The Reaping

      Сон Мугена прервал солнечный свет — ослепительно красный, заставивший прищуриться, когда он разомкнул веки и вновь сомкнул их. Черты его лица сморщились от напряжения; он поднёс руку к лицу и застонал, перевернувшись на спину, чтобы найти облегчение от назойливого солнца. Он задремал снова. Было жарко. Он проснулся опять, пропитанная солнцем кожа была влажной от пота. Он сглотнул, и слюна застряла в его пересохшей глотке.

***

Он сел на скамью и скрестил руки на груди, ожидая, когда ему принесут еду. Краем глаза он заметил, что ребёнок, сидевший рядом с ним, был притянут поближе к своей матери в зелёном кимоно, и она не проявила при этом никакой сдержанности. Она пристально смотрела на него. Он разжал скрещенные руки и пересел на другую скамью, но не потому, что не хотел доставить ей неудобств, а потому, что сидеть рядом с ней было чертовски раздражающе.

***

В тишине глухой ночи он очнулся на спине на полу хижины. Он захрипел, и его голова дёрнулась в сторону. Булавки и иголки пронзили его от низа живота до самых кончиков пальцев, намекая на то, как он вообще очутился здесь. Ему было холодно. Тошнотворно холодно. Холодно так, словно он был мертвецом. Когда его взгляд сфокусировался на женщине перед ним, он сощурился. Она спала рядом с ним, свернувшись калачиком и подтянув колени к груди. Старая церковь. Сумасшедший ублюдок с повязкой на глазу и серпом. Пляж, взрыв. Меч Дзина. Так почему же он был здесь? Где?.. Глаза Фуу медленно открылись, сонный паралич ослабел, и на её женских чертах появилось узнавание. Выглядела она дерьмово. Карие глаза расширились, и Фуу, резко вскинувшись, опустилась на колени перед ним. — Муген! — прошептала она приглушённо. — Ты проснулся! Он открыл рот и импульсивно потянулся к её расплывающейся фигуре, но тело запротестовало, и его локоть ударился об пол с громким стуком. Он помнил, как учащённо дышал, пока она не положила его голову к себе на колени, и он слушал её тихий голос, произносивший неясные слова, когда к его губам поднесли трубочку. Вначале разум был затуманен, и он прикладывался к трубке, как она и просила, пока раны не стихли, и он снова не заснул, подсознательно отмечая, как пальцы успокаивающе пробегают по его волосам. На самом деле он не хотел, чтобы она вот так прикасалась к нему, но это ощущалось приятно.

***

Через несколько ночей после того, как он впервые ушёл от Дзина, он поднялся по ступенькам борделя. Его кошелёк стал немного легче, разум слегка гудел от саке, а все остальные потребности уже были удовлетворены. Если подумать, это был самый долгий период, когда он ни с кем не дрался, сколько он себя помнил. Он повёл плечами, привыкая к весу вновь вернувшегося меча за спиной.

***

Это было новое чувство спокойствия — снова путешествовать в одиночку. Не было никакой напряжённости с Дзином, и — самое главное — не было раздражающего пронзительного голоса за спиной, отпускающего ехидные замечания по поводу его аппетита или женщин, которые решили составить ему компанию. Она вызывала его на самую нудную чушь, и именно тогда, когда он убеждал себя, что его это не беспокоит, она снова начинала говорить. Не имело значения, было ли это безобидное наблюдение за погодой или приятное воспоминание о былых временах, — её дерьмо было безжалостным. Как бы сильно он ни ненавидел её комментарии, он поймал себя на том, что пытается нащупать источники её раздражения. Он намеренно бездумно тратил их деньги; он насмехался над её худощавой девичьей фигурой, не преминув упомянуть Дзину о своих походах в бордель в её присутствии. Он получал удовольствие, и гнев вырывался из её толстого рта, пока ей не удавалось бросить ему что-то раздражающее в ответ. Больше всего он ценил её, если вообще ценил, когда был на грани потери сознания в полутёмной хижине, хотя теперь она вторгалась во все сферы его существования, возвращая его из мёртвых по имени и появляясь в грубых лихорадочных снах, которые он видел, лёжа под раскалёнными окнами. Он никогда не признавался себе в этом, но, где бы он ни бродил, он обращал особое внимание на девушек в розовых кимоно и с растрёпанными волосами, особенно если они шли так, словно у них на плече был огромный булыжник.

