В главной роли - Ли Чуно.

Феклуша сидела на краю лавки. В открытое оконце влетал ленивый ветерок напоенный полуденным жаром. Жужжали пчелы и где-то вдалеке был слышен скрип колодезного ворота. На коленях у Феклуши лежали позабытые пяльца. Сама же Феклуша, самозабвенно пересказывала накопившиеся новости. И то -два денька не видались. Варварушка слушала подругу не отрываясь от работы. Сидела она за большими прямоугольными пяльцами, что на пол ставятся. Иголка ловко скользила сквозь ткань таща за собой цветную нить. Вышивать Варварушка любила. Нравилось ей, как, будто по волшебству, на беленом холсте появляются узоры и все то, что она видела округ себя. Радовалась Варварушка, глядя на свою работу. И как не радоваться глядя на расшитые красными петухами потиральца, на распустившиеся невиданные цветы на рукавах и воротах рубах. Да и матушка довольна была ее усердием. Потому и покупала разноцветный шелк для рукоделия не жалеючи денег. А уж когда Варварушка восхотела вышить пелену к Рождеству и вовсе разорилась. Купила новые, большие пяльцы, из немчины привезеные. Речного жемчуга, да бисера муранского. Потому Варварушка торопится, мелькает игла в пальцах, ложатся на ткань стежок за стежком. Кабы успеть к Рождеству то. Но даст Бог, все успеется. Однако, руки заняты, а уши свободны. Слушает Варварушка подругу - Феклушу, а та и рада стараться. -А еще третьего дня Лишек вернулся с городу, - говорит с придыханием Феклуша. -Лишек? - рассеяно повторяет Варарушка, раздумывая, какого цвета нить выбрать. -Сын Тойво Чухонца. Он его к брату, в лавку, отправлял работать. За восемь лет до приказчика дослужился. А тут отец сказал хватит работничать на брата, чай свой дом есть. Ну он и вернулся. Да ты помнишь ли его, душа моя? Он еще в церквы пел. Лишека Чухонина Варварушка помнила нескладным мальцом. Со скуластым лицом, хитрыми глазками - щелочками, темными волосами, что торчали в разные стороны как солома. Пел он правда красиво, выводил на клиросе партии то звонко, то нежно и проникновенно. Сердце заходилось. -А какой он нарядный стал! - Феклуша прижала руки к груди, с восхищения. -Небось ты его видала? - подняла наконец глаза от вышивки Варварушка. -Нет, - вздыхает Феклуша, - то мне Агрофена, шорникова дочь сказывала. Тут Феклуша придвинулась к подружке поближе и понизила голос. -Сказывала она, водили оне ввечеру хороводы, а тут как парни налетели. Круг разбили. И ну за девками гоняться. А котору споймают, - тут Феклуша запунцовела, - целуют. Феклуша придвигается еще ближе и переходит на шепот. -А Лишек то, охальник, сказывала, все в губы норовил. Феклуша прижимает ладошки к горящим щекам, а Варварушка хмурится. Вот же - срамник. Привык к городским девкам, может там они сами целоваться лезут, да только здесь то деревня. Негоже по городскими порядкам тут себя вести, да и других парней на стыдное подбивать. Феклуша замолкает, видит - не по душе подруге сказанное. Вспомнила об оставленном рукоделии, что на пол успело упасть. Подняла, занялась. Да только долго сидеть в тиши Феклуша не умела, потому спустя малое время завела она песню. А Варварушка и подхватила. Тянется песня. Ложатся стежки вровень с песенными словами. За окном полуденное солнце заливает садик жаром, а в светелке прохладно, тихо и покойно. И наполняется душа светлой радостью простой и понятной жизни.

