Мой принц

      Помнишь? Я нарисовала тебя. Мне было всего пять, не суди строго. В детском саду жестокие сверстники вышвырнули отличавшегося ребёнка из своего тёплого, притягательного мира. Оставив меня на отшибе, они пали в объятия бушующего нежного океана, называемого детством. Собираясь на прогулку, они гудели, точно рой трудолюбивых пчëл, строящих новый улей. От звонкого их смеха, казалось, образовывались морозные узоры на тонких оконных стёклах. На улице было минус двадцать.       Спрятаться под кроватью от воспитателей было не трудно. Страшнее, куда сложнее, выйти к людям. Выйти, открытой и искренней, когда знаешь, что поранят, не примут и снова вышвырнут и будет казаться, будто лежишь в огромной грязной луже, и по лбу катятся капли мутной коричневой воды. Легче было залезть под кровать, и оттуда наблюдать, как гудящий и радостный рой парами выйдет на улицу, и когда захлопнется за ними дверь.       И я осталась одна. Осталась в опустевшей комнате, среди покинутых парт, заправленных кроваток и душного запаха переваренной капусты. Гул детей, осчастливленных своей злобой, растворился в тишине. Она была гулкой, почти осязаемой. Она и познакомила меня с тобой.       Медленно поднявшись на трясущихся ногах, огляделась. Прошлась по мягкому, почти не грязному ковру, попыталась заглянуть в окно. Сердце дрогнуло. Что-то новое оживало во мне. Оно рвалось, выворачивало наизнанку и заставляло, настойчиво требовало схватить с полки гуашь, листочек плотной акварельной бумаги и старую беличью кисть. Замирая от предвкушения, я села прямо на пол.       Так в оглушающей гулкой пустоте, из-под дрожащей руки пятилетнего ребёнка появился ты, Принц. Тебе тоже тогда было пять. Ты родился сразу пятилетним и, извини уж, весьма уродливым. Беспорядочное пятно охристых волос, непропорционально большая голова и зелёные глаза, похожие на бесформенные пятна. Лицо украшала кривая, ярко-красная, но будто бы добрая улыбка.       А потом у тебя появилось имя. Банальное, отвратительно-приторное, но безумно правильное: Принц. Тот самый, что ворвётся в мою жизнь на белом коне, легко подхватит на руки и унесёт далеко-далеко, от этого отвратительного детского сада, манной каши с комочками и девочки, смеющейся над этой глупой щербинкой между зубами.       Когда кривые, похожие на раздавленных червей, буквы заплясали в правом нижнем углу листа, я почувствовала тепло, струёй разливающееся по телу. Я создала тебя. И ты ворвался в мой маленький одинокий мир, смотря сверху вниз своими пятнами-глазами. И, хоть был ты уродлив и нереален, я глядела на тебя с такой любовью, с какой доселе не смотрела ни на кого, мой Принц. Я, кажется, тогда и влюбилась. В пять лет. В детском саду, забытая всеми, одна в этой оглушающе-звенящей тишине.       Жизнь моя заиграла всеми цветами радуги. Как гирлянда, наспех накинутся на ёлку. Временами она могла быть тёмно-серой, невзрачной, незаметной среди пушистых ветвей. Но стоило тебе появиться — и всё вспыхивало, мерцало, переливалось, огни сливались в безумном танце и слепили глаза.       Ты приходил сам. Я, как ни старалась, не нашла в твоих визитах закономерности. Просто иногда, засыпая, знала, что мы встретимся. Там, в царстве Морфея, где реальность сливается с вымыслом в одно размытое пятно. Мы вдвоём, я и ты, мой Принц, проводили самые лучшие ночи. Играли — ты выдумывал пёстрое множество самых удивительных затей, в которых я бы ни за что не участвовала. Иногда, и ближе к школе всё чаще, общались. Ходили по неизвестным садам, мощеным улочкам несуществующих городов, морским пляжам, извилистым лесным дорожкам и просто говорили — обо всём на свете.       