Все могут ошибаться

Берлин шел по коридорам. Он точно знал виновника раскрытия его личности. Он готов собственноручно придушить Денвера. Из-за чужой ошибки его лицо теперь крутят по всем каналам, что означает крест на будущей спокойной жизни. Денвер вышел из комнаты и оказался прямо перед ним. — Денвер, я тебя искал, — он злобно улыбнулся, показывая свой настрой. — Я тут, — беззаботно ответил парень. — Оказывается, моя лицо во всех новостях показывают. Знаешь, что обо мне говорят? — Нет, — теперь парень почувствовал неладное и сделал шаг назад. — Что я вор, — Берлин сделал шаг к Денверу, заставляя того пятится назад, — Но это ещё ничего. Ещё говорят, что я поставлял проституток, что я сутенер, который растлевает детей. И всё из-за одной пуговицы, — Денвер нахмурился, пытаясь понять о чем говорил главный, — Пуговицы с моего пиджака. Помнишь? С того что ты одолжил. Похоже ты потерял пуговицу, когда был в машине в Толедо. Я уверен на 100%, что я никогда не садился в эту машину. Знаешь, что это означает? Парень отрицательно помотал головой, — Не знаю, — его голос был на пару тонов ниже обычного, что выдавало его волнение. — Знаешь, — уверено закивал Берлин. — Не знаю. — Этим ты мне жизнь испортил. — Брось, — парню очень не нравилось к чему шел разговор. — И что мне с тобой делать? — спросил Берлин, наклонив голову вбок. — Берлин! — в комнату вбежала Найроби, на неё тут же наставили оружие, и она подняла руки вверх. — Ну, извини, я не заметил чертову пуговицу, — Денвер немного помялся, — Я компенмирую, 10-15 миллионов из моей доли, и мы в расчете, ладно? — 15 миллионов, — Найроби видела, что нужно спасть парня, пока Берлин его не убил. — 15 миллионов, без дураков, — Денвер виновато посмотрел и сделал в шаг сторону, — Разойдемся с миром. 15 миллионов. — 15 миллионов, — со смехом повторил Берлин. — Могу даже расписку дать, — уже смелее отвечал парень. — За пуговицу? — За пуговицу. — Не трогай его, — девушка стала потихоньку подходить ближе. — Что, по-твоему, сейчас происходит? — старший тихо рассмеялся, — Забавно, я шел сюда, намереваясь прострелить ему ногу в качестве компенсации, а теперь мне хочется прострелить тебе башку. Я сам не знаю почему. Тут вода в туалете смылась, хотя, в теории там никого не должно быть. Парень напрягся, а Берлин приложил указательный палец, приказывая замолчать. — Берлин, — зашептал Денвер, умоляюще, но главный лишь прижал его рукой к дверному косяку и прошел внутрь туалетной комнаты, открывая двери по очереди. Сначала первую, она пустая, поэтому он закрыл её. Затем вторая, снова пусто. — Не надо, — Денвер пошел вперед, но был остановлен жестом Берлина. Мужчина постучал в третью дверь. — Денвер? — из кабинки послышался женский голос, до боли знакомый, — Это ты, Денвер? Рука парня легла на пистолет, пока Берлин потянул за ручку, открывая дверь. На него испуганно посмотрела Моника, сидя на унитазе со спущенным бельем. Берлин усмехнулся и посмотрел на младшего. — Я приказал убить тебе её в пятницу, а сегодня воскресенье, — теперь мужчина уже смеялся в голос, — Надо же, она воскресла. Хвала Господу. Извини, заканчивай свои дела, не спеши. Не хочу вторгаться в твоё личное пространство, — хоть Берлин и был преступником, но в то же время был джентльменом. Он зло взглянул на парня. — Позволь признаться, Денвер. Когда я увидел её на полу мёртвой, я даже пожалел о своем решении. Иногда я могу погорячиться, — он подошел к раковине и включил воду, сполоснув шею, он выключил кран, — Такой уж у меня характер. Конечно, ситуация всё ещё очень неловкая, и нам придется её уладить, но как? С одной стороны получается, что ты поступил плохо. Ты меня ослушался. В комнату зашли Осло и Хельсинки и встали по углам, готовя оружие. — Я попросил тебя убить её, эта женщина