Наваждение

      Брат говорил, что от отсутствия Сна в его царстве люди не перестанут грезить. Эти слова то и дело напоминают о себе и заставляют вступать в противоречие с собственными установками. Успокаивают и позволяют хоть на несколько минут забыть о своих обязанностях — посматривать на те хотя бы вполглаза.       Отлучиться в мир Яви на несколько минут или часов — не исчезнуть на сотню лет. А влюбиться — он с удивлением продумывает это слово без горечи — в Роуз — не отказаться от своих сигилов.       Он чувствует запах этого человека. Запах её тела. Кожа вперемешку с антиперспирантом. И толика удивления. Оно всегда витает в воздухе, когда Морфей возникает рядом слишком уж неожиданно. Человеческая природа. Естество, которым она пахнет.       Когда он пришёл сегодня, — а это было с час назад — Роуз что-то увлечённо печатала в своём компьютере, устроившись на заправленной кровати. Видимо, посчитала это место самым удачным для полёта фантазии. В каком-то смысле оно таковым и является как ни крути. На тумбочке рядом стояла остывшая чашка с кофе. Слишком увлечённо, значит. Возможно, внутри себя он этому улыбнулся, продолжая из-под приопущенных век наблюдать за бегом пальцев по клавиатуре.       Идеи о романах не дают ей покоя в последнее время, и это её личная заслуга. Она, как и он, умеет орудовать нитями грёз.       Заметив Морфея, Роуз поздоровалась с ним спокойным кивком. Будучи настигнутой неожиданностью, она никогда не дёргалась и не издавала лишних звуков, как это свойственно делать людям при испугах. Однако в воздухе, как и всегда, снова повис этот запах. Запах лёгкого разгона крови по жилам.       Он не был уверен, пахло ли от него чем-то похожим. Человек вряд ли способен улавливать это. Если оно вообще было. Его кровь так и остаётся медленной, как вечный ход времени. Таков Сон.       Разговор начинался в привычном обрывочном темпе — Роуз была слишком поглощена своей работой. Но, достигнув определённого момента в тексте, она всё же отложила компьютер. После этого Морфей позволил себе присесть рядом. И ещё снять это грязное пальто. Это всё же кровать, а не уличная скамья.       Роуз, судя по всему, хотела встать за новой чашкой кофе или, может быть, чая, но просто не смогла оторваться. Они обсудили всё, что произошло за неделю разлуки из-за множества дел — и сломанную машину с её нелёгким ремонтом, и погром, который учинил Голди в Саду вечных подснежников, и недавнюю бурю, после которой на улицах ещё долго убирали ветки. Он ощутил все пережитые ею эмоции — те отражались на лице, проявлялись в лёгких движениях пальцев, перемещении взгляда. То куда-то вниз, на одеяло, то наверх — на него самого, который сидел теперь так близко, что это компенсировало все одинокие ночи. Одним лишь его присутствием.       Среди множества слов он понял, что захотел её поцеловать, потому что соскучился.       Это то самое распирающее чувство, когда тебе кто-то очень нравится. Нравится до того, что понимаешь, что готов впустить в себя этого кого-то без остатка. Нечто более сильное, чем простая любовь, какая рисуется в современных книгах, — именно поэтому древние легенды Морфею по душе больше. Даже горькие, даже те, к которым он притрагивался сам.       Он смаргивает — и удивляется этому, ведь ему не свойственно моргать, — видение закатного храма и алых цветов, вырастающих из травы. Роуз больше не сводит с него глаз. Пауза затянулась. И он пользуется этой паузой, чтобы наконец коснуться тыльной стороной пальцев её лица. Она неловко льнёт к ним.       