***

Фуу была так взволнована видом океана, что пробежала мимо него и Дзина, задрав низ кимоно и игриво плескаясь в воде. Океан был необъятен и неумолим, и это был верный способ похоронить доказательства злых деяний. Даже самые невинные на вид волны могли скрывать под собой подводное течение, способное потрепать и самого сильного из пловцов. Она гонялась за волнами, будто это была игра. Через несколько дней она вернула его к жизни.

***

Когда он подошёл к одеялу, девушка спала. Пухлый черноволосый ребёнок пытливо и молча смотрел на него, когда он остановился. Его громкие гэта смолкли, когда сумерки сгустились над горизонтом. Это была Фуу. Черты её лица стали старше, длиннее, но у неё был всё тот же нос и тот же глупый рот, которые он не мог стереть из своей памяти. Это было так похоже на неё — заснуть в дикой глуши с ребёнком. Он замер на мгновение, размышляя об иронии судьбы. Он не хотел иметь с ней ничего общего, но при этом всю дорогу скучал по ней. Он медленно кружил вокруг неё, подкрадываясь к ней, как к добыче. Все ужасные вещи, которые могли бы с ней произойти, теперь стали возможны, будь он кем-то иным. Он сморщил нос и покачал головой. Он не был этим иным человеком, хотя часто ожидал жестокого конца за каждым поворотом, где нельзя было увидеть другой стороны. Малыш всё это время наблюдал за ним, широко раскрыв свои большие карие глупые глаза, но он не обращал на это внимания, подталкивая спящую девушку гэта. Она вздрогнула, её глаза открылись в ужасе, и она вскочила, чтобы встать перед ним; выражение осознания медленно расползалось по её лицу. Прошло много времени. По меньшей мере три года... Он не был уверен. Он чувствовал её энергию: огненную и яростную, но потом она почему-то угасла. Она обняла его, обхватив худыми руками за спину и прижавшись головой к его груди. Она практически выдохнула его имя. Он не знал, что её волосы будут касаться обнаженной кожи его груди, и не был готов к этому. Это напомнило ему о том, почему он вообще решил её разбудить. В конце концов, он по ней скучал, или что-то в этом роде.

***

Солнце село, и он остался с саке Дзина на ступеньках дома, положив локти на колени и держа в руке чашку. Пришёл вечерний дождь, оросивший влагой зелёный ландшафт, и туман из дождевых капель убедил его в том, что он жив. Дверь за его спиной открылась, появилась Фуу со своей чашкой и бесцеремонно выхватила графин из его рук, чтобы налить и себе. — Забавно, — прощебетала она; её ноги были босыми, как и его собственные. Она села рядом с ним, вытянув конечности и высунув пальцы ног из-под крыши, чтобы они попадали под дождь. — Я долго искала тебя, Муген. Я так волновалась и иногда так злилась на тебя. А когда увидела тебя сегодня, была так счастлива… Хотя я не ожидала, что ты настолько изменишься. Он проигнорировал последнюю часть её фразы. — Почему ты злилась? Она фыркнула и отпила из чашки, не торопясь. По тому, как медленно она говорила, он понял, что она тщательно подбирает слова. — Потому что... Я не могла тебя найти. Я думала, часть сделки заключается в том, что мы все найдём друг друга, понимаешь? — Какой сделки? Он заметил, что его слова задели её. Она, конечно, стала старше, но не утратила детскости мышления. — Ну, знаешь... когда мы разошлись, я подумала, что мы все попытаемся найти друг друга. Муген хмыкнул и отхлебнул из своей чашки, слегка сплюнув, когда повернулся, чтобы налить себе ещё из графина, стоявшего рядом с ней. — Ты обманом втянула меня в своё маленькое путешествие. Если ты не смогла найти меня после, это потому, что я этого не хотел. Он почувствовал, как она неловко поёжилась. Он взглянул на неё сбоку, заметил, какими грустными были её глаза, и тут же почувствовал угрызения совести за своё резкое высказывание. Почему? — Ты прав, — мягко сказала она, запрокидывая голову, чтобы быстро допить остатки из чашки. — Но вот ты здесь. Она улыбалась ему, он понял это по её голосу.

