Её сердечные рифмы

Как давно это было? Анубис уже и не помнит. Только маленькие отголоски воспоминаний об этом дне периодически отдаются в его голове. О том самом дне, когда он в очередной раз притворился смертным и решил незаметно слиться с толпой, погулять по столичной площади сепата Инпут, в котором так его почитали. Сам Каратель в то время трепетно любил слушать голоса смертных. Вернее, его чуткий слух цеплялся не за простые разговоры, а за песни, сказки, стихи - всё это в совокупности вдохновляло и его самого. Тогда ещё он не знал боли утраты. Тогда ещё он мог что-то чувствовать. «Напейся влагой моих слёз, Раствори меня в своих руках. Обдай любовью, пробуди от грёз И поцелуй оставь на тёмных волосах...» Эти же слова Инпу услышал в один солнечный, ясный день. Их декламировал мелодичный девичий голос. И бог остановился, чтобы узреть, кто же был автором столь романтичных рифм. Сердце мужчины отчего-то встрепенулось. В самом центре площади, у собственного памятника, он действительно увидел девушку. Смуглая кожа, серо-голубые глаза... И улыбка. Читая, она улыбалась так, будто среди слушателей есть тот кому посвящены эти пленительные строки. «Смотри в мои глаза! Внимай! Запомни мой любовный взгляд! И я прошу, искать не забывай Мою улыбку средь звёздных плеяд...» Эти рифмы не просто взволновали Анубиса. Они его встревожили в самом ужасном смысле этого слова. Незнакомка декламировала так, словно писала о себе... Словно её в скором времени ожидала смерть. «Когда глотну я погребальный мёд, Когда сомкнутся навек мои веки, Я буду помнить: Бог меня ждёт! Буду помнить: была человеком!» «Ничего не понимаю, - думал Инпу, - она выглядит счастливой, хотя с её губ срываются столь несвойственные смертному мысли. Она знает свою судьбу наперёд? То есть, нет... Она ждёт своей смерти?»

***

Мужчина не успел осознать сразу, что всё это время в упор смотрел на ту, что так чувственно декламировала стихотворение у величественного каменного изваяния. Но эта незнакомка всё-таки поймала на себе его взгляд в самый последний момент. Закончив читать, она вновь расплылась в улыбке. Такая спокойная и нежная... Хоть она и показалась Карателю Осириса очередной из множества, что-то всё же было в Ней особенное. Какая-то невидимая искра мелькнула между ними в одно мгновение... И вот, эта до жути грациозная особа лёгким шагом проходит мимо него. Она почти парит, едва касаясь ножками земли, чем заставляет бога только пристальнее наблюдать за ней. – Меня зовут Нубия. Внезапная реплика заставила Инпу выйти из минутного транса. Он тут же состроил серьёзное выражение лица, хотя не поскупился на лёгкую улыбку в ответ. – У вас чудесные стихи, Нубия. Только... Больно уж печальные. – Не берите в голову, - ответила поэтесса, неловко отведя взгляд. Она будто знала, кто стоит перед ней. Или так только казалось самому Анубису?... – Вы так пристально на меня смотрели, что я решила, будто вы желаете познакомиться, - Нубия издала неловкий смешок, – а вы... –...Менес. Мужчина заведомо представился ложным именем, ведь так просто раскрывать себя простой смертной ни в какую не желал. Да и нельзя было. Лёгкая улыбка сменилась привычной невозмутимостью, но изучающий, блестящий взгляд ярких глаз заставил сильное сердце пропустить удар. Она снова улыбается, как будто ничего не происходит... – Приятно познакомиться, Менес. Последняя, ласковая реплика, которую Инпу запомнил с того светлого дня. Последняя перед тем, как Нубия исчезла из мира живых. Он так и не узнал, в чём была причина её смерти. А хотел ли знать? Было ли это действительно так важно? Но одно успокаивало Карателя: эта душа уж точно не будет съедена Амат.

