Обещание

Сколько времени прошло, пока они находились здесь? Кокичи Ома не знал. Вернее, попросту сбился со счету. Но на самом деле, он скорее просто не хотел даже думать о том, сколько времени осталось до его кончины. Правильнее сказать… До кончины их всех. Совсем скоро их временной лимит закончится, не так ли? Было пугающе даже искоса смотреть на время, замечая, что ты потратил уже несколько часов, минут, да даже секунд попусту. Но ничего не могло оттянуть момент «икс», до тех пор… До тех пор, пока кто-нибудь не совершит убийство, конечно же. Ома соврал бы, если бы сказал, что не хочет перед этим увидеть единственных, кто был ему, в какой-то мере, как семья… Ага, точно. Для всех остальных они были «Супер-зловещей-и-секретной организацией», в которой было десять тысяч участников и все такое… Хотя, не то, чтобы остальные ему верили, не считая остолопа Гонты. И сейчас, когда до смерти аж шестнадцати абсолютных, включая его самого, осталось совсем немного, он тратит это время впустую: на рефлексию, а так же… Взгляд фиолетовых глаз мимолетно опустился на фигуру, которая находилась немного поодаль. Блондинистая девушка безмятежно продолжала свою игру, позволяя пальцам, почти рефлекторно, пробегаться клавишам и получая от них чистую мелодию, которая, растворяясь в воздухе, казалась более приятной, чем что-либо вне нее. Если бы не постоянный поток мыслей, Кокичи попросту растворился бы в этой атмосфере, более напоминающую его собственную утопию. Хотя, если быть честным, что самому парню было, в большинстве случаев, несвойственным, это позволяло ему хоть немного расслабиться и мысли о собственной кончине казались… Не такими гнетущими. Кокичи не был похож на Акаматсу. На самом деле, они были полными противоположностями, что заставляло лишь в большей мере осознать то, насколько люди по-разному думают. Но даже так, в такого как он, человека, который склонен думать о ситуации в более рациональной и логической сфере, прониклась яркость этой уверенности. Но ему было сложно сказать, что Каэде была сама уверенна во всем этом. Она пыталась внедрить всем свои оптимистичные и до-омерзительности приторные речи о том, что все будет в полном порядке. Но наблюдая за тем, как все чувствуют себя лучше и действительно верят ее россказням, Ома не мог оставить без внимания догадку о том, что делает она это, в какой-то мизерной мере, для себя самой. В этом нет ничего плохого, конечно же нет. В некоторой степени, это можно было понять… Но единственная мысль была лишь о том, что она не тот человек, чьи слова — пустой звук, который не несет смысла в себе. Она была тем человеком, которая действительно берет ответственность за свои слова… Могло ли это быть затишьем перед бурей, до тех пор, пока Амакатсу не возьмет дело в свои руки? И следовало бы вообще волноваться об этом?.. Из неприятных мыслей, которые звучали в голове более блекло на фоне приятной мелодии, вырвала как-раз таки тишина. Гнетущая, давящая тишина, образовавшаяся между самим Кокичи и Каэде. Ее голос, разрушивший молчание, казался совсем необремененным всей сложившийся ситуацией. — Как тебе, Ома-кун? — Даже если он не видел ее лица, Кокичи мог представить ее легкую улыбку. Без нее, Акаматсу казалась слишком непривычной, хотя, он определенно любил злить ее, так что это стало для него немного более стандартным. — На фоне всей ситуации, у меня мало слушателей… Но, не смотря ни на что, это довольно мило, что ты решил составить мне компанию. Сохранять его уже раслабленное и ничего невыражающее лицо было тяжело, так что после таких внезапных, но, кажется, честных слов, на его лице появилась привычная задорная улыбка. — Ну-у-у, это было не так плохо, вопреки моим ожиданиям. Видимо, ты действительно хоть на что-то годишься, раз оправдываешь свой талант, Ни-ши-ши! — Он хихикает, в своей фирменной манере, заставляя девушку, скорее всего нахмуриться. — Однако-о-о… Твое внезапное, и, видимо, импульсивное решение заставляет меня задуматься… Акаматсу-чан, ты решила поиграть на своем пианино, потому что больше возможности не будет? Конечно, он знал, что она не сдалась… Хотя, правильнее будет сказать, был почти уверен в этом. Единственная