***

После их последнего совместного ужина на острове Икицуки Фуу подошла к нему у подножия скалы, где он сидел, свесив ноги с края. В её руках была миска с мазью и бинтами. — Я в порядке, — сказал он ей, — иди к Дзину. Она закатила глаза. — Я уже проведала Дзина. Давай. — Она указала на ткань, обёрнутую вокруг его груди и живота. — Дай мне взглянуть, хорошо? Это в последний раз. Муген никогда бы не признался в этом, но он ненавидел такие моменты с Фуу, а их было немало за всё время путешествия. С тех пор как он полностью пришёл в сознание, он стал в полной мере ощущать её взгляд на своей коже, которую он так беззастенчиво показывал другим. В своём нынешнем состоянии, испещрённый свежими ранами, слоями рубцовой ткани, образовавшейся на ожогах левой половины груди и пулевом отверстии в животе, Фуу смотрела на него с огорчением, состраданием и печалью, и он ненавидел это. Он замолчал и послушно повернулся к ней, наблюдая за сосредоточенностью на её лице, когда она разложила свои принадлежности рядом и принялась разворачивать его старые загрязнившиеся бинты. Пальцы коснулись его груди, и он вздрогнул, но не от боли, а от того, что к нему ещё никогда не прикасалась женщина в столь интимной, но в то же время платонической манере. Она была осторожна, чтобы не причинить ему боли, несмотря на то, что всего несколько недель назад он вытерпел пытки, стрельбу, ожоги и ножевые ранения. Он не стал напоминать ей об этом. Он отвернулся, когда она окунула тряпку в миску и стала тереть его, морща нос и щёки, когда проводила по особенно чувствительному месту над огнестрельным ранением. Он смотрел, как океанские волны набегают друг на друга, швыряя воду на берег под ними в непрерывном шипении воды... Всхлип. Муген перевёл взгляд на плачущую девушку перед ним и нахмурил брови. Фуу уткнулась лицом в предплечья, одна рука всё ещё сжимала тряпку, покрытую его засохшей кровью и мёртвой плотью. Неуверенный в том, как прикоснуться к ней, он поначалу замешкался, протянул руку, но после отдёрнул её, позволив ей на мгновение зависнуть над Фуу. — Эй, девочка, — мягко сказал он. Она подняла лицо и посмотрела на него, глаза её были опухшими. В своём лучшем состоянии она была милой, он мог признать это, но она была чертовски уродливой плаксой. — Ты... — Его голос прервался. Фуу тряхнула головой. — Прости меня. Я просто... Я так сожалею обо всём. Он ничего не сказал, но опустил руку, чтобы схватить её за плечо. Она посмотрела ему прямо в глаза. — Если бы я не... всё это... — она зарыдала, прижимаясь к нему и заставляя его чувствовать себя неловко. — О чём ты, чёрт возьми, говоришь? — он стиснул её. — Эти чокнутые засранцы нашли бы меня с любой сумасшедшей бабой, с которой бы я путешествовал! Она слабо улыбнулась ему. — Похоже, я только всё ускорила, да? Он кивнул. — Да, ты здорово ускорила дело. Его слова заставили её лицо вновь исказиться, и он тихо выругался. С этой девушкой было невозможно бороться. Она опустила голову и стала смотреть вниз, пока он не поднёс руку к её подбородку, наклоняя его к себе. — Поговори со мной, девочка. Она покачала головой и зажмурилась. — Мне так жаль... — она всхлипнула, обхватив его запястье своей маленькой ручкой. — Но я так чертовски благодарна тебе, Муген. Проходили минуты. Он замер, двигаясь только на выдохах и вдохах, когда она снова посмотрела на него. — Спасибо тебе, — прошептала Фуу. Он наполовину ожидал странных объятий, но вместо этого она отвернулась и сосредоточилась на текущей задаче, перевязывая его свежими бинтами. Он не мог понять тех чувств, которые испытывал тогда. Только несколько недель спустя, после того, как их пути разошлись, он проснулся ночью и понял, что естественной реакцией любого нормального мужчины было бы поцеловать её; от этой мысли у него скрутило живот, но потом он вспомнил, что некоторые мужчины делают подобные жесты из чистой привязанности, не только из похоти. Он был хорошо знаком с похотью, но не с привязанностью.