К моему первому классу ты изменился, ведь я пошла в художественную школу. Доселе круглое лицо приобрело скулы, нос горошинкой стал прямым, с почти незаметной горбинкой, а глаза на каждом рисунке меняли цвет — от болотно-зелёного до яркого, почти светящегося, синего. Ты появлялся на бумаге всё чаще — на полях прописей, плотном картоне, бумажной салфетке и на обратной стороне выполненного на «отлично» теста.       В школе было так трудно! Ты ведь помнишь, мой Принц, я тебе говорила. Дети пугающие, а их мир непонятен. Слишком много незнакомых понятий и слов, пошлых песен, блёсток и напускного гламура. Я была чужая в их мире, тонула в фарсе и ненависти. Белым птенцом голубя я попала в гнездо к ярко-черным воронам. И, почувствовав чужака, птицы вышвырнули меня из своего дома. Но, вопреки всему, мне не было одиноко. Днём я училась. А стоило настенным часам показать девять, мчалась в кровать, чтобы скорее закрыть глаза, заснуть, заснуть, и увидеть дорогое сердцу лицо.       Когда я была в пятом классе, ты пришёл наяву. Меня впервые позвали на день рождения. Новая одноклассница не верила в слухи, что ходили вокруг мрачной и одинокой белой вороны, ведь, по её словам, плохо о людях говорят лишь те, кто не стремится кого-то понять. И — я оказалась в чужой трёхкомнатной квартире. То была яркая, шумящих вечеринка. И, кажется, мне впервые за много лет было весело. Настольные игры, пицца, громкая, но вовсе не отвратительная музыка — всё оказалось не таким уж и страшным. А девочки. Девочки, с которыми я всю жизнь сидела в одном кабинете, не были злобными и жестокими — они просто были. Совершенно обычные, не страшные девочки. Но оглушающий рёв дискотеки выматывал привыкшего к тишине ребёнка, и я юркнула на балкон. Снаружи разгоралась весна. Воздух пах мятой, дымом костров и молодой зеленью. На ветру покачивались жёлтые головки тюльпанов и нарциссов, а мягкие кривые ветви деревьев тянулись в ярко-рыжее закатное небо. Подул тёплый пряный ветер, а я ощутила чьё-то присутствие. Это мог быть кто угодно — одноклассница, родители именинницы или её толстая кошка Мася. Но почему-то я была уверена. Это ты, мой Принц.       И мы заговорили. Впервые в реальности, а не во сне. Но ничего, как и во сне, практически не запомнилось. Однако, кажется, ты сидел на перилах открытого балкона, а я опиралась на них локтями, обращая к тебе смеющиеся глаза. Мы снова погружались в тишину. Она обволакивала нас, накрывала с головой, заливалась в уши, проплывала сквозь ресницы и — звенела, звенела…       Стоило однокласснице заглянуть на балкон — и ты исчез. Ты ведь такой стеснительный, мой Принц, боишься всего мира. Кроме меня. С твоим исчезновением всё рассыпалось на миллиард осколков, что будто бы захрустели под ногами битым стеклом. Всё стало простым. Серым. Она спросила, с кем я тут общалась — ей будто бы слышался мальчишеский голос. В тот момент сердце у меня замерло. Путаясь в словах, ответила, что говорила по телефону. Но внутри — внутри взрывались фейерверки, рассыпаясь миллиардом цветных искр. Она тебя слышала. Ты реален. Ты можешь быть со мной, мой Принц.       Тогда я осознала, что влюблена в тебя.       Эта мысль была роковой ошибкой. Аккуратно войдя в мою жизнь, отодвинув всё прочее в сторону, она наполнила меня, подобно пустому сосуду. Ты приходил тогда, когда я пожелала, стоило лишь оказаться в одиночестве. Ты, мой Принц, заменил мне всех подруг, всех возлюбленных, приятелей. Всё, что моим сверстницам открывало общение с внешним миром, давал ты. И я привыкла. Ты был центром моей вселенной, отражался в каждом зеркале, появлялся на каждом листе бумаги, занял все страницы моего дневника, все сочинения и мечты. Ты был моей любовью. Мой Принц, я была счастлива с тобой.       