Морфей мягко чмокает её в висок и обращает внимание на то, как она прикусывает нижнюю губу. Ладонь перемещается на щёку, новый поцелуй приходится на уголок рта. Роуз пододвигается ближе, и её пальцы случайно ложатся на его. В сердце закипает тепло. Она пододвигается вплотную, едва не касается его кончика носа своим. Прикрывает на миг глаза, неожиданно для Морфея сокращает расстояние ещё больше, сминает его губы. Обнимает за плечи и тянет за собой, укладываясь на кровать. Он, приподняв брови, поддаётся, почти что ложится на неё сверху. По раскрытым чуть больше обычного глазам видно, что она сама слегка удивлена этой вспышкой энтузиазма. Однако Роуз снова улыбается. Её согнутая нога прижимается к боку Морфея, когда тот с нарочным глубоким выдохом склоняется к её шее, приникает губами к коже нижней челюсти. Сонная артерия напоминает один из быстрых ручьёв Поляны Скрипача. Это заставляет чуть отстраниться и вновь заглянуть в затуманенные глаза напротив.       — Твоё сердце так громко стучит. От страха?       Волнение не может возникать от любви. Людям кажется так только на первый взгляд. И страха он здесь не чувствует. Если это и вправду он, то самый потаённый. Но Владыка снов ещё никогда ни к кому не приходил кошмаром.       Рука бездумно продолжает гладить бок через шероховатую плотную ткань майки. Она ощущает, как мышцы под её движениями напрягаются.       — Ты Морфей. — Роуз не даёт ответа. Её взгляд игриво уходит от проницательных глаз Сна, затем снова цепляется за них и отводится обратно.       Морфей, которого она знает уже много лет. Что с того?       Осторожной пробой он проводит всё той же рукой по её предплечью. Ладонь Роуз мягкая и тёплая. Она сжимает чужую, что немного крупнее и грубее, сплетает их пальцы вместе.       — А ты меня боишься, — от её голоса он вдавливает их руки в кровать, — Морфей?       Имя, произносимое ею каждый раз, звучит сильнее, чем все слова призыва. Ведь обращаются не к существу, не к темной бессмертной материи, а к Нему. К его естеству.       Спрашивает так, будто она всё ещё Вихрь. Будто она не просто человек.       Он тоже не отвечает ей. Поправляет волосы на виске, целуя его сразу же после этого.       Эти затуманенные вопросы сейчас не имеют никакого смысла.       Свободная рука Роуз скользит выше по шее, сжимает неряшливо уложенные волосы, тянет, заставляя подняться. Их лица оказываются на одном уровне. Морфей опять ощущает настойчивое и одновременно неопределённо мягкое давление на затылке. Усмехается, не намереваясь противиться этой прихоти. Приникает к губам снова и снова, то прихватывая, то слегка проникая внутрь кончиком языка или сталкиваясь с чужим. Ладонь на затылке по-прежнему не позволяет отстраниться. А его собственная блуждает по приподнятому бедру, что продолжает так упорно ластиться.       От того, что Роуз перехватывает отросшие пряди чуть крепче, ведёт голову, и Морфею сложно сдержать свою напористость. Вряд ли они зайдут дальше сейчас — истории не могут ждать. Они и так прождали уже больше загаданных пары минут или часов. Но он не может оторваться — целует в последний раз губы, затем в лоб, в опущенное от наслаждения веко. Отрывается и ловит взгляд из-под густых ресниц, улыбается и после этого касается губами подбородка, вместе с этим получая в ответ мягкое прикосновение к скуле, чувствуя пальцы, оглаживающие бровь и висок. Притирается, наконец, щекой к её голым ключицам, прикрытым лишь плотными лямками майки.       Если тонуть, то в этой тишине. Захлёбываться теплом. Идти ко дну под весом обнимающих рук.

Женщинам не место в Царстве Снов. Им место в реальном мире. Женщины должны пробуждать, Роуз.

      Наваждение понемногу сходит. Морфей приподнимается и смотрит ей в глаза. Роуз улыбается, щедро касается его щеки ладонью, отчего хочется сжать кольцо рук вокруг талии. Её плечи вздымаются и опускаются неровными рывками.       — Я пойду сделаю нам чай, — говорит она и пробует приподняться на локтях, однако Морфей протестующе мычит, надавливая на Роуз всем весом своего тела и припечатывая девушку к кровати.       Ему нужно будет идти уже совсем скоро, и этого времени не хватит даже на глоток. Морфей прижимается щекой к её груди, слушает дыхание и биение сердца. И тихий смех («Ну ладно, ладно», — произносит при этом Роуз), приходящий вместе с ласковой рукой, зарывающейся в его волосы.