***

Другой раз про Лишека, Варварушка услышала от Агафьи и Лушки -девок, нанятых матушкой по дому помогать. Тот вечер Агашка с Лушкой сидели в кухне да пучки ароматных трав вязали, чтобы повесить сушить. А было то как раз после купальских праздников. Накануне они вернулись с гуляний далеко за полночь. Они и Варварушку с собой звали. Только матушка, почитавшая этот праздник бесовским, ее не пустила. -Ох и повезет той девке, что женой Лишеку станет, - проговорила Луша. Варварушка, шедшая мимо кухни, заслышав знакомое имя остановилась послушать. -Чай догнал он тебя вчера? - усмехнулась Агашка. -Да нешто я убежать старалась? - залилась смехом Лушка. -Ох, Агаша! Руки у него сильные, губы смелые, а глаза - горячие. Так и прожгли меня насквозь. До сих пор внутри все горит. Прижала Варварушка ладошку к губам. Что же за диавол стал, Лишек? И представился он Варварушке страшным чудищем с горящими глазами. Ох, свят-свят. Спаси-убереги, Господи!

***

Отец Михаил взопревший, раскрасневшийся - походи-тко по жаре в рясе, чинно взошел в горницу и перекрестившись на образа поздоровался с хозяйкой дома. Манефа Феодоровна статная, красивая женщина встретила священника склонив голову. -Благослови, батюшка. Перекрестив склоненную макушку, отец Михаил вздохнул. -Может квасу, отче? - от женщины не укрылась испарина и краснота грузного батюшки. -Хорошо бы, - согласно кивнул он. Хозяйка ушла, а отец Михаил снова вздохнул. Манефа, еще не старая баба, но в свернутых в кольцо косах на голове седины поболе чем у него. Да и то сказать, жизнь у Манефы не сладкая. А ведь помнил он ее другою. Юной и счастливой. Но было это до того, как Степан - муж ее, спасая мальчонку из полыньи простыл да и сгорел в неделю от лихоманки. А она, убиваясь по мужу, скинула ребенка, да и сама слегла. Месяц тогда проболела Манефа, но слава Богу оправилась. Да только с тех пор появилась у нее в волосах седина и перестала улыбаться совсем, сурова стала и к себе и к людям. Сватались к ней мужики, хороша вдовица да и в дому мужик нужон. Да только всем отказала Манефа. Самолично вела немаленькое хозяйство, ни лентяям, ни ротозеям спуску не давала. Одна радость была у нее в жизни - дочь, Варвара. Испивши холодного квасу, да поговоривши о ценах на воск, отец Михаил наконец приступил к делу ради которого пришел. -Тут вот какое дело, Манефа Феодоровна… Тойво Чухонец хочет, Лишека, сына свово, оженить… - священник замолчал, ожидая вопросов, но Манефа молчала. Отец Михаил крякнул от неловкости, вздохнул собираясь мыслями. -Я вот что думаю, Варвара и Лишек годами сходны. Семья у него хорошая, да и парень видный и работящий. Где найдешь жениха лучше? Манефа Феодоровна нахмурилась. -Хочешь, чтобы я свою ластоньку за нехристя взамуж отдала? -Да побойся Бога, Манефа! - вспыхнул священник, - Какой же он нехристь, то ли ты его в церкви не видела? -Абрамка, вона тоже в церкву ходит, да поклоны кладет, а по субботам все ж не работает. -Ты что ж, мне не веришь? - окончательно рассвирепев рявкнул отец Михаил. И тут же замолчал читая про себя молитву. Вот же вздорная баба, в грех ввела. -Ты, Манефа, носом не крути. Девке у тебя уже осьмнадцатый год, хочешь что б она в перестарках ходила? Али в постриг ее готовишь? Знал батюшка, чем задеть Манефу. Нипочем не отдала бы она свою единственную дочь монашенкам. Поджала губы Манефа Феодоровна. -Подумаю я над тем, - сказала наконец, - присмотреться к парню надобно, все ли так как ты говоришь. -Думай, Манефа Феодоровна, только смотри - не тяни. Тойво сына нынче по осени оженить хочет. -А чего это он торопится? То ли боится бедокурства от сына то? -Не ищи там, где нет ничего, Манефа. Хочет, чтобы сын остепенился быстрее. Качает головой Манефа и не понять, то ли согласна, то ли недовольна. И отец Михаил уже жалеет, что все это затеял.

