нашим красавцем поедешь ты. Не думаю, что турки поймут его, если он будет разговаривать с ними на смешанных языках. — Вы про музей искусств? — Переспрашивает Сейран, сталкиваясь взглядом с коллегой, а параллельно замечает на столе новый букет алых роз. На лице появляется едва заметная улыбка, и тот самый тайный поклонник заливается смехом, который она слышит через стеклянную стену. — Да, про него, — кивает, — подумай над этим. Если что, зайдёшь ко мне вечером. — Нет проблем. — Нравятся? — Переспрашивает он, когда нога Сейран переступает порог кабинета. — Твои любимые. — Да, — улыбается, — спасибо. Мне очень приятно, Рафаэль. — Чего не сделаешь ради улыбки такой очаровательной девушки. — Улыбается во все тридцать два, а затем протягивает ей коробку свежих вафель. — И опять твои любимые. — Я где-то оставляла анкету со своими предпочтениями? — Вопросительно приподнимает брови, а сама готова бежать от такого приторного внимания. — Если я скажу, — переходит на тон ниже, — что следил за тобой на протяжении всего месяца, ты слишком сильно будешь ругаться? — Ну если тебе не хватило моих криков в прошлых раз, можешь попробовать. — Пожимает плечами, присаживаясь за рабочий стол. — Тогда буду молчать. — Поджимает губы он, и подходит впритык. — Есть какие-нибудь планы на вечер? Может сходим куда-нибудь? Кофе, чай? А может что-нибудь покрепче? — Прости, — закатывает глаза она, — но у меня голова кругом от твоих вопросов. Если я не буду занята, я тебе позвоню, или же напишу сообщение, Рафаэль. — Ладно-ладно, как скажешь. Тогда, — улыбается, — до вечера? — Мне нужно работать, — кивает головой в сторону выхода, — дверь в том углу. Мужского внимания Сейран старалась не избегать, а наоборот, принимать и ухаживания, и подарки. Не было в этом ничего плохого. Были и кратковременные интриги, которые, увы, ничем грандиозным не заканчивались. Был в её жизни и мужчина, который появлялся лишь ночью. Они оба не требовали ничего друг от друга, но при этом не было и каких-либо чувств. И опять же, Сейран не видела в этом ничего зазорного. Каждая женщина нуждается в мужском внимании. И крест на своей личной жизни ставить она уж точно не собиралась. По крайней мере, сейчас. Бумажная волокита надоедала, но благодаря ей день проходил быстрее. Когда Сейран наконец-то смогла оторваться от работы, за окном уже была полнейшая тьма. Солнце давно село, а машин стало всё больше и больше. Ночью Ницца становилась более живой, настоящей и колоритной. Сейран любила блуждать по городу, напевая под нос навязчивую мелодию, а затем садиться у набережной, уплетая мучные сладости. Но, к слову, лишних килограммов у неё точно не было. — Думала, что ты зайдёшь ко мне сама. — Силуэт начальницы появился у входа в кабинет, а она сама нежно улыбнулась, заметив на столе у Сейран стопку будущих проектных работ. — Разбираюсь с расстановкой объектов в музее. — Тяжело вздыхает Сейран, пытаясь размять одной рукой каменную шею. — Значит, — удивляется она, — ты всё-таки согласна? — Ну надо же когда-то возвращаться на родные земли? — Улыбается Сейран, а сама проклинает в душе эти самые земли. Будь её воля, она бы ни за что на свете не сунулась в Турцию. Но на кону стояла важная работа и возможное повышение по карьерной лестнице. — Тогда беги домой, — разводит руками, — и пакуй чемоданы. Завтра вечером вылет. Если бы кто-то знал, как на самом деле Сейран боится самолётов, рассмеялся бы ей в лицо. В момент взлёта у неё дрожат не только коленки, а кажется, что и всё тело. Она яростно сжимает подлокотник, стискивая эмоции. Казалось бы, боятся нечего. Это ведь не Стамбул, а Анкара. Тем более, всего лишь 3 ночи и она вернётся домой. Но какой-то панический страх присутствовал. А вдруг узнают? Вдруг что-то скажут? Но Сейран давно научилась жить без этого вдруг. Поэтому сначала работа, а затем эмоции. А в Анкаре ночь пролетела быстро. Каждый раз, стирая рисунок за рисунком, Ферит Корхан пытался найти оптимальный вариант для будущего украшения матери. Но каждый раз что-то происходило не то. Рука дрогнула, цвет не такой. Но он усилено пытался нарисовать хоть что-то, прикладывая к листу бумаги различные драгоценные камни, из-за которых, собственно говоря, он и приехал в столицу. Отшвырнув в сторону карандаши, те с грохотом покатились по полу. — Ферит? — Послышался женский голос из соседней комнаты. — Ты ещё долго?Если кто-то опаздывает к назначенному часу, ты ведь побежишь ему навстречу?