***

Сильная рука сжимала ладонь Нубии. Она не видела его лица, но только покорно шла за ним. И знала: она не спит. Всё происходящее - по-настоящему. – Почему вы держите меня так крепко? В ответ лишь томное молчание. – Анубис?... Снова нет ответа. Инпу не желает говорить с ней. По крайней мере, пока. Девушка не оглядывалась. Вокруг была странная тьма... Ввиду отсутствия в этом странном месте всякого намёка на солнце, прохладный, влажный воздух Дуата заставил девушку поёжиться. Она даже пару раз вздрогнула, надеясь, что ей всё же удастся получить хоть каплю желанного тепла. Держа свою хрупкую руку в ладони бога, она даже не думала опускать её. Но этот запах... Его запах был смутно ей знаком. Она не могла вспомнить, где ощущала раньше эти мятно-пепельные мотивы. Да, именно мята и пепел. Такой запах был у Карателя Осириса. Её голову вдруг снова осенило. Нубия не знала, сколько ещё им предстоит идти, но с губ вдруг стали срываться всё более нежные и чувственные слова. Словно само Сердце говорило за неё. «Закрой руками мне глаза, И пусть с них упадёт слеза. Не горя, и не радости - любви. Молю, мне сердце сохрани! Держи его, как можно крепче. Не отпускай. Мне станет легче. Лишь только душу укради. До Врат последних доведи...» «Ни за что не отпущу», - подумал Инпу, слушая её. У него вдруг возникло желание обернуться, показать себя и закричать: «Вот же я!» - но был ли в этом хоть какой-то практический смысл? С другой стороны, от её рифм в сердце Карателя потеплело. Пусть немного, но это заставило его встрепенуться впервые за последние годы. Главная проблема его неспокойной, почти каменной души была в его непутёвом дяде. Сет смел так безжалостно и хладнокровно расправиться с отцом Анубиса на его же глазах... Зачем? ...однажды бог Дуата получит ответ. Но пока он закрыл своё сердце для любого вмешательства. Он больше не улыбался... По крайней мере, любое выражение на его лице, хоть как-то походившее на улыбку, вряд ли несло за собой искреннюю радость. Сейчас, сжимая тонкую ладонь Нубии, мужчина невольно вспомнил день их единственной встречи. Но это воспоминание заставило его лишь печально вздохнуть самому себе: покойная душа этого не заметила. Его едва волновало её состояние. Работа сына Осириса от начала и до конца сейчас состояла в том, чтобы довести Нубию до последних врат Дуата, ведущих в Зал Судилища. Он прятал её от разъярённых демонов. Не позволял поддаться искушению её собственных видений. Он сам велел ей читать стихи, надеясь, что это отвлечёт от происходящего вокруг. И это был единственный раз за долгое время, когда Анубис позволил себе заговорить. Но Нубия всё ещё не видела его лица. Оно будто специально было скрыто за пеленой мрачного дыма... «В Дуате всё спокойно! Всё тот же царствует мрак... – Но дай ответ, - спросил я у Души уставшей, –Кто же твой самый зловещий враг?» – «А враг мой - моя же кровь, Без зазрения совести пьющая радость... «Пусть познает враг вечную боль» - Я отвечал, хоть сам ощущал усталость». Нубия снова дрогнула. Внезапный ответ бога заставил её сердце биться с бешеной скоростью. «Я знаю его... Я слышала этот голос... Но не могу вспомнить его лица! Не могу!» - сокрушалась покойница в собственных мыслях. Но вот, наконец показались последние Врата Дуата. Скозь маленькую щель лился свет... Настолько яркий, что это заставило Нубию закрыть рукой глаза. – Там солнце?... И снова мучительное молчание в ответ. Инпу отпускает её руку ровно в момент, когда они вместе пересекают порог Зала Судилища. И едва это происходит, девушка наконец видит его лицо... «Неужели, Менес - и есть Каратель?» - думает она. Но грозный голос Осириса вырывает её из мыслей. – Приветствую, о неупокоенная душа. Девушка преклоняет колено перед Царём, словно по наитию, но всё же оглядывается в поисках Анубиса. А его и след простыл... – Приветствую, о Великий... - ответила Нубия покорно. – Скажи, душа, грешна ли ты? Если ли хоть малая тяжба на тебе? Но будь честна. – Я буду с вами искренна. Жила безгрешно, угождая богам... И умерла так же, без греха... Царь смотрел на покойницу ещё несколько мгновений. Он чувствовал, что она не лжёт. И знал о её судьбе абсолютно всё. – Я слышу правду в словах твоих, дитя. Будешь ты отныне жить на Тростниковых Полях без горя и печали, наречённая именем, что дали тебе ещё при рождении. Ступай, Нубия... Ступай. И ноги новоиспечённой маа-херу сами унесли её в нужном направлении. Дуат был ярок, но чего-то всё же не хватало. Чего-то совершенно важного, что было в мире смертных... «Ра» - заключила Нубия. И во что бы то ни стало решила, что напишет о солнце в царстве мёртвых хотя бы в своём стихотворении. Но сначала ей предстояло изгнать из собственных мыслей мужчину, что тревожил её покой последнюю, казалось бы, вечность. Менес... Тот странный незнакомец с площади, что в один прекрасный день так тепло смотрел на неё из толпы. Нет. Это не может быть так... Не может быть, чтобы она была знакома с богом! «Он точно соврал мне», - пронеслось в её голове, - но у этого точно есть своя причина... Как коренная жительница сепата Инпут, Нубия ни в какую не желала докапываться до этой истины, потому что вряд ли имела на это право. Обвинить во лжи бога, которого почитали её предки и она сама? Какой вздор! Немыслимо.

