Волны разобьются

Сердце Шифра забрала не сразу. После их вечера она попросила медицинскую страховку и исчезла на две недели. Эхри чувствовал странную покорность своему решению, убедив себя, что назад пути нет. Дни без работы проходили скучно и одинаково: вставал Эхри поздно, искал работу, поправлял и отправлял резюме, а вечером отправлялся в паб и пил, считая себя если не неудачником, то никому не нужным и бесполезным. Старик Шулебан снова цеплялся: — Ай, фея какая дурь наслала что ль? Родителей он не навестил — не хотел слушать советы и причитания. Однажды вечером обнаружил, что кто-то убрал с лужайки кольцо фей. Эхри впервые сам, без Шифры отправился на пляж, собирал гальку, но только ту, что была одинаковой. Море в тот вечер было спокойным. У берега белая пена и волны были серыми, а потом была только черная мгла — где небо, а где море — не разобрать. Эхри зашел в воду — она была прохладной, но поверхность её чуть-чуть согрелась под дневным солнцем. Он постоял немного, глядя вдаль, но разглядел только мигающий свет дальнего маяка. Стихи в голову не приходили, только одна грустная строчка, но не слишком поэтичная, чтобы её запоминать. Эхри выложил круг, затем сел на траву. Приехала ярмарка, и вдали кричали десятилетние песни, разноцветные огни окрасили горизонт. Эхри слушал преувеличенные возгласы хозяев каруселей, и думал, как хотел бы куда-нибудь уехать, и начать жизнь полностью заново. Уплыть бы за море, в черноту, и увидеть — пустота ли там, или земли, только в телевизоре мелькавшие. Шифра вернулась неожиданно, ранним утром. Эхри встал, услышав, как залаяла собака. Шифра в коридоре снимала туфли, лицо её было серьезным, взгляд — собранным. Возле нее стоял черный квадратный портфель — «новое сердце» — понял Эхри и тут стало ему так страшно, что на глазах слезы появились. Шифра прошла на кухню (сказала — места там больше, чем в ванной). Достала из кармана пакетик с какими-то таблетками, налила в воду стакан. Таблетки зашипели, вода забурлила. — Выпей. Эхри взял стакан и сердце его отчаянно забилось, протестуя. Он залпом выпил горькую воду. Ему тут же стало трудно дышать. Он тяжело оперся об стол, в ожидании, зажмурился. Сердце барабанило, в груди заныло. Через минуту Шифра вскрикнула — «Футболка, её надо было снять!». Эхри открыл глаза, схватился за футболку — из груди текла кровь. — Давай, вытаскивай, вытаскивай! — Шифра испугалась не на шутку, увидев, как побелел Эхри. Эхри сунул руку под футболку, и рука его прошла сквозь что-то острое, твердое — его кости. Эхри сунул руку дальше, сквозь липкую слизь, и вдруг нащупал что-то горячее, пульсирующее, скользкое. Эхри вырвал это что-то, поднял рубашку. В его руке трепыхался маленький, невзрачный, красный кусок мяса — его сердце. Ребра зачесались, и заболели так, будто их пронзили ножом. Эхри подумал — «это сколько крови надо будет отмывать». Услышал голос Шифры, но вместо нее увидел лишь размытый силуэт. Эхри рухнул на пол без чувств, его сердце выпало из руки, и больше не стучало. Очнулся Эхри в своей кровати. Футболки на нем не было. Он глядел в потолок, слабо горел ночник. Жалюзи были опущены. Эхри оглядел комнату — знакомый шкаф, стол, синие стены… Эхри подумал — неужели это был всего лишь страшный сон? В голове — ни ясности мыслей, ни восприятия. Он прикоснулся к груди — реальность: нащупал повязку. Шифра сидела напротив в его антикварном кресле и читала книгу. Эхри прислушался к сердцу, вернее, его замене — ничего необычного он не ощутил. Ни холода, ни боли. Он положил руку на грудь. Там равномерно билось. Шифра отвлеклась от книги. Увидев, что Эхри пришел в себя, она мягко улыбнулась. Встала и погладила его лоб. — Врач сказал тебе отдыхать и не вставать неделю, иначе швы разойдутся. — Ты еще и врача-то позвала… И что ты ему, интересно, сказала, а? Шифра не ответила. Она села на край кровати и разглядывала его. — Что ты читала, а? — спросил Эхри. — Да так, сборник каких-то странных рассказов. У тебя нашла. Что-то вроде первых ужасов… — Ты могла врачу сказать правду, я должно быть, не единственный, кому феи сердце-то меняли. — Это был врач фей. — Врач-фея? — Возможно, у него родственники феи. Он данным-давно живет исключительно среди людей. На балах я его никогда не видела. — А мое сердце-то… У тебя? — А как же. Показать? — Покажи. Шифра встала и он услышал, как она спускается по лестнице. Эхри пытался думать. Понятно, что то, что он отдал свое сердце, сделало его подобием феи. Но Шифра не стала ему понятнее, и — он прислушался к шуму за окном, стекло царапали ветки — ветер на улице оставался ветром. Его также терзали сомнения — а что будет теперь, надо ли объяснять родным и друзьям, он думал, что надо искать новую работу, что надо навестить родителей, и дочитать «Основные фигуры философии», поменять пластинку в секонд-хэнде и что он, должно быть, почти сутки ничего не ел — обычные, человеческие мысли. Шифра вошла в комнату, в её руках была небольшая стеклянная банка, наполненная чем-то прозрачным. В ней Эхри увидел маленькое пульсирующее сердце. — Я буду знать, когда тебе плохо, и когда с тобой что-то случится. Твое сердце тогда будет быстрее стучать. И если оно вдруг застынет, я смогу заставить снова его биться. Это довольно полезно. — Будешь оберегать меня от сердечного приступа? — И тебе нужно пропить месяц те таблетки, которые я тебе дала. — От которых у меня ребра разошлись? — Больше не разойдутся, — Шифра засмеялась. — Но люди слабые. Некоторые так пугаются, что потом всю вечность боятся крови, костей, или сами не знают чего. Поэтому я тебе дам и другие лекарства, которые помогут тебе это забыть. — Прозаично-то все на самом деле у фей, как погляжу: врачи, лекарства, аппараты, небось в мое сердце чип вставили, вот и знаете, когда и что у меня происходит, а? — Но мы же феи не из сказок, волшебных палочек у нас нет, — усмехнулась Шифра, а затем, отвернувшись, добавила: — Мы самые обычные феи.