***

В сенокос деревня безлюдела. Мужики и парни, девки и бабы которые в силе, детишки побольше, выезжали на покосы. Ставили шалаши, а на дальних лугах временные кухни, и жили там покуда всю работу не справляли. На дальние покосы матушка отправляла работников, сама не ездила и Варвару не пускала. На ближние же, дед Пафнутий, запрягши смирную Звездочку в телегу, возил Варварушку с обедом, который варили оставшиеся в деревне бабы. А уж вечерять косцы возвращались в деревню. Любила Варварушка эти поездки. И солнце, и приволье полей, и резная тень леса, и птичьи голоса. Глаз радуется и душа поет. Привезши обед, Варварушка сразу не уезжала. Пока косцы ели да отдыхали, проходила Варварушка по лесу, собирала душистую землянику. А уж после, собрав посуду ехала домой. Сегодня же дядька Касьян ее остановил, не дав пойти в лес. -Варвара, собири-тко поснедать, да отнеси на дальний покос. Парень там не захотел идти - время терять. -Конечно, дядько Касьян, - кивнула Варварушка. Завернула обед в холстину, уложила в туес. Туда же крынку поставила с квасом. Накрыла потиральцем вышитым. Да и пошла. Розовые свечи кипрея пахли ладаном. Медвяный, терпкий аромат лабазника мешался с горьковатым запахом донника. Воздух, налитый июльской жарой, густой от запаха скошенной травы и цветов, пьянил не хуже бражки. Варварушка даже глаза прикрыла вдыхая полной грудью - как же хорошо. На дальнем покосе увидала она одинокого косца. От жары, скинул он рубаху, и видно было Варварушке как ходят мышцы под загорелой кожей, как двигаются широкие плечи, как вздуваются вены на руках, скручивается тонкая талия. Никогда допрежь не заглядывалась Варварушка на парней. А тут глаз не могла отвести. И сама ж на себя разозлилась. Вот ведь - срамница, было б чего разглядывать… Не пошла она ближе, остановилась на краю покоса. -По здорову, молодец. Парень остановился, неторопливо повернулся. -По здорову, девица. Вытер косу травой, подошел к шалашу, повесил ее на скат, и повернулся к Варваре. -Не польешь ли мне? У шалаша, на солнцепеке, стояло ведро с водой и ковшом. Подошла, Варварушка, достала из туеска потиральце, на плечо повесила. Плескался парень с удовольствием, брызгаясь и пофыркивая. Варварушка лила нагретую солнцем воду ему на руки, на темную от загара шею, на широкие плечи и как могла - глаза отводила, себя ругала. И ведь парень то не знакомый. Не видела его Варварушка среди деревенских. Но и видеть то парней Варварушке было негде. На гулянки да вечорки ее матушка не пускала, а в церквы Варварушка и сама на парней не смотрела, головой не вертела, чай не за тем пришла. Парень умылся, вытерся поданным потиральцем. Рубаху надел. -Благодарствую, Варвара Степановна. Варварушка смотрит удивленно. Кто ж таков? Откуда ее знает? Опускается Варварушка на траву, достает припасы из туеса. Раскладывает холстину, на нее еду. -Отведай. Парень ест, а сам на Варварушку посматривает. Сидит Варвара, косицу треплет, цветы у ног разглядывает, на парня сердится. Чего уставился как на святую икону? Поел он быстро. Варварушка все остатки в туес собрала и прощаться уж собралась. -Не узнала меня, Варвара Степановна? - голос у парня низкий и словно бархатный, вздрагивает внутри у Варварушки что-то в ответ на него. -Не признала, прости уж. -Лишек я, Чухонин. Позабыла ты меня. А я тебя никогда не забывал. Лишек! Так вот каков он! Ни за что не признала бы Варварушка в этом статном, да красивом парне того Лишека, которого знала в детях. Что бегал к ней под окна, провожал от церквы, да пел, когда она просила. Смотрит на него Варварушка и наглядется не может. И с чего взяла Лушка, что горячие у него глаза. Смотрят его глаза с лаской из под темной челки. Обмирает Варварушка под его взглядом. Сжимается испуганным зайчонком ее сердечко. -Люба ты мне, Варварушка, - выдыхает Лишек. Хотел было ближе подойти, но вспугнутой птицей порскает Варварушка. Сейчас здесь была… и вот, только и видно - сполохи красного сарафана меж деревьями.

