Выход

Претензии Сакуры к Наруто становились громче, но джоунин все так же не хотел открывать глаза. Лежа в спальном мешке, Хатаке ощущал, как находящийся в кармане батончик, только что убивший куноичи, давит на его бедро. Почему умерла девушка, а не Саске? Ведь была его очередь. Первой умерла куноичи, затем он, потом Наруто. Оставался только Саске, но почему-то опять умерла Сакура. Да что здесь происходит?! Послышался звук разорвавшейся ткани. Даже не открывая глаз, копирующий знал, что это Наруто нервно оторвал манжет своего рукава. Хатаке невольно отсчитал пятнадцать секунд и губами одновременно с Учихой повторил его вопрос слово в слово:       – Какаши-сенсей, может, уже пойдем? Почему снова умерла девушка, а не Саске!? Батончик, находящийся в кармане, начал давить на бедро еще сильнее. Почему в прошлый раз умер не Саске?! Почему?! На этом вопросе шоколадка стала словно обжигать бедро.       – Какаши-сенсей, – вновь послышался нетерпеливый голос Учихи, – думаю, нам пора идти.       – Да куда мы пойдем?! – Одним резким прыжком Какаши выскочил из спального мешка, вытащил из кармана проклятый батончик и со всего размаха бросил его на землю. Под недоуменные взгляды мгновенно замолчавших учеников, мужчина начал с силой топтать ненавистную шоколадку. Он больше не мог видеть ни ее, ни эту чертову поляну. Он больше не мог видеть, как раз за разом умирают те, к кому он начинает искренне привязываться.       – Да куда мы пойдем?! – Повторно прокричал Какаши. – Я надеялся, что нам просто надо вернуться в Коноху, но вы все равно продолжаете умирать! Кто-то умирает, если мы идем вперед! Кто-то умирает, если мы идем назад! Нам некуда идти! Сначала Сакура умерла из-за того, что я не успел ее спасти! Потом я убил себя! Потом я убил Наруто, отправив его на разведку! Только что я угостил Сакуру этим чертовым батончиком и опять ее убил! Я всегда убиваю тех, к кому привязываюсь! В последний раз такая истерика у него была очень давно, после смерти Рин. Он так и не пережил гибель Нохары. Годами оставаясь внешне спокойным, джоунин просто загнал ту боль глубоко внутрь себя. И сейчас она наконец-то вырвалась и лавиной обрушилась на несчастную шоколадку, от которой уже почти ничего не осталось. Громкий голос распугал ворон, и на поляне наступила полнейшая тишина, среди которой вопли беснующегося мужчины казались еще громче. Ошарашенный Наруто переглянулся с такой же шокированной Сакурой и тихо пробормотал:       – Какаши-сенсей, ну вот же она, живая.       – Это сейчас она живая, а... – кричащий Хатаке судорожно посмотрел на часы, – минут через пятнадцать она умрет! Или ты умрешь! Или я умру! Или Саске, потому что он даже пропустил свою очередь умирать! Возможно, теперь он умрет два раза подряд! Безучастно наблюдающий за этой сценой Учиха засунул руки в карманы и тяжело вздохнул:       – Наш сенсей сошел с ума. Это все из-за тебя, Наруто. Я же предупреждал, чтобы ты не был таким придурком.       – Даттебайо! Я не придурок! Сам ты бесчувственный остолоп, это он из-за тебя стал таким! Вообще хватит уже меня оскорблять! Сначала на меня все утро орала Сакура-чан, теперь ты! Почему на меня всю жизнь орут?! Что я вам всем сделал?! Джинчурики разошелся не на шутку. Он с яростью подлетел к Учихе и замелькал оранжевыми рукавами с оторванными манжетами с такой частотой, что в глазах у Какаши начало рябить. Поэтому мужчина не сразу понял, что происходит, а потом было уже слишком поздно, чтобы все остановить. Тонкие детские пальцы уже начали превращаться в длинные когти. Доведенный до отчаяния мальчик окончательно потерял самоконтроль и выпустил Девятихвостого. Мгновенно забыв об уже растоптанном батончике, Хатаке подскочил к джинчурики и встал между ним и Саске ровно в тот момент, когда острый коготь наметился в Учиху. Природное лезвие прошло через жилет джоунина как сквозь подтаявшее масло, и Какаши оторопел от резкой боли. Говорить, да и просто дышать, стало почти невозможно. Более того, мужчина был уверен, что сейчас снова очнется на этой чертовой поляне, и Узумаки ничего не будет помнить. Однако для Какаши стало важным это сказать. Копирующий настолько погрузился в собственное горе после смерти Рин, что не осознавал, насколько тяжело было жить сыну Четвертого. Конечно, Хатаке всегда переживал за мальчика, но никогда не предпринимал серьезных попыток исправить ситуацию. Глядя в красные глаза Курамы, внутри которого был заперт страдающий всю жизнь мальчик, Какаши еле слышно пробормотал:       – Наруто, прости меня...

***

Ватная голова. Глухо кричащая ворона. Громко ругающаяся Сакура. И абсолютно целый батончик, лежащий в кармане и давящий на бедро.