***

Его разум двигался нестройными фрагментами. Однажды вечером он услышал непрерывные размышления Фуу и слабые подшучивания бывшей проститутки — всё это вместе, заглушаемое далёкой птичьей трелью и жужжанием насекомых за холмом. Осознание того, что он снова оказался с ней под одной крышей, посылало по его коже мурашки. По утрам он слышал её босые шаги, проходившие мимо его двери, и её приглушенный голос в коридоре, пытающийся успокоить капризного малыша. Когда он проходил по коридору на кухню, то чувствовал её запах, если только ароматы блюда, которое готовила Сино, не были настолько резкими, чтобы заглушить сладкий запах волос или кожи Фуу — он не был уверен, что именно, и не хотел слишком много думать об этом.

***

Она выбежала, чтобы дать ему пощёчину в то утро, когда он уходил, громко расспрашивая его о маршруте и о том, почему её не позвали с собой. Он не смог сказать ничего вразумительного, лишь пожал плечами и колко ответил на её назойливость. Стиснув зубы, она потребовала, чтобы он подождал её, а затем, крутанувшись на каблуках, вернулась в дом за своими вещами. Сино спустилась по ступенькам с малышом на руках, вежливо улыбнулась ему и, опустив взгляд в землю, села на каменную скамью напротив него. Она ничего не говорила, только суетилась с младенцем у себя на коленях. Его тошнило от этого ребёнка, независимо от того, был он рядом с ним или нет. Фуу же, напротив, ребёнка обожала. Казалось, она хватала его при каждом удобном случае, карие глаза расширялись от восторга каждый раз, когда он неуклюже пытался назвать её имя и тянулся к ней своими толстыми пальцами. Бедный малыш, вероятно, уже запутался, какая пара грудей будет его кормить... Уж точно не Фуу. Он ждал, не желая уходить лишь наполовину. Ему не терпелось уйти, но не без компании Фуу. Он никогда бы не признался ей в этом, но годы пути в одиночку уже не казались ему такими же привлекательными. Еда стала невкусной, а дни проходили под непрерывный гул ничего не значащих предложений и разговоров. Он никогда бы не покончил с собой, но теперь понимал, почему это делают другие. Возможно, дело было в Фуу. — Ты собирался уйти, не попрощавшись? Муген вздрогнул, уловив женщину в периферии, и наклонил голову к ней, скрестив на груди руки. — Не знал, что ты так привязалась. Сино захихикала, поправляя беспокойного ребёнка у себя на коленях. — Не со мной, с Фуу. Полагаю, ты услышишь это, когда она вернётся сюда. Муген вздохнул, перенося вес на противоположную ногу. Прошедшая неделя пошла ему на пользу: он ел лучше обычного, отчего заметно прибавил в весе и мышечной массе, вернувшись к прежнему, привычному уровню. — Ничего нового. Она всегда ищет, к чему бы придраться. — Думаю, она такая, только когда ты рядом. Глаза Мугена расширились, и он искоса взглянул на старшую женщину. Он ничего не сказал в ответ, только тщательно прокручивал её слова у себя в голове. Несколько мгновений спустя появилась Фуу, утомлённо взмахнув льняной сумкой, перекинутой через плечо. — О, ты ещё здесь, хорошо, — она кивнула Мугену. — Разве у меня был выбор? Она проигнорировала его, в последний раз обняв Сино и ребёнка перед уходом. Только когда он повернулся и пошёл прочь, он услышал сзади её неистовые шаги, догоняющие его, и должен был признать, что ему не было противно их слышать. Он совсем не испытывал к ним неприязни.