причина его слов — попытка поиздеваться над ее типичным оптимизмом. Хотя, если все же ответ будет утвердительным… — Боже, не неси чепухи. — Заставив парня слегка опешить, девушка раздражённо выдохнула. — Конечно нет, просто… — Она замолкла, заставляя атмосферу, которая, казалось, только-только нормализовалась, снова стать более напряженной. — Так легче успокоится, не более. Ома, с уже более серьезным выражением лица, наблюдал за тем, как Каэде встала. Это не заняло у нее много времени обернуться к нему лицом, но вместо хмурого взгляда, его встретила уверенная и теплая улыбка, которая всегда, по какой-то причине, заставляла его немного поежится. — Ома-кун, Мы обязательно выберемся, даже если ты в этом сомневаешься. — Своим сосредоточенным и осторожным взглядом он смотрел за тем, как она легко и уверенно сокращала дистанцию между ними, пока по-итогу, это была уже она, кто заставляла его чувствовать себя некомфортно. — Я говорила это много раз, и отступать я не собираюсь. Независимо от того, насколько безумной тебе кажется ситуация, — Мы все уйдем отсюда… А после, мы продолжим быть друзьями, как и пообещали. Улыбка Акаматсу, казалось, заставляла все вокруг казаться лучше. Ее слова, ее тон, ее выражение лица, — все будто так и кричало о том, что доверившись ей все пройдет гладко, как по-маслу. Волноваться ни о чем не нужно, Каэде готова протянуть руку помощи каждому, кому она нужна, она готова взять ответственность даже за такую неопределенную вещь, как выход отсюда. Ее слова не вызывали в нем никакого желания их опровергнуть, высмеять или что-либо из этого. Кокичи хотел верить, вот так просто и без обязательств, что заставляло его усомнится в каждом ее слове. Он прекрасно понимал, что это, должно быть, пустые обещания. Точно так же, как и понимал, что сплоченности группы она никогда не добьется, а работать в одиночку — выход явно не для такой, как она. — М-м-м… Ты действительно наивная дурочка, Акаматсу-чан! — Он ухмыльнулся, закинув руки за голову. — Знаешь, мы все умрем через пару часов. Что планируешь делать? Может быть, пойдешь к этому идиоту Кайто и вы придумаете что-то абсурдное и полностью бестолковое, чтобы груда Монокум попросту разорвала вас в клочья? Девушка немного замялась, обдумывая, что сказать дальше… Хотя, Кокичи мог поспорить, что она думала скорее над тем, стоит ли ей вообще говорить что-то на это. Но, вскоре оборвав свой мыслительный процесс, блондинка снова слегка улыбнулась. — Нет, не совсем. — Она помотала своей головой, заставив Ому неудобно закусить губу. — У меня есть план, который точно сработает… Так что, просто поверь мне. Неожиданностью стал уверенный жест в сторону Омы. Когда он опустил свой взгляд вниз, он обратил свое внимание на вытянутый мизинец, что было уж совсем по-детски, когда ты делаешь такое серьезное и громкое заявление. Это заняло некоторое время Кокичи, чтобы понять, что от него хотят. Он глуповато переводил взгляд от ее руки, до ее глаз, заглядывая в них, будто так и спрашивая, если она серьезна. Но факт того, что даже спустя пару секунд бездействия и взаимного молчания, девушка продолжила стоять в той же позиции, явно ожидая от Кокичи ответной реакции, тот лишь тихо вздохнул, а после наконец ответил на ее жест. — Акаматсу-чан, ты заставляешь меня задуматься, если, на самом деле, та, кто ведет себя по-детски — именно ты. Каэде лишь слегка хихикнула, что заставляло лишь усомниться в происходящем. Это все казалось слишком странным и подозрительным, что просто не могло не озадачивать Лидера. — Тогда, прости, что отнимаю твою роль. — Она лишь улыбнулась немного шире, не опуская свою руку ни на секунду. — Знаешь… Я бы хотела добавить еще одну часть, к этому обещанию. Кокичи немного склоняет свою голову в бок в вопросительной манере. Пряди его волос, торчащие во все стороны, забавно вздрагивают от внезапного движения. Но на это, голос Акаматсу звучал даже увереннее, если ему не показалось. — Не смотря ни на что, я не считаю тебя плохим человеком, Ома-кун. — Каэде лучезарно улыбается, заставляя Кокичи перестать понимать, о чем та вообще говорит. — Но знаешь… Когда ты всегда врешь, довольно тяжело понять, что у тебя