***
Штурман брел по коридору, ведя пальцами по стене. Как же ему хотелось, чтобы это все было лишь порождением уставшего разума… Потому что если его с каждым часом обостряющееся чувство отчаяния имело под собой реальное основание, то… То что, мой полковник? Что бы вы тогда смогли сделать? Так же, как и сейчас — абсолютно ничего. Гелли выдала ему какие-то таблетки, он послушно их съел, но ничего не поменялось. Но была маленькая вероятность, что без них было бы еще хуже. Слишком маленькая, чтобы принимать ее в расчет. Дверь в кают-компанию. Кау-Рук отворил ее и заглянул внутрь. — Мой штурман. За столом сидел Ильсор, обложившись бумагами, между его бровей залегла глубокая складка. — Учите свой язык заново? — Кау-Рук остался на пороге. — Решил немного отвлечься, но не могу сосредоточиться. Кажется, забыл даже то, что вспомнил… Но это мои заботы. Вы сделали то, о чем я вас попросил? — Ага. Поел, — при этих словах Кау-Рук снова почувствовал на языке пепел и скривился, — Обследование прошел, таблетки получил. — И?.. Ильсор посмотрел на него с такой надеждой во взгляде, что штурман предпочел соврать. — Ну, вроде бы… немного поспокойнее. А результаты полного обследования Гелли сообщит, сказала, как только, так сразу. Ни лучше не стало, ни обследование ничего аномального не показало, о чем убитая горем Гелли сразу отрешенно и сообщила. Ей явно было не до менвитских страданий. Но Ильсор либо не распознал ложь, либо распознал, но решил не показывать, и одобрительно улыбнулся. — Что же вы так и стоите на пороге? Входите. — Нет. Пойду к себе, пожалуй. Кивнув арзаку на прощание, штурман закрыл дверь и пошел дальше по коридору. Обменяться бы сейчас с Ильсором тревогами… Что там его беспокоит? Гибель товарищей-подчиненных? Дурной менвитский штурман? Утраченные культура и язык? Освобождение своего народа? В любом случае, это все было просто и понятно. Особенно освобождение. Прилетел да освободил, дел-то на десять минут… Как же. Пожалуй, пусть каждый остается при своих печалях… Кау-Рук неожиданно призадумался. Что стало бы с менвитским бунтовщиком — понятно, черные камни. Но что сделают с бунтовщиком-арзаком? Разве были случаи, чтобы арзаков так казнили? Их вообще хоть как-нибудь казнили? Если раб что-то делал не так, и, насколько штурману было известно, все их «не так» были так же далеки от восстания, как Беллиора от Рамерии — максимум господский суп пересолил, то ему делали внушение и заставляли работать дальше. А вот с вами, мой полковник, такое не провернуть. Верховный, а такой незаурядной персоной, как вы, займется он лично, вытащит из вас всю правду о вашем участии в мятеже, и пойдете вы как миленький к черному камню, и зачитают вам приговор об измене, и ваш острый ум и не менее острый язык вам уже не помогут. У вас был выбор, полковник. И чью же сторону вы выбрали? Выбрали ли вы ее вообще?.. Внезапно взгляд зацепился за воду на полу. Все тягостные мысли мигом улетучились, сменившись недоумением. Кау-Рук озадаченно присмотрелся. Следы. Мокрые следы маленьких босых ног и капли воды вокруг. Тянулись цепочкой из жилого отсека и уходили в направлении стыковочного. Штурман пошел по ним, в голове роились предположения, но ни одно из них адекватно не объясняло ситуацию. Завернув за угол, штурман поднял взгляд и оторопел. Перед шлюзом стояла Гелли. Мокрая и абсолютно голая. Черные волосы, с которых капала вода, рассыпались по плечам, ее рука тянулась к рычагу, открывающему двери. За долю секунды Кау-Рук понял, к чему все идет, опрометью бросился к ней и схватил за запястья. Грубо потянул на себя, оттаскивая от шлюза. — Ты что творишь, дура?! — он взял ее за плечи и развернул лицом к себе. И тут штурмана пробрало до дрожи. Гелли смотрела сквозь него, в пустых глазах не было ни толики осознанности, лицо напоминало фарфоровую маску. — Гелли… Кау-Рук слегка встряхнул медсестру. Похлопал по щеке. Ноль реакции. Какой-то эмоциональный шок? У штурмана не было ответа. Сам он не рискнул бы ничего делать, даже если бы и знал, что. — Иди за мной. Кау-Рук взял медсестру за руку и развернулся, намереваясь отвести к Ильсору. И это было ошибкой. Удар пришелся прямо по шейному сплетению. Медик же, чтоб ее… От шока Кау-Рук разжал пальцы и упал на колени. Сзади раздались быстрые шаги и лязг закрывающихся дверей шлюза. Штурман попытался встать, но, пока силился совладать с телом, он услышал совершенно обычный, но такой страшный сейчас звук: система сигнализировала об открытии внешних дверей.***
Все трое оставшихся членов экипажа были в бывшей каюте Лон-Гора, в которой жила Гелли. Ильсор сидел, закрыв лицо руками. Артас ходил туда-сюда, то и дело поглядывая то на подвеску с изумрудом на тумбе, то на стоящего у стены штурмана красными от слез глазами. — Она сняла изумруд, пошла в душ, — Кау-Рук задумчиво постукивал пальцем по губам, пытаясь понять, что именно не дает ему покоя, — Отправилась в шлюз в чем мать родила… Под потолком загорелись сразу синяя, красная и зеленая лампочки, и раздался сигнал. — Полагаю, никто из нас не знает, что с этим делать? — тихо спросил штурман. Артас перестал нарезать круги по каюте и в упор посмотрел на Ильсора. — Вождь… Я не верю ни одному его слову. Да, ей было плохо, тоскливо, она чувствовала вину за наших друзей и за этого генерала… тоже… Но Гелли не могла так поступить. Просто не могла. — Но поступила, — Ильсор отнял руки от лица. Его глаза были не менее красными, но вместе с горем в них была теперь еще и бесконечная усталость. — Не верю. Она не могла. А вот он… — Не нужно, Артас. Штурман бы этого не сделал. — Почему, почему вы так уверены?! — Потому что врач — это последний, от кого бы я избавился, — подал голос Кау-Рук. — Лететь долго. Мало ли, что может случиться. Артас мог лишь возмущенно открывать и закрывать рот, как выброшенная на берег рыба. Ильсор со вздохом снова спрятал лицо в ладонях и покачал головой. — А вы оказались самым жестоким менвитом из всех, мой штурман. «228-й цикл. Скорость полета — неизвестная. Курс — неизвестен. Медсестра Гелли совершила самоубийство. Отказало еще 17 анабиозных капсул. Визуальные наблюдения выявили очередные исчезновения небесных тел, которые должны быть видны в этом секторе. Но автоматика показывает, что движение проходит в штатном режиме. Все члены экипажа подавлены, эмоциональное состояние критическое. Командир экспедиции, звездный штурман Кау-Рук».