Глава 4 Каждая чудовищная вещь
14 июля 2023 г. в 13:00
Бхавна Гафа
За годы брака Бхавна узнала, что ее муж — непоколебимый человек. Тверд, как скала у моря. Волны могли со временем обточить его грани, но не разрушить. Бхавна могла назвать только два случая, когда самообладание покинуло мужа, уступив место кипящей ярости. Впервые Бхавна столкнулась с гневом Самира в начале их ухаживаний. Во многих смыслах Самир тогда был незнакомцем: красивым юношей, на которого она украдкой поглядывала, восхищаясь волевым подбородком и темными ресницами. Тогда она не знала, что он тоже наблюдал за ней. В их брачную ночь Самир признался, что засматривался на нее каждый раз, когда она отряхивала руки от магнезии перед трапецией. Тогда все ее внимание было устремлено на перекладины снаряда, и Самир мог не боятся, что его заметят. Рассказав ей правду, Самир опустил глаза, застенчиво улыбаясь. Бхавна рассмеялась и, приподняв его лицо за подбородок, крепко поцеловала. Но тогда Бхавна не знала, как сильны чувства Самира к ней; как он стремится защищать дорогих людей. Поэтому она оказалась шокирована, когда в одну беззвездную ночь перед их свадьбой Самир врезал в челюсть рядовому первой армии. Караван встал лагерем под Новокрибирском, на краю Неморя. В то время Бхавне было семнадцать, и пройдут годы, прежде чем город поглотит тьма, а затем Санкта Алина пожертвует собой, чтобы уничтожить Каньон. Бхавна помнила, как клубящиеся тени Каньона поднимались непроницаемой стеной к западу от лагеря. Каждый раз, когда она выходила из вардо, по спине бежали мурашки. Ночь здесь наступала быстрее. В тот вечер на выступлении присутствовало много солдат Первой Армии, которые ускользнули из казарм, чтобы посмотреть, как сулийские акробаты бросают вызов смерти в обмен на горстку влачек с орлиным профилем. После окончания представления Бхавна всегда помогала другим артистам закрепить сети и убрать снаряды, прежде чем отправиться домой. В ту ночь она задержалась больше обычного: Самир над чем-то смеялся со своим братом в углу палатки, и часть ее надеялась, что он заметит ее. Но он так и не обернулся, и, проглотив разочарование, Бхавна направилась в свое вардо. Она до сих пор помнила, как волосы встали дыбом, когда она поняла, что за ней следят. Рядовой Первой Армии, еще совсем юноша, угловатый и безбородый. Но его глаза остекленели от выпитого кваса. Кинув голодный взгляд, он схватил ее шелка. Бхавна замерла, когда солдат наклонился и зашептал ей непристойности. И тут откуда ни возьмись появился Самир и со всей силы врезал солдату в челюсть. Тот повалился на землю. Кое-как встав на ноги, выпивоха бросился бежать в сторону Новокрибирска. Самир с яростью смотрел ему вслед, а потом молча сопроводил Бхавну до дома. На следующее утро, когда они собрались на репетицию в шатре, Бхавне казалось, что Самир наблюдает за ней, но ей так и не удалось поймать его взгляд. Во-второй раз Бхавна видела мужа разъяренным, когда похитили Инеж. Самир был любящим отцом. Бхавна отчетливо помнила выражение его лица, когда повитуха передала кулек с младенцем в его руки. Инеж была такой крошечной, с темными мягкими, как утиных пух, волосиками. Самир коснулся ее крошечной ладони, и Инеж обхватила пальчиками его руку, отказываясь отпускать. — Она пошла в тебя, mera pyaara, — рассмеялся Самир. — У нее хватка воздушной гимнастки. После родов у Бхавны открылось такое сильное кровотечение, что ее лицо стало белым, как снег. Попросив Самира уйти, женщины каравана делали все возможное, чтобы помочь ей. В предрассветный час повитуха объявила, что худшее позади и с облегчением вытерла лоб Бхавны. Когда Самиру наконец-то позволили вернуться в вардо, он сразу бросился к постели и сжал ее руку. — Я хочу подержать свою дочь, — слабым голосом потребовала Бхавна. — Прошу, дай мне мою