***

Выйдя из Зала Судилища, Инпу облегчённо выдохнул. Он был искренне рад тому, что такая талантливая и вдохновенная душа не пропадёт в забвении, став аментет. Он был рад и тому, что она больше не заговорила с ним. Бог понимал, что она узнала его, и боялся, что теперь Нубия и вовсе перестанет спать из-за страха, который вызывал у душ один лишь его проникновенный взор. Оказавшись в своём жилище, мужчина осел на пол, облокотившись на стену. Что-то непонятное тяготило его. Что-то пыталось достучаться до его сознания. Новая искра, новая волна воспоминаний... Каратель выдохнул и прикрыл глаза, желая полностью отдаться манящим видениям. *** Нубия впервые возвращалась домой затемно. Шорохи на безлюдной улице заставляли её то и дело вздрагивать с завидной частотой. В голове возникали худшие из исходов этой прогулки. «Убьют же! Или ещё чего похуже... Не нравится мне это всё». «Сохрани, Инпу, душу мою...» Под ногами снова зашелестело. Из лежащего на песке разбитого кувшина выползла чёрная, неприятного вида змея, озаряемая только светом из чужого окна. С губ боязливой поэтессы сорвалось жалостливое, спонтанное «Господи!» Кто-то тут же схватил её за руку сзади и обернул на себя. Нубия не закричала, но инстинктивно сделала резкий вдох... И тут же успокоилась. Перед ней высокий, статный силуэт. И знакомое зеленоглазое лицо с площади. Уже в другой одежде, непривычной даже для местных. И с посохом наперевес... Его бронзовая кожа кажется ещё более прекрасной в этом полумраке, и творческая натура подмечает, что этот мужчина, надо сказать, идеален. «Как памятник, честное слово...» – Так вы - бог? - спросила она, странно улыбаясь. Лицо её, однако, не выражало ни страха, ни удивления. Только трепетная нежность, не каждому смертному свойственная. Нубия шутила, не придавая серьёзности заданному вопросу, поскольку полагала, что боги - существа незримые. – Твоё дело, кем меня считать, Нубия, - ответил он, слегка поклонившись девушке. Встав подле неё, Анубис с ноткой отвращения взглянул на змею, которая грозилась вот-вот укусить ногу девушки. Последняя же замерла в ожидании, и дыхание её ощутимо замедлилось. – Боишься? – Боюсь, - честно ответила Нубия, - но почему вы здесь... сейчас? – Ты позвала меня - я пришёл. Всего-то, - Инпу выдохнул и тут же слегка оттолкнул девушку назад. Следом раздался противный треск где-то под ногами... Змея больше не представляла угрозы. – Спасибо...Менес? Бог фыркнул. – Плёвое дело. Казалось, что Анубис намеренно игнорировал любые попытки раскрыть его сущность, хотя одежды и уас вместо оружия выдавали его с головой. Нубия была словно сумасшедшей... Потому что продолжала улыбаться и неприлично долго глазеть на него. «Вру-ниш-ка!» - думала про себя поэтесса, - «...