поставила под угрозу наш план, наш план, а ты её спас, не говоря уже о пуговице. Из-за твоей тупости, моё фото теперь во всех новостях, аэропортах, полицейских участках, что ставит крест на моем будущем. Но с другой стороны эта женщина осталась жива. И я спрашиваю себя: какая чаша весов перевесит, — он вынул пистолет и направил его на Денвера, так же на Денвера наставились два автомата. — Берлин, это тебе не фильм «Тарантино», — Найроби быстро сообразила и направила пистолет на Берлина, — опусти пистолет. В комнате стояла напряженная атмосфера, никто не двигался и, возможно, не дышал. — Опусти пистолет, — повторила девушка. — Найроби, опусти пистолет, — попросил Денвер, не глядя на неё. — Что? — она в замешательстве посмотрела на парня. — Опусти пистолет, — теперь парень посмотрел на неё, — Мы все разрулим, опусти пистолет, — он попытался опустить её руку, но она не поддалась, — Опусти пистолет, — уже грубее сказал Денвер. Он вырвал оружие из её руки, одновременно доставая второе из штанов, и направил один пистолет на Берлина, а второй на Хельсинки. — Ну и кому ты теперь прострелишь башку, гребаный психопат, — Денвер перевел пистолет с Хельсинки на Осло. — Давайте все успокоимся и опустим оружие, Берлин, Денвер, — произнесла Найроби, — Вы все, ты тоже скажи своему обрату, — она обратилась к Хельсинки. — Если он начнет стрелять, перебей нахрен всех этих ушлепков, — ответил Хельсинки. — Меня уже тошнит от всех твоих приказов и дерьмовых речей. Ты хочешь знать какая чаша перевесит, да? — Денвер со злостью смотрел на главного, готовый выстрелить в любую секунду. Берлин остановил его рукой и открыл дверь кабинки. — Погоди, Денвер, остынь. Я сам тебе отвечу, не двигайся, — он наставил пистолет на Монику. — Осторожно, — предупредил парень. — Нет, послушай меня. Знаешь какая чаша перевесит? — он сделал драматичную паузу и убрал пистолет, — Конечно жизнь, Денвер. Такие дела. Так что на этот раз, господа, давайте мы все опустим оружия, — Берлин первый убрал пистолет в карман, — Ведь в такие моменты, жизнь это чудо, — он помог Монике выйти из кабинки, — которое нужно отметить. Как только Денвер убрал свой пистолет и передал Найроби обратно её оружие, Берлин ухватил парня за ухо и потянул вверх. — Но не думай, что я оставлю тебя безнаказанным. Осло, Хельсики, проводите Монику обратно, — Осло поднял девушку на руки вынося из комнаты. Найроби, увидев, что намерения Берлина с убийственных сменились на воспитательные, успокоилась и пошла показывать дорогу Осло. — Пойдем-ка в мой кабинет, Денвер, и немного поговорим, — парень громко сглотнул. Теперь он не избежит наказания, от смерти бы его спасли, но от порки его явно никто защищать не будет, даже его отец, возможно отец поддержал бы. Берлин, не отпуская ухо парня, повел его по коридорам, не обращая внимания на мольбу отпустить. Он втолкнул младшего в свой пустой кабинет и закрыл за ним дверь. — Встань в угол, — Берлин указал на единственный пустой угол в комнате. — Ты издеваешься? Нет! Я не буду этого делать, мне не пять лет! — парень надулся и скрестил руки на груди. — Не зли меня еще сильнее, парень, просто делай то, что тебе говорят, — он снова указал на угол, но Денвер замотал головой. Поэтому, вздохнув, он сам отвел парня в указанное место, — Сдвинешься хоть на сантиметр, и ты пожалеешь. Парень что-то пробурчал в углу, а потом развернулся. — Нет, ты серьезно? Это так унизительно, — Берлин угрожающе встал и направился к нему, — Эй, эй, эй, я не сдвинулся, я на том же месте, — видимо, это оправдание не понравилось мужчине и он повернул его обратно, нанеся парочку жестких ударов рукой. — Я хочу остыть, чтобы хорошенько выпороть твой наглый зад, поэтому советую начать меня слушаться, — он близко приблизился к парню, больно сжав его