***

Покров ныне выдался бесснежный. Хотя ночью землю прихватывает морозцем и пару раз с неба сыпала мелкая белая крупа, но на земле она не залеживалась. С вечера Варварушка с матушкой ходили на всенощную, чтобы встретить праздник с Божьей благодатью. Вернувшись и поспав пару часов матушка пошла опару на пироги ставить, а Варварушка блинков напекла, да с молитвой по всему дому с ними прошла. А после с Лукерьей да Агафьей накрыли столы - чтобы все работники смогли сесть поесть. Варварушка пирогов в корзинку сложила, да по соседям прошла - угощение в Покров самое наипервейшее дело. Теперь, ввечеру, опосля всех забот сидит Варварушка за пяльцами. Да только замерла ее рука над тканью, задумалась она. После того разговора на покосе, Варварушка Лишека не видала. А после сенокоса отец его и вовсе в город отправил делами заниматься и нет его уже который месяц. Думает о нем Варварушка почти каждый день. Сладким томлением в груди отзываются его слова - не забывал, люба. Вздыхает Варвара - кабы свидеться на минутку, в глаза заглянуть - правда ли, не соврал ли. Но сердечком чувствует Варварушка - правду он сказал, люба она ему. Прерывает ее раздумья тихий стук в дверь. -Кто там? - спрашивает Варварушка. -Я это, Варвара, - в светелку заглядывает Лукерья, - выдь ко, ждет тебя там кое кто. -Кто? Кто меня ждет? - удивлена Варварушка, никого она не ждала. -Выдь и узнаешь, - темнит Лукерья, - пойдем ужо, а то Манефа Феодоровна как на грех проснется. Спешит неслышным шагом Варварушка за Лушкой по дому. А как к сенкам подошли, так Луша остановилась - кивнула на сенки, а потом с плеч платок пуховый сняла да Варваре на плечи накинула. -Посторожу я, иди. Стукну, как время придет. Вышла Варварушка в сенки - зябко, темно. Только и видно месяц в оконце малое. Вглядывается Варварушка в темноту. Чу, пошевелилось что. -Здравствуй, Варвара Степановна, - слышит Ваврарушка знакомый голос и сама не верит. -Ты ли это, Лишек Тойвович? - спрашивает она темноту -Я. Час как вернулся. И к тебе свидеться пришел. Ответь мне Варвара Степановна на вопрос сердечный. Люб ли я тебе? Ежли люб, так я сватов зашлю, а ежли нет… - затих голос. Стоит Варварушка ни жива ни мертва. Точно ли Лишек с ней говорит в темноте, а ну как нечистый пришел ее смутить? Страшно Варварушке, язык к нёбу ровно прирос, ничего сказать не может. И длится тишина, затягивает как водоворот. -Что ж, - подождав, говорит голос, - понял я все, не потревожу боле. Слышит Варварушка как идет кто-то к дверям, вот уж дверь на улицу растворились. И видно стало - Лишек это, не искуситель. Тут как отпустило Варварушку оцепенение. Охнула. -Люб! - выдохнула тихо. Услыхал ли? Услыхал, повернулся. -Люб? - переспросил. -Да, - шепчет Варварушка и заливаются щеки жаром. А дальше… Так и не поняла Варварушка, как он так быстро рядом оказался. Обнял, прижал. -Любушка моя, Варварушка моя, - шепчет, - люблю тебя. Больше жизни люблю. Дрожит Варварушка от таких слов, ноги у нее подгибаются. И так сладко ноет сердечко. -Замерзла, ласточка моя? - распахивает Лишек тулуп и полами обнимает Варварушку прижимая к себе. Тело у него горячее. Прижимается Варварушка ухом к груди парня, слышит как частит его сердце. Вздыхает счастливо. Так ей уютно в его объятьях так бы и простояла б до скончанья лет. Но в двери уже тихонько стучит Лушка. Размыкает руки Лишек со вздохом. -Иди, любушка, незачем матушку сердить. -Да… - хочется и Варварушке назвать его любым, да стеснительно, не решается она. Выскальзывает она из сенок и не помня себя возвращается к себе в светелку. И только там усевши на лавку прижимает ладошки к горящим щеками и радостно улыбается.

