О шапочке красной замолвите слово

* * * Не мысля умный люд забавить, А лишь бы баллы получить, Я без намеренья лукавить Поэму бросился строчить, Я опишу со всею страстью Сюжет, что душу рвёт на части, Её кромсая и круша, — Конечно, если есть душа, Ведь есть же люди, что бездушно Стихи читают равнодушно, И ни улыбка, ни слеза Уста не тронет и глаза. Но вы совсем другого склада, Читатель, верить я хочу, Что я не зря это строчу, Что в чтенье сыщется отрада, А впрочем, даже если нет, Две сотни мне дадут монет. Пожалуй, длинное вступленье Я пропущу на этот раз. Читатель мой, без промедленья Позвольте познакомить вас С моей любезною Татьяной — Она прекрасна без изъяна: Тугая русая коса И взгляд как майская роса. Она, привычная к свободе, Росла у матери с отцом, Любила деревенский дом, Гуляла много на природе, И часто наслажденья миг Дарили ей страницы книг. Тщеславных устремлений женских Наш пол вовеки не поймёт — У модниц даже деревенских Бывает шляпок до двухсот: Одна — поехать на прогулку, Другая — кушать чай и булку, Вот эта даст от солнца тень, А эта — на дождливый день. Меняют шляпы как перчатки Они с изящной простотой И возбуждают зависть той, У коей шляп лишь два десятка, Но гений чистой красоты Далёк от этой суеты. Татьяна суеты бежала, Живя практически в лесу, И всей душою обожала Лишь натуральную красу. Она ходила в шляпке красной С цветком и ленточкой атласной И в дождь, и в холод, и в жару, И поутру, и ввечеру. Ту шапку ей связала няня, Когда ей было десять лет — О той, кого давно уж нет, Хранила свято память Таня, Дороже всех парижских мод Ей был цветок на шляпке тот. Татьяна утром рано встала И переделала дела: Разобрала в шкафу журналы, В саду клубнику собрала. Клубника — просто загляденье, На славу сварится варенье И много тусклых зимних дней Украсит яркостью своей. Татьяна с выраженьем сонным Французский бросила журнал, Который кто-то ей прислал, И принялась за Ричардсона. Казалось, так и день пройдёт, Но мать к себе её зовёт. «В деревню, к тётке, в глушь, в Саратов, Ты ехать, Танечка, должна: Моя кузина будет рада, Она мне пишет, что больна, Негоже обижать кузину, Ведь ей ни дочери, ни сына Не подарил жестокий рок, Хотя раз двадцать точно мог. Ты почитаешь ей журналы, Ещё какой-нибудь роман, Водицы поднесёшь стакан, Поправишь с лаской одеяло, И завещание, любя, Она составит на тебя». Не всех людей, замечу к слову, Прельщает петербургский свет: Одна, в глуши лесов сосновых, Жила старуха много лет, Она была весьма богата, Имела деньги, камни, злато, Но утешала там в глуши Тоску израненной души. И вот с мечтой о завещанье, С корзиной пирожков больших Летит в пыли на почтовых, Читая Ричардсона, Таня, И в полумраке Ричардсон Ей навевает лёгкий сон. Идти до бабушки далече, Найти дорогу тяжело, Но нашей путнице в тот вечер Столкнуться с волком повезло: Он в обращенье был любезен И в разговоре интересен, Помог ей сумку поднести И развлекал её в пути. Татьяна робости лишилась, Идя с попутчиком таким, И щебетала мило с ним Так, что сама тому дивилась, И рассказала, что, кому, Зачем несёт и почему. А волк, забывши про манеры, Оставил даму позади И, поспешив сверх всякой меры, К подворью прибежал один, Как будто полноправный житель, Вошёл в старухину обитель, Не позвонив, как люди, в дверь, Себя ведя, как дикий зверь, А дальше волк так опустился, Что и сказать-то стыдно вам: Забыв последний стыд и срам, Он к даме в спальню заявился! Сожрал и лёг в её кровать — После обеда почивать. Жить невозможно в чаще дикой И думать о красе ногтей, Но Таня поразилась тихо Размеру бабкиных когтей. Не слишком ли большие уши? Возможно, чтоб удобней слушать, Но всё ж огромные клыки Для дамы слишком велики. Но прежде чем ей стало ясно, Волк проглотил её, рыча, И только меж зубов торчал Кусочек ленточки атласной. А волк обратно лёг в кровать — После десерта почивать. Где ждать спасенья среди леса? Но Таню, видно, Бог хранил: В то время молодой повеса Из Петербурга здесь решил Дичь пострелять для развлеченья И, шум услышав, в то ж мгновенье Явился в незнакомый дом, Разбой узрев там и погром. Онегин звали господина, Он только глянул на постель И вызвал волка на дуэль, Как должен истинный мужчина. Он волку пулю в грудь всадил, Обеих дам освободил. Татьяна с возгласом счастливым Спасителя благодарит, Онегин, кланяясь учтиво, Ей комплименты говорит, Сражён красою неземною, Он просит быть его женою, Татьяна плачет без стыда И говорит с восторгом «да». А бабка несказанно рада И, передумав умирать, Бежит в шкафу перебирать Свои старинные наряды: На свадьбе Таниной она Всех дам затмить собой должна!