***

Костёр превратился в тлеющие угли, полыхнувшие яростным алым жаром и единственным язычком пламени, когда он ткнул в него палкой. Он лежал, оперевшись на локти, а девушка устроилась на боку лицом к нему, так близко, что её дыхание обдувало ему руку при каждом выдохе. Он хотел остановиться в последнем городе, но она настояла на том, чтобы они отправились в следующий. Закат наступил раньше, чем она ожидала, и тогда они развели костёр и устроились на земле. Он мог бы устроить ей разнос за это. Он мог бы назвать её решение глупым и указать на то, что поступил мудрее, предложив переночевать в цивилизации, где есть саке и еда. Но он довольствовался тем, что лежал с ней в тишине, и только сверчки шумели в высокой траве, окружавшей их. — Когда мы расстались, куда ты пошёл в первую очередь? — спросила она. Он поднял бровь. Он понятия не имел, что она всё ещё бодрствует, так как она замолчала после того, как поглотила их улов из близлежащей реки. Он вздохнул. — Не знаю. — Он снова ткнул костёр палкой, вызвав прилив жара к их пальцам ног, когда пламя вырвалось из-под сгоревшего полена. — Это было очень давно, знаешь ли. Она зевнула и тяжело выдохнула ему в руку. Он притворился, что ничего не заметил. — Сначала я думала развернуться и найти вас, ребята. Но чем дальше я уходила, тем больше мне хотелось просто найти место, где можно было бы прилечь, чтобы никто меня не беспокоил. Муген ухмыльнулся этому заявлению, откинув голову назад, чтобы посмотреть в ночное небо. — Я знаю, на что это похоже, — задумчиво пробормотал он. Другой парень воспользовался бы этим шансом, чтобы сблизиться с ней, украсть как можно больше привязанности, пока её сердце готово было излиться. Но он понимал, что его и Фуу связывают узы; больше всего их объединяло то, что в тот момент они оба желали остаться наедине со своими мыслями так же сильно, как и друг с другом.

***

Впервые он поцеловал Фуу, когда она удачно выторговала себе бесплатную комнату в гостинице после того, как случайно наткнулась на владельца, развлекавшегося с девушкой намного моложе него в переулке за чайным домиком, где они ели, спасаясь от когтей дождя. Муген был пьянее обычного, когда она вышла из раздвижной двери, ведущей в купальню. Он перевернулся на бок, чтобы оказаться лицом к ней, подложив одну руку под голову. Подтверждение того, что он проснулся, было всем, что ей требовалось, чтобы открыть рот и начать рассказывать обо всех мыслях, которые посетили её во время купания: о том, куда им следует отправиться дальше, о похвалах их экономным тратам, о ребёнке Дзина и о новой знакомой с родимым пятном в форме рыбы на подбородке. Он только хмыкнул в ответ, и это заставило её замолчать. — Ты вообще меня слушаешь? — Фуу закатила глаза и опустилась у стены напротив него, вытирая полотенцем влажные волосы. Он потянулся и сел. Его волосы снова отросли, касаясь теперь плеч и затылка. Знакомая ярость промелькнула на её лице, пока её взгляд не задержался на чём-то... Тогда её лицо вытянулось. Он узнал это угрюмое выражение. Оно было у неё всю неделю перед тем, как они разошлись, когда она без устали суетилась вокруг него и Дзина, а он утратил свою жажду убивать. Тёплый ветерок из окна ласкал его кожу, и он вспомнил, что верхняя часть его тела была обнажена. Она не видела этих шрамов прежде. Он уже много раз был перед ней почти голым, чёрт, да во время его восстановления после ранений на острове Икицуки она должна была видеть всё это ежедневно. С тех самых пор он не так часто пользовался мечом, и его разум был спокоен, пока он не вспоминал о женщине, сидевшей сейчас перед ним. Помимо слабых следов когтей на щеке, у него была куча длинных бороздок и один неровный мраморный рубец с правой стороны живота — следы от косы и пушечного выстрела. Они были неподвижны, единственным звуком был тихий разговор далёкого прохожего где-то за окном. Она была с ним, когда он изменился. Она была с ним и раньше, как бы сильно он ни хотел избавиться от неё. Именно тогда он понял, что находит её привлекательной. Муген подался вперёд и на четвереньках прополз к ней несколько шагов. Она всё ещё не двигалась, большими глазами смотря на него; её голова покоилась на вытертой полотенцем руке. Он остановился и вгляделся в её лицо. Ему было трудно понять её, потому что он никогда не приставал ни к кому вроде неё, потому что, когда он встретил её, она была маленькой надоедливой стервой, которая никогда не держала язык за зубами и не умела избегать неприятностей. Её колени подтянулись к груди, и он понял, что это — барьер. Прядь подсыхающих тонких волос упала с её лба, и он потянулся, чтобы откинуть назад эту прядь. Она по-прежнему не двигалась и не отшатывалась от него. Он положил руку ей на лоб и наклонился, чтобы прижаться губами к её губам. Ей потребовался миг, чтобы ответить; это был лёгкий наклон подбородка и крохотное касание губ. Он провёл пальцами по её макушке, чувствуя, как мягкие пряди влажно касаются кожи. Теперь, вспоминая об этом, он не был уверен, что именно заставило его отступить на свою половину комнаты. Возможно, это было прикосновение её пальцев к его руке, или девчоночий звук, который она издала, когда его язык агрессивно прошёлся по её нижней губе, что неизбежно вызвало возбуждение — а заодно и эмоции, с которыми он не был хорошо знаком, по отношению к женщине, с которой он не был хорошо знаком.