***

В церквы пахло березовыми дровами, горячим воском и ладаном. С морозцу, сладкий дух ее, казался тяжел, но быстро становился привычен и благостен. Рождество — радостный праздник. Да и как не радоваться — Спаситель народился. Радостней него, пожалуй, только Пасха Святая, да только Варварушка всегда больше любила Рождество. Пелена получилась красивой. Расшила ее Варварушка голгофскими крестами, молитвенным текстом, да звезду Вифлиемскую вышила. Закрепили пелену под иконой Рождества Христова. Мерцает она в свете свечей и вышитыя золотом и бисером звезда горит как настоящая. Довольна работой Варварушка и тем что успела - тоже. Людей на всенощную пришло много. Храм в деревне большой - трехглавый, с куполом и звонницей. И приходят на праздники в него не только деревенские но и жители окрестных сел. Люд нарядный, бабы щеголяют платками, девки расшитыми лентами. Мужики в праздничных вышитых рубахах. Отец Михаил тоже в праздничном облачении. Солидный, торжественный. Ведет службу обстоятельно, не торопно. Но почти не слышит его Варварушка. Все ее внимание на клиросе. Стоит там Лишек. В рубахе ею расшитой в тайне от матушки. И поет он так, что душа Варварушки летит вместе с его голосом вверх под купол. «Рождество Твое, Христе Боже наш…» - выводит Лишек закрыв глаза и слезы наворачиваются Варварушке на глаза. Да не ей одной, видит она как бабы, стоящие рядом, промокают глаза концами платков. Вот он каков, любый мой, вздыхает от восхищения про себя Варварушка. С покрова, еще три раза вызывала Лушка Варварушку в сенки. На третий раз Варварушка насмелилась. -Говоришь - не забывал, а сам девок гонял, да в губы, сказывают, целовал, - попеняла ему. -Так то играючи, не всерьез, баловство. А ты, что ж, ладушка, завидуешь никак? -Ничего не завидую, - бурчит Варварушка, - только ты уж больше не балуй. -Ты ж моя любушка, разве ж я посмел бы обидеть тебя? - шепчет Лишек. И наклонившись - целует. Обмерла, замерла, Варварушка, попыталась вырваться и сбежать, да куда там. Крепко держит любый, жарко целует. И разомлела Варварушка, сама прижалась ближе, вперед за его губами потянулась, да руки ему на шею закинула… «Ох-ти мне», - думает Варварушка, о таком да в церквы думать… Но что ж поделать, ежли ни о чем другом думать она не может? Видит Манефа Феодоровна как сын Тойво смотрит на Варвару. Видит как Варвара с него глаз не сводит. Видит на парне рубашку, дочерью расшитую. Видать по ночам работала, пряталась. Вот глупеня, нешто мать работу дочери не признает. Вздыхает Манефа Феодоровна, долго оттягивала она этот момент, да видно пришла пора. После покрова Тойво приходил - спрашивал, когда сватов засылать… Обещала Манефа подумать. Ну вот и ответ. И ведь когда спознались? Ведь Манефа глаз с дочери на сводила, а вот поди ж ты. Качает баба головой. Уйдет дочь из дому и останется она совсем одна. Но это уж как водится. Дочери - жить, а ей - доживать. Все ж таки уже тридцать восьмой годок.

