Идиот

-Ты бы не ушла от меня, если бы я не бухал тогда? - идиот, кретин. И пришла зачем объяснить не может. С тех пор, как Прохор вернулся домой живым не могла ни дышать, ни есть, ни спать. Чего не хватает? Забытый пустой уголок в душе засветился, рассеялась тьма. -А ты как думаешь? - сколько слез пролила, прячась от маленького сына, который слабости бы не понял, он и не понял почему папа вдруг перестал жить с ними. А ведь Катя, даже решившись на развод, ежедневно ломала себя, чтобы вновь не поверить мужу, не кинуться в сильные руки. До чего осточертел ей тогда запах алкоголя. Его извечно весёлый вид. До ужаса, до белых пятен в глазах, что вновь и вновь слезились не поддаваясь разуму. И года прошли, мелькая, сменяя друг друга. А он был все тот же, что и раньше, а она, барахтаясь, выбивала из молока масло. Теперь уже и сын взрослый и мужчина хороший имеется, да только отчего так сердце сжимается стоит ему оказаться рядом. Глянуть своими бледно-голубыми. А когда его ранили на заданиях украдкой стираласа слезы и снова становилась сильной, снова становилась сама себе опорой. Он ведь все тот же, да только больше не бухает по вечерам с друзьями, а днем, как раньше пашет, как проклятый, забывая обо всех на свете и о себе тоже. Ухнуло вниз сердце: -Нам тогда было хорошо вместе, я до сих пор скучаю, - будто её собственные мысли озвучил, смотрит пронзительно, заставляя забыться, отринуть все. -И я, - сердце в обход разума выдало все то, о чем боялась даже думать. Непривычно и хорошо не чувствовать от него этого удушающего алкогольного запаха, не чувствовать на губах обжигающий вкус. Прежде он всегда был напорист, но отчего сегодня так медлит. Все целует и целует, словно впервые познает её. Свои руки дрожат, достигая пуговиц на рубашке. Дрожат и ноги, едва удерживая вертикально. С любовником рассталась, завела нового. Правильно ли? Не зря ли вновь пытаются - это будет завтра, сегодня лишь он и она. Под ягодицами размещаются тёплые руки, он усаживает её на стол, задирает юбку, оглаживая бедро. Медленно, так медленно. И дышит так тяжело, как загнанный в тупик зверь, ей не легче, ни на миг не легче. -Закрой дверь, - бормочет пользуясь последними каплями выдержки. Олег кивает, нехотя отстраняется и до чего холодно стало без этих рук, без этого дыхания. Он не спрашивает о её уверенности, не тянет время, чтобы не успела включить снова свою боязливую разумность. Завтра, все это будет завтра. В кабинете прохладно, он стягивает ее китель, тот стучит по столу металлическими пуговицами. Но чем меньше на них обоих одежды, тем сильнее тела пышут жаром. За спиной щёлкает чайник. Смешно, он же сказал, что они будут пить чай. Господи, как же скучала. По запаху, но касаниям. И трясёт не по-детски, почти колотит, его джинсы со стуком падают на пол, стало только жарче, губы гуляют по телу, изводят, выматывают. Да сделай же это, сделай! А он, словно услышав ещё больше возбуждает, ставит на пол, аккуратно стягивает колготки, теперь и они не стоят между ними, возвращает назад на прохладную твёрдую поверхность. Путает волосы на затылке, прикусывая и её, и собственные губы. Нет сил, никаких сил. Сама уже тянется к резинке боксёров. Олег закатывает глаза, едва её руки касаются кожи, но позволяет. Позволяет уже ей быть напористой и требовательной.       И все же, когда Катя притягивает его к себе, первым делом начинает растягивать её пальцами. Все, чтобы было хорошо, но она стонет недовольно, блуждает настырным языком цепляясь за его податливый. Второй палец. И вот момент единения. Даже подготовка не помогла сразу принять его. Крепче сжимает пальцы на плечах. Он замирает, осторожно движется, позволяя привыкнуть. Со временем все сильнее, все размашистее становятся движения, все труднее уже сдерживать себя и свои стоны. -Тшшш, - доносится до ушей тихий шёпот, ласкающий слух. Он весь её, здесь, сейчас, а она его. Вся без остатка.       Чуть позже она сидит закутавшись в его рубашку. С чашкой горячего чая и улыбается. Олег безмолвно обнимает то и дело возвращаясь губами к виску, где всякий раз от касаний воспламеняется кожа. И о чем будет завтрашний день вовсе не важно. И прохлада кабинета не страшна у него под боком. И говорить ни о чем не хочется. Кружка пустеет, Олег забирает её и ставит на столик неподалеку. Поднимает с пола упавший от движения плед, улыбается легко, беззаботно. В эту ночь она, наконец, высыпается. И лишь завтра будет жалеть о слабости, а сегодня: -Спи, родная