Пока однажды, в одну из тех немногих ночей, когда ты меня оставил, мне не приснился сон. В этом сне… О, я была так счастлива! Гуляла по узким лесным дорогам, вплетала в волосы пушистые ярко-жëлтые одуванчики, сидела в кофейнях под дождём, пила там кофе, качалась на качелях. У меня были подруги — одна из них, та одноклассница, что приглашала меня на день рождения. Другие две — девочки из художественной школы, которые сидели со мной рядом на теоретических занятиях. У меня даже был молодой человек — тот самый, с которым мы однажды разговорились об истории России. А тебя, мой Принц, в этом мире не было.       Я проснулась в холодном поту. Села на кровати, сжала одеяло и тяжело вздохнула. Хотелось себя успокоить — сказать, что ты реален, пусть и только для меня. Пожелать, чтобы ты навсегда остался со мной, влюбиться заново. Но твои ярко-светлые глаза смотрели холодно. Впервые в жизни — в моём воображении. Совсем недавно ты признался мне в любви. И я ответила взаимностью, но…       Но в ту ночь я сидела и вспоминала. Я всегда уходила. Строила стену между собой и людьми, мечтала лишь о тебе. Не говорила практически ни с кем — не любила никого, даже собственную семью. Всё тёплое, нежное и радостное во мне было обращено лишь к одному человеку — к тебе. Те девочки из художественной школы — почему я не пошла с ними гулять, когда они позвали? Я спешила к тебе. Тот парень — он же писал, и много раз, но я лишь отмахивалась? Я боялась. Боялась, мой Принц. Что если я обращу внимание на кого-то ещё, ты разлюбишь меня. Исчезнешь и… Растворишься в утренней заре. Я любила тебя, и из-за этой любви потеряла всё, что могло у меня быть.       Так сидела я долго. Мучительно размышляя, ощущала, как слезы текут по щекам и падают на белоснежную простыню. В комнату незаметно вползал восход. Ты смотрел на меня с портрета — зеленоглазый, со спокойной улыбкой, мягкими ореховыми волосами, тонкими губами и прямым носом, с той же совсем незаметной горбинкой. И, смотря на этот крошечный холст, на эти мазки масляными красками, я возненавидела тебя, мой Принц.       Вот, мы на балконе. Ты передо мной — рассветное солнце золотит твои волосы, а глаза смотрят напряжённо, настороженно. Я знаю, ты любишь меня. И ты меня никому никогда не отдашь. Но, я так не могу. Я люблю этот мир, и мне интересно. Интересно, что я могу. С кем я сумею подружиться? В кого ещё влюблюсь? Какие новые вещи — впечатления, мысли, эмоции — можно ещё заполучить? Я ведь не знаю — я двенадцать из семнадцати моих лет жила не здесь. Я жила в мечтах, в мыслях о тебе, мой Принц.       Обнимаю тебя в последний раз. Любовь и ненависть мешаются во мне, подобно акварели на плотной, неровной бумаге. Слезы текут по щекам — и по твоим, и по моим. Но ты не говоришь мне ни слова.       Ты любишь меня. Я создала тебя, и я — весь твой мир. Но я не могу так. Не могу менять всё, что способна взять, узнать и дать на одного человека.       Я режу твой карандашный портрет маникюрными ножницами. На мелкие кусочки. Ты смотришь на меня с пониманием и нежностью, но останавливаться уже нельзя       Тебе место в фантазиях, мой дорогой.       Последний кусочек бумаги падает на пол. Я разжимаю пальцы, и туда же летят ножницы. Звук от удара звенит, заполняя утреннюю тишину, как чересчур натянутая струна скрипки. Ветер поднимает бумажные лепестки, крутит их в замысловатом вихре и уносит с открытого балкона, куда-то в подступающую к горлу весну.       Я целую тебя в последний раз, и прямо у меня в руках ты распадаешься, растворяешься в утренней свежести и шепчешь мне в губы слова прощания.       Я остаюсь одна. Хватаю руками воздух и падаю на колени. Уже не сдерживаю слез, прижимая к себе прозрачную пустоту. Мой голос тонет в тишине и она, как раньше, накрывает с головой, подобно черно-синей морской волне.       Но, делая новый вдох, ощущаю удивительную лёгкость. И шепчу в весеннюю зарю: — Прости, что создала тебя, мой Принц. И прощай.