***

-Здравствуй, батюшка, по здорову ли, матушка? Гости - Манефа и Касьян, перекрестились на иконы. -Благослови, батюшка. Голос у Касьяна низкий да густой, жаль петь совсем не может, в очередной раз посетовал про себя отец Михаил, привычным жестом перекрещивая склоненные головы. Покуда гости рассупонивались, а Касьян, утверждал на лавке большую котому, отец Михаил шугнул дочь Феклушу, дабы взрослые разговоры не слушала. А матушка София налила горячего сбитня пришедшим. Пока пили сладкий сбитень, говорили о погоде, да о видах на урожай. Касьян, как допил - откланялся. Крышу овина надо от снега почистить - кабы не просела, да сбрую подправить для Звездочки- завтра на базар Манефа Феодоровна собралась. -Ну, с чем пришла, Манефа Феодоровна, - понимает отец Михаил, не так просто зашла баба. -Да вот, - кивает на котому Манефа, - гостинцев принесла, Рождество как никак… Не побрезгуй. -Благодарствую, Манефа Феодоровна, - гудит отец Михаил. -Спасибо, Манефушка, - вторит ему матушка София. -А уж какую пелену Варвара вышила, - продолжает попадья, - не наглядеться. Такой красоты поди и в городе нет. Мягчеет лицом Манефа, приятно когда дочь хвалят. -Ты вот что, отец Михаил, - начинает она, - передай Тойво, пусть сватов засылает. Согласная я. -А вот за это хвалю тебя Манефа Феодоровна, богоугодное дело. -Не ради твоей похвалы, - супится Манефа, - ради дочкина счастья. Закипает отец Михаил, да тут матушка Софья вступает. -Конечно, Манефушка. Конечно ради дочкина счастья, как инако то, одна она у тебя. Да разумница такая. Вздыхает Манефа кивая. А отец Михаил уже о другом думает. -А скажи ко, Манефа, сама то сколь еще вдовая жить будешь? -А это уж не твое дело, отче, - вскидывается баба. -Да что ж не мое-то, когда мое… Плохо это, когда человек один живет, не по божески. -Да нешто просто все так, батюшка, - попыталась погасить спор попадья, - где ж мужика подходящего найти. -А чего искать, коли он под боком? Касьян-от, сколь лет он на тебя, Манефа, работает? И все бобылем. Нешто так просто? Хороший мужик, - расходится отец Михаил. -Да ты, смотрю, свахой заделался, отче? - цедит Манефа. -А хоть бы и свахой! - вскакивает с лавки священник. -Что ж делать то, ежли вы как кутята слепые не видите божьей милости! Теперь уж и Манефа с лавки встала. Накинула верхний платок, запахнула шубу. -Ну вот что, отче, ты лучше о дочери своей заботься. Я уж как-нибудь без твоей заботы справлюсь. Да Тойво скажи, пусть со сватами не тянет, долго ждать не буду. С тем и в сени вышла. -Ты подумай, - отец Михаил, кипя, повернулся к жене, - ждать она не будет. Будто лежалый товар продает, а не дочь взамуж… И тут же выдохнул, да перекрестился. Грешен…

***

В этот же год, аккурат после покрова, венчал отец Михаил две пары разом. Народу в церкву набилось - невидимо. Мать и дочь едино взамуж выходят - когда такое увидишь? Варвара и Лишек светятся счастьем, пылают румянцем. Манефа с Касьяном стоят спокойно и глядят ровно. Да только видит отец Михаил как изменился у Манефы взгляд. Ровно звезды в глазах зажглись. -Вот и славно, - думает про себя отец Михаил, а вслух продолжает читать молитву «Благословен Ты, Господи, Боже наш, священнодействия таинственного и чистого брака Совершитель, и супружества телесного Законодатель, непорочности Хранитель, житейских благ Распорядитель! Сам и ныне, Владыка, создавший в начале человека, и поставивший его царем творения, и сказавший: «Не хорошо одному быть человеку на земле: сотворим ему помощника, соответствующего ему»… Смотрит отец Михаил на одухотворенные лица людей, глядит в светящиеся чистотой глаза. И шепчет его душа простую истину - Бог, есть любовь. Бог - есть любовь.