плечо, — Мы договорились? — и только после кивка парня, он вернулся за стол. Со временем стыд Денвера сменился осознание, что ему конец. Реальный конец, он теперь не сможет сесть до конца ограбления. Чёрт, ну вот нужно было ему в тот день взять этот тупой пиджак. Из-за Моники он абсолютно не переживал, понимал, что сделал правильно, а то, что при этом приказ нарушил, так это пустяки. Он очень хотел развернуться, но злить старшего ещё сильнее боялся. Через полчаса, когда уже затекли ноги, и он стал перемещаться с одной ноги на другую, Берлин разрешил ему выйти из угла. Парень развернулся и захотел повернуться обратно. На столе лежали ремень и теннисная ракетка. И тут даже не один вопрос, во-первых, где он взял ремень, под комбинезонами они не носят штаны, а в комбинезонах встроена резинка, но главный вопрос. Откуда эта ракетка?! Он вопросительно посмотрел на главного. — Что? — Откуда у тебя эти вещи? — спросил Денвер, подходя ближе. Он взял в руку ракетку, — Тяжелая! — Да, да, твой товарищ уже оценил эту тяжесть, — глаза Денвера расширились. Кто-то уже нарывался на такое наказание пока они здесь, — Теннисную ракетку я нашел на складе, а ремень одолжил у одного из заложников. — А кто уже получал ей? — парень стал махать ракеткой, как будто принимает участие в турнире по настольному теннису. — Это не твоё дело. Твое дело — раздеться. — А может лучше так? Одежда не толстая ведь, — он положил ракетку на стол и умоляюще посмотрел на старшего. Признаем, что лучший щенячий взгляд достается Рио, так что Денвер его точно таким способом не уломает. — Прекращай, спускай комбинезон и укладывайся на стол. Вообще ты должен радоваться, я весь склад обыскал, пытаясь найти что-то похожее на трость, не нашел. — Счастья полные штаны, — нагло ответил Денвер, стягивая одежду до колен и наклоняясь над столом. Трусы он стянул сразу, знал, что все равно спустят. Он уже привык получать по заднице. Пожалуй ему досталось больше, чем всем остальным вместе взятым во время подготовки. — Ремнем получишь за то, что украл мой пиджак, и теперь из-за этого моё будущее под угрозой. А ракеткой за то, что нарушил приказ. На самом деле, я тебе даже благодарен, но приказ есть приказ, — он звонко шлепнул парня по ягодице, — Расскажи-ка, за что ты сейчас получишь. — Ты идиот? Ты же только что сказал, — Денвер не смог нормально закончить фразу, так как снова прилетел сильный шлепок. — А я хочу видеть и чувствовать твоё унижение, грубо говоря, это моя компенсация, — снова удар рукой. Берлин не спешил переходить к настоящему наказанию, он хотел помучать парня. — Тц, за то, что забрал твой пиджак, не уследил за пуговицей и ослушался приказа, хоть это и спасло наш план! Ай! — сразу три шлепка опустились на его задницу. — Будешь повышать на меня голос, я верну тебя в угол, дети не кричат на взрослых. — Всё, хватит, я понял, — получать удары рукой было унизительно, даже очень, — Мне правда жаль за пуговицу, у меня не было намерений подставить тебя. — Хорошо, верю, а теперь скажи «Прости меня, пожалуйста, я так больше не буду», — Берлин надавил на спину парня, сильнее вжимая в стол. — Это смешно, Берлин, — Берлин стал шлепать по одному и тому же месту, высоко поднимая руку для большего замаха, — Хорошо-хорошо! Прости меня, пожалуйста, я так больше не буду! — Хороший мальчик, — мужчина потрепал Денвера по волосам и взял в руки ремень, — Как думаешь, сколько ты заслужил? — Пять? — парень усмехнулся. — Как-то маловато, не находишь? — Берлин прижался к парню и зашептал на ухо, — Думаю нужно число побольше. — Восемьдесят?.. — Денвер называл самое большое число, которое раньше получал, возможно, чтобы больше не пришлось играть в эту недоигру «назови число», а возможно, потому что правда чувствовал вину. — Зачем же так жестоко с