***

— Так что всё-таки произошло в тот день? — прямо спросил он, доливая себе саке. Она мгновение помолчала, усевшись на подушку напротив него и сведя колени вместе. — Я и забыла, что ты не знаешь, — заговорила она, казалось, полузабавляясь собственной оплошностью. — Я нашла своего отца в той хижине, куда относила тебя. В то время он был почти при смерти. Это... оказалось не совсем так, как я представляла себе нашу встречу. Потом к нему заявился убийца. Он преследовал и меня, пока нас не нашёл Дзин. Глаза Мугена сверкнули. — В этой истории многовато дыр. Фуу вздохнула и поведала ему остальное. Она рассказала об одиноком детстве с матерью, которая умерла незадолго до того, как он встретил её в чайной, о днях, наполненных христианскими молитвами и куклами, которые она смастерила из подолов старой одежды. Она рассказала ему о подсолнечном поле, которое родители посадили ещё до её рождения. Рассказала и о последних словах умирающего отца, обращённых к своей дочери, которые, чёрт возьми, звучали намного лучше, чем всё, что она когда-либо слышала. И всё же, когда она заговорила о смерти отца, он понял, что такое сочувствие, впервые с тех пор, как убил Сару.

***

Во второй раз она поцеловала его. Они были на горячих источниках неподалёку от какого-то города, и она вошла в воду, зная, что он там, и скрестив руки на своей маленькой груди. Он отпустил комментарий, высмеивающий её наивность, а она ответила остроумным замечанием о его последней экскурсии в бордель. Она была в воде рядом с ним, двигалась в его сторону и, судя по движению воды, огибала его по кругу. Пока они разговаривали, она ухватилась за камни на выступе рядом с ним и погрузилась в воду, глядя на него невинными глазами. Тёмные зрачки быстро двигались, пока она говорила. К тому времени он уже понял, что это было продолжением их путешествия в самом лёгком виде, где Четырёхглазый получил спокойный финал, которого так жаждал, а они с Фуу шли и работали днями, чтобы иметь такие же безмятежные ночи, как эта. Было время, когда его более юная версия бросала бы её на каждом шагу при первой возможности, но с сегодняшнего дня, решил он, он больше не будет этого делать. Было неясно, кто сделал первый шаг; быть может, они встретились взглядами и оба решили, как проведут этот вечер. Но он притянул её к себе и впился в её губы. В этот раз она была гораздо более открытой, чувствительной, она обхватила его шею руками и подтянула колени практически к его груди под водой, вызвав мгновенное знакомое возбуждение. Её тело было мягким и столь же знакомым ему, сколь и непривычным. Он медленно провёл руками от её коленей к бёдрам и вверх по спине, поднимая её и неся через воду к поросшему травой камню в середине источника. Луна отражалась от поверхности воды, и свет плясал на их лицах стеклянными осколками. Никогда прежде он не держал её так близко… или бережно. Когда его губы переместились к её подбородку, она выдохнула его имя и выгнула спину, прижимаясь к нему. Он почувствовал, как её пальцы вновь пробежались по его волосам и грубо потянули его вверх для очередного поцелуя в губы; знакомые волны уюта той хижины захлестнули его. Он улыбнулся ей в губы. Казалось, в кои-то веки он нашёл что-то, что заставило его почувствовать себя нужным, что-то, что усмирило его и даровало покой. Так закончится его жизнь, решил он: не от увечий на морском берегу и не от заслуженного клинка палача, а с нею. Он подумал, что это, возможно, и есть любовь.