но вдруг, он не хочет нарушать какие-то очень важные правила? Подыграю ему, пожалуй». – Вы, наверное торопитесь? – По мне заметно? – Простите, зря спросила... - за репликой последовал лёгкий вздох. – Пойдём, провожу тебя. Укутанная, как младенец, а тельце-то, вижу, подрагивает, - мужчина усмехнулся и, обойдя знакомую вокруг, зашагал вперёд. – Я... Я просто замёрзла! - попыталась оправдаться Нубия. – Конечно, аж глаза на мокром месте, - съязвил в ответ ей товарищ. Признав поражение, девушка зашагала следом, указав, что её дом находится на соседней улице. Они шли молча несколько минут, прежде чем Анубис решился удовлетворить своё праздное любопытство. – Нубия, - начал он, – я сам в своём роде творческая натура, но меня действительно встревожило то, что я услышал на площади. Не могла бы ты... – ... рассказать историю этого стихотворения? - перебила его поэтесса, чем вызвала у Карателя лёгкую волну негодования. «Если бы она только знала, кто я...» А Нубия знает. Только вот этот азарт, вызываемый лёгкой нервотрёпкой почитаемого ею бога, доставляет ей удовольствие. – Да. Я хотел бы знать, что вдохновило тебя. – Понимаете, - начала девушка, - за мной по пятам сама Смерть ходит. Бледная, страшная... Мне даже к богу за советом обратиться стыдно. Инпу опешил, но ничего не ответил, дав знакомой продолжить своё странное повествование. «Что она несёт?!» – Лекари никаких надежд не дают. Своими стихами я пытаюсь заработать немного денег, чтобы отправиться на лечение в Город Столбов. Но... - она вздохнула, - ...я боюсь не успеть. Мне всё хуже с каждым днём, а это стихотворение - последнее из мною написанных. Месяц назад я эти строки на папирусе вывела... И больше не брала в руки кисть. Это был способ справиться с тревогой и принять участь. Но я, кажется, не справляюсь. Нубия вдруг замолчала, в её горле встал мучительный ком, а на глазах возникли прозрачные кристаллики солёных слёз. С каждым новым предложением глаза бога словно становились шире. Он был не просто шокирован. Анубис был напуган до того, что его собственное сердце грозилось вырваться из груди. «Даже такие судьбы существуют. Но я ведь не целитель... Я не смогу дать ей то, что она просит. Я не смогу». Инпу отвёл взгляд, пытаясь осмыслить услышанное. И спустя несколько вечных мгновений поэтесса вновь вывела его из транса. – Молчите, Менес? Вас можно понять. Грустный вздох. И снова широкая улыбка, за которой скрывалось огромное количество боли. – Глаза у вас... Красивые. Я таких никогда не видела. Бог вздрогнул от внезапного комплимента... ...И очнулся, словно ото сна. Снова в своём доме, в своей собственной спальне. Рядом - ни души, а в голове то и дело мелькают образы из прошлого. И один, едва ощутимый, из настоящего: Нубия, смиренно идущая за ним и читающая свои нежные стихи.

***

Рука сама тянется к кисти. Голова резко отключается, сердце снова бьётся в бешеном ритме. Символы на папирусе снова складываются в слова... «Бледной бабочкой жизнь пролетела, Как комета по небу ночному. Наблюдал я за этим сквозь время, Вновь и вновь сну отдаваясь дурному. Я встревожен. Но чем же? Собою? Не знаю, хоть и дрожит рука. А может, я болен тобою? Не знаю. Не знаю пока. Я видел тысячи увядших душ, Я ежедневно наблюдаю смерть за смертью. Влюбиться в смертную? Какая чушь... Я ни за что не буду пойман этой сетью...»