собой, у тебя впереди ещё ракетка, а ей, поверь, очень больно. Сорок? Хватит? — Берлин выпрямил и сложил ремень пополам. — Да, — ответил парень, всё-таки сорок это меньше чем он ожидал. Берлин усмехнулся и занес руку с кожаной полоской. Он долго выбирал какой ремень взять, то были дешманские ремни, от которых одно название, то слишком узкие, то поношенные, но он нашел хороший черный ремень, вроде из натуральной кожи, по крайней мере, такой подходит для наказания. Ремень опустился на чуть порозовевшую кожу. Дальше в комнате были слышны только хлопки. Берлин пару раз наказывал Денвера, так что выучил его язык тела, он знал, когда стоит дать парню передышку, с какой силой нужно бить, чтобы мозги встали на место, не нанеся сильных травм. Под конец парень сильно дергался от ударов и сжимал кулаки до белых костяшек, но не кричал и не плакал. — Это был последний, — мужчина откинул ремень и стал разминать свою руку, — Ну, как тебе? Нравится? — он легонько похлопал его по горячей коже. — Больной извращенец, — Денвер попытался пнуть, но вместо этого снова получил шлепок рукой. — Не советую обзывать меня, когда ты в таком положении, — Берлин взял со стола ракетку, — Готов к главной части нашего представления? — Как никогда, — Денвер опустил голову на сложенные руки, пытаясь расслабить тело, ведь так будет менее больно, но деревянная тяжелая вещь сильна напрягала. Кто-то бы спросил, что страшного в ракетке? Спросил тот, кто никогда не получал ей или тяжелой расческой. А Денвер получал и знал, что не стоит недооценивать предметы. То, что кажется страшным, может быть совсем легко и не больно, а вот обычные бытовые вещи могут заставить трястись не только ребенка, но и взрослого человека. Берлин нанес удар, парень дернулся вверх, но рука на спине прижала его обратно. За первым ударом последовал второй и третий. Ракетка била сильно, особенно по уже израненной коже. Берлин оставлял паузы между ударами и следил за дыханием младшего, желание убивать ушло, так что асфиксия тут никому не нужна. После дюжины ударов мужчина услышал первый всхлип и почувствовал как расслабилось тело парня. Он нанес закрепляющие удары по верху бедёр и убрал ракетку обратно в ящик. — Что надумал, Денвер? — если парень снова съязвит или нагло ответит, то Берлин вновь возьмёт ремень. — Что ты садист, больной садист, — проговорил парень, пытаясь отдышаться. Он услышал тяжелый вздох главного и увидел тянущуюся к ремню руку, — Стой! Я понял, что должен слушаться тебя! — И? — рука остановилась так и не дотянувшись до ремня. — И… и что я должен спрашивать разрешение прежде, чем взять твою вещь. — И? — Денвер замолк пытаясь понять, что ещё. Вроде было только две провинности. Тем временем рука уже взяла ремень и стала наносить шлепки по низу ягодиц, — И хватит со мной огрызаться, маленький засранец. — Да! Хорошо! — Денвер стал извиваться как змея на столе, пытаюсь уйти от кусающий ударов. — Я так больше не буду, Берлин, — спокойно сказал мужчина, продолжая хлестать бордовый зад. — Я так больше не буду, Берлин! — послушно повторил Денвер. — Я буду хорошим мальчиком. Буду слушаться старших и уважать их. — Я буду хорошим мальчиком. Буду слушаться старших и уважать их! Пожалуйста, Берлин! Хватит! — парень почувствовал как мужчина отложил ремень и убрал руку со спины. — Такое ощущение, что во время порки ты становишься лишь наглее, хотя после неё пару дней ходишь как шелковый, — Берлин вернул бельё парня на место и сел на стол рядом с ним, — Можно я до конца ограбления больше не буду видеть твоего наглого поведения со мной. — Сомневаюсь, что это выйдет, — парень ухмыльнулся через слезы и улегся головой на бедра главного, — Ты слишком раздражающий. — А ты неисправимый мальчишка, — Берлин не возражал и потрепал парня по волосам.