в голове, поэтому… Я обещаю, что не смотря ни на что, я попытаюсь понять тебя… По-крайней мере, насколько это возможно. Подобное заявление заставило Лидера потерять любую несерьезность на его лице. Он, без намека на ребячливость, сосредоточенно смотрел прямо на Каэде. И из этой реакции, Каэде показалось, что она сказала что-то не то. Будто забывая об этом, она продолжала держать свою руку в точно таком же жесте, в каком она и была, несмотря на внезапно накалившуюся атмосферу. Спустя пару секунд молчания, Кокичи медленно расцепил свою руку от данного акта. На момент, он казался совсем не здесь, физически он находился прямо перед девушкой, но его мысли будто продолжали кишить где-то вне этого места. Но данную неловкую тишину прервал вздох, который шел именно от обладателя фиолетовых волос. Ома казался разочарованным её словами, в какой-то мере? Каэде в целом было тяжело сказать, о чем он думал в тот момент. — Боже, Акаматсу-чан, ты действительно как ребенок: лезешь на то, что тебе не по-силам. — Кокичи, без привычного задорства поставил свои руки по-бокам, будто придавая себе более гнетущий образ. Во время этого действия, его голова была опущена, а тон казался теперь совсем уж пустым и непохожий на привычный, но спустя пару секунд, подняв свою голову, чтобы наконец посмотреть на девушку, он хитро улыбался, а голос вернул прежние краски. — Но, ты знаешь… Я не против. Не то, чтобы твое обещание имело какой-то вес для меня, но я бы посмотрел, как ты пытаешься! Внезапная перемена настроения вызвала в девушке негодование, что определенно, даже в большей степени, раззадорило парня. Не так много людей были возле Лаборатории Абсолютной пианистки в то время, на самом деле. Но, если быть честным, Кокичи это даже устраивало. Было бы странно, если бы кто-то услышал их диалог, да и тем более это глупое обещание. Хотя, в самом деле, Оме казалось, что это было… Забавно, не более. То, как эта пай-девочка продолжает опекать даже такого как Кокичи, — лишь смешило. Каэде продолжала возвращаться к нему, раз за разом, разве это не странная вещь? Другим людям не было особого дела до парня, который ведет себя настолько раздражающе… Но она все еще болтала и проводила с ним время, не зависимо от того, насколько раздраженной или злой она могла уходить от него много раз ранее. А потом, это осталось лишь воспоминаниями. В основном, неприятными. Наблюдая за тем, как воздух покидает тело девушки с каждой секундой, он думал, что это было начало конца. Что ждало их всех, когда на их глазах топчут их, возможно последнюю, надежду в этом месте? Теперь, Каэде Акаматсу никогда не скажет что-то воодушевляющее. Теперь, дух группы разорван на мелкие кусочки, брошенные в грязь. В голове самого Кокичи оставался лишь один вопрос, который он никогда больше не сможет задать: Зачем ты солгала, зачем ты солгала, зачем ты солгала, зачем ты солгала. Ома не мог оторвать свой взгляд от душераздирающей картины. Руки стискиваются в кулаки, заставляя костяшки побелеть, а ногти неприятно впиваються в кожу. Это ощущалось так неправильно. Каэде пыталась убить Организатора, но убила невинного человека. Она ведь пыталась спасти всех? Но даже так, Кокичи был зол на Каэде. Просто… Необъяснимо зол. За убийство, за её собственную глупость. Хотя, он должен был поблагодарить её за то, что он всё еще жив. Жив, когда теперь, надежды выбраться стало ничтожно мало. Жив, когда её больше нет рядом, оставлен на попечительство самому себе, пока все остальные продолжат закрывать глаза на проблему и ему придётся делать всё одному. Но была одна вещь, за которую он попросту не мог на неё злиться. Был не в силах, из-за того, что ему такое, может быть, впервой. А может, он просто не жалел. Просто простил, может быть совсем слегка будучи благодарным, что она вообще дала ему это обещание. Да, определенно пустяк, ему просто было безразлично, даже если это была его собственная ложь, которую он никогда и никому не сможет повторить, кроме самого себя. Ага. Наверное, он соврал раннее. Он определенно точно не зол на неё… … И крышка пианино закрывается, позволяя мелодии закончится, а бледному телу Абсолютной Пианистки быть погребенным под ней.