дочь. Самир сходил за Инеж и передал дочь Бхавне. Слушая тихий стук сердца дочери, Бхавна осознала, что Инеж будет их единственным ребенком. Итак, Самир души не чаял в дочери, и как только Инеж научилась ходить, она повсюду хвостиком следовала за ним. С появлением Инеж Самир стал более открытым, чаще улыбался. Бхавна шутила, что гадалка в маске шакала заменила ее красивого мужа, а Самир только смеялся. Когда Инеж встала на проволоку вслед за Самиром, Бхавне пришлось признать, что, хотя Инеж и пошла в нее, она была папиной дочкой. Поэтому Бхавна не удивилась, что исчезновение Инеж пробудило в нем гнев. Поисковые группы возвращались с пустыми руками, и Самир сникал все больше, пока однажды не вышел из вардо в лунную ночь. Бхавна призраком последовала за мужем, и нашла того стоящим на коленях, в кровь разбивающим костяшки о доску. Бхавна молча перевязала его руки, и они никогда не говорили о произошедшем. Бхавна могла назвать только два случая, когда самообладание покинуло мужа, уступив место кипящей ярости. Поэтому неудивительно, что, ошеломленная суматохой в Пятой гавани, она не заметила, как муж закипает. Пока юноша с тростью непринужденно натягивал перчатки, Бхавна пыталась сопоставить рассказы, которые слышала на корабле, с человеком перед собой. Моряки шептались об Ублюдке из Бочки, будто тот был реинкарнацией Дарклинга; мерзким монстром, который прятался под кроватью, чтобы затащить ничего не подозревающих детей в свою зубастую пасть. Но когда Бхавна оглядела стоящего перед ней юношу, материнское чутье сказало ей: это не монстр. Грязные руки был ребенком — бездомным котенком со вздыбленной шерстью, чтобы казаться больше перед мордой бешеной собаки. — Мама, папа, это — Каз. Он…он… Казалась, Инеж не могла подобрать нужных слов, но Бхавна уловила нотки обожания в ее голосе; то, как она неосознанно тянулась к этому мальчику. «Святые, она любит его», — подумала Бхавна, когда щеки Инеж окрасились румянцем. — Это Каз, — попыталась снова объяснить Инеж. — Он… мой друг. Он спас меня, мама. Он спас… Но договорить Инеж не успела. Все произошло стремительно. Бхавна почувствовала, как мышцы мужа напряглись под ее рукой, и повернула к нему голову как раз в тот момент, когда Самир рванулся вперед и вцепился в лацканы пальто юноши. — Папа! — вскрикнула Инеж. Ублюдок из Бочки запаниковал. Пытаясь оттолкнуть от себя ее мужа, он ударил его тростью в живот, и Самир упал на колени. Инеж пробежала мимо отца и встала на колени рядом с Казом, который тоже упал на одно колено. Его безупречный шелковый галстук был смят, а кожа приобрела болезненный зеленоватый оттенок. Но его темные глаза оставались пустыми и бесстрастными, как у акулы. — Каз, — тихим голосом, каким сулийские дрессировщики успокаивают испуганную лошадь, позвала Инеж. Юноша словно не слышал ее. Он тяжело дышал и судорожно сжимал набалдашник трости. — Каз, — повторила Инеж, а затем заговорила на керчийском. Она сидела рядом, но не прикасалась к нему. Самир в замешательстве наблюдал за ними потемневшими от ярости глазами. Каз медленно приходил в себя. Глубоко вздохнув, он поднялся на ноги. Взглянув на Бхавну и Самира, он дрожащими пальцами попытался поправить галстук, а затем взглянул на Инеж, что-то ища в ее лице. Инеж ответила на его невысказанный вопрос на керчийском. По-видимому, ответ Каза удовлетворил. Он коротко кивнул и захромал прочь. Но Бахвна заметила, как его взгляд ненадолго задержался на губах Инеж. Инеж стояла прямо, словно проглотила палку, и смотрела ему вслед. Затем обернулась к ним. Ее губы были сжаты, а руки слегка подрагивали, когда пробежались по рукояти кинжалов, словно те были талисманами. Через мгновение она помогла отцу подняться и взяла рюкзак. — Пойдемте, — сказала она, упорно избегая смотреть им в